Русскую православную церковь подвергают масштабной критике, которая напоминает травлю. Главное обвинение сводится к тому, что в Церкви нет Бога, нет справедливости, а учение Христа подменено фарисейством и роскошью.
В принципе, ничего нового – такие утверждения всегда были частью антицерковной пропаганды, но в последние годы они, к сожалению, все чаще находят живой отклик среди людей, повергают в сомнение миллионы тех, кто поисках Бога находится на пути к Церкви.
Все громче раздаются призывы глубокой реформации православной церкви – мол, она должна стать ближе ко Христу и понятнее людям.
И здесь история будто специально напоминает нам, что нечто подобное ровно 500 лет назад – 31 октября 1517 года – произошло в Европе с католической церковью.
Монах-августинец Мартин Лютер запечатлел на дверях храма в Виттенберге требования в 95 тезисах с призывом к возврату ко Христу, отказу от церковной роскоши, от произвола римского папы...
Однако результат реализации этих требований оказался прямо противоположным. В итоге они послужили фундаментом для построения капитализма – сверхрациональной системы, в которой открыто провозглашено главенство материального над духовным, а личное обогащение возведено в ранг добродетели.
Такого ли «возвращения» к заповедям Христа жаждут недовольные современной Церковью? И понимают ли, куда вымощена дорога их благими побуждениями?
Но с другой стороны – осознает ли сама православная Церковь тот вызов, который вновь встает перед ней и всей Россией? И каков должен быть на него ответ?
Церковь небесная и земная
В каноническом понимании Церковь – это не здание или формальное религиозное учреждение, а тело Христа, живое единство в Духе Божием всех тех, кто стремится жить по заповедям Христовым.
Прежде чем оценивать ее жизнь, нужно постараться понять и принять Церковь именно с такой, духовной и религиозной, точки зрения.
Зачастую обвинения в фарисействе и всевозможных грехах исходят от тех, кто сам не способен принять это единство во Христе и просто придумывает себе оправдание.
При этом деятельность земной, мирской части Церкви как юридически оформленной религиозной организации, не говоря уже об отдельных священнослужителях, с которыми и сталкивается в повседневной жизни каждый православный человек, подвержена огромному влиянию греховного мира.
Люди в рясах живут не в безвоздушном пространстве, а в тесном контакте с обществом, где процветает культ денег, потребления и сомнительных развлечений.
Отсюда все эти тиражируемые СМИ случаи, когда священник в пьяном виде на дорогом авто провоцирует аварию, сбивает людей, а потом уходит от ответственности.
Однако наибольшее раздражение людей вызывают не частные огрехи служителей Церкви, а такие постоянные явления, как
торговля внутри храмов церковной утварью, платные услуги и роскошная жизнь иерархов – под этим видится коммерциализация Церкви и подмена заповедей.
На этом обвинении построена львиная доля антицерковной пропаганды, и, при всей ее лживости и разрушительности, следует признать, что она использует реальные недостатки современной жизни Церкви, земной ее части.
Однако попытка через эти недостатки низвести Церковь до некоей коммерческой структуры «ЗАО «РПЦ» – это намеренное опошление и примитивная манипуляция, которая говорит не о проблемах Церкви, а о нечистоплотности тех, кто с ней борется.
Выйдя из подполья и вернув должный статус доминирующей конфессии, Русская православная церковь стала, с одной стороны, самой могущественной религиозной организацией, а с другой – последней опорой нравственности и традиционной морали в стране, дорвавшейся до потребления.
Это могущество дало огромные возможности для восстановления разрушенных приходов, храмов и былого влияния на общественную жизнь, но вместе с тем – стало искушением и вызовом.
Нужно было не увлечься внешним сиянием, а честным служением привлечь к себе большинство тех, кто чувствовал себя православным, но не обрел себя в Церкви.
Удалось ли это?
Отчасти. При патриархе Кирилле Церковь приняла, наверное, самое важное решение в новейшей своей истории – вышла за церковную ограду и стала откровенно и на понятном языке говорить с невоцерковленным народом.
Против этого выступали поборники чистоты православия, однако это было крайне необходимо, поскольку
усилившийся голос Церкви отрезвил многих невоцерковленных и уберег от социально-политических глупостей.
В то же время не всегда этот голос достигал самых глубин человеческих сердец, поскольку к нему примешивался «звон злата» – та самая коммерциализация.
Простой и показательный пример: цены на свечки в отдельных московских приходах могут достигать 150–200 рублей, что у приезжих из глубинки вызывает оторопь – ведь это деньги, на которые они могут прожить день-два.
Сама по себе роскошь издавна воспринималась как богоугодная – богатые убранства церквей и иерархов обозначали восхваление Бога, его мощи и праведности.
Как в старину, так и сейчас это богатство принадлежит не конкретным священнослужителям, но всей Церкви, то есть всему народу. И весь народ нес самое дорогое, чтобы через богатство Церкви прославлять Бога, взывать к нему.
Недаром Владимир Высоцкий, относившийся более чем критично к Церкви, но чутко чувствовавший народную душу, пел: «купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал».
Однако в современном обществе именно богатство вызывает наибольшее раздражение против Церкви, и раздражение это растет.
Сам патриарх Кирилл с присущей ему откровенностью публично признал это:
«Сегодня, к сожалению, в молодежной среде мы наблюдаем рост негативного отношения к Церкви.
Происходит это, конечно, не на ровном месте, происходит это под влиянием того сильного и враждебного по отношению к Церкви информационного потока, который распространяется через социальные сети...
Единичные случаи таким образом подсвечиваются, чтобы создать образ Церкви, погрязшей в богатстве, грехе, безразличной к повседневным трудностям людей».
Кто знает, не появится ли в чьей-то голове идея однажды прибить к вратам храма Христа Спасителя несколько красивых тезисов
с призывом вернуться к настоящему христианству?
И где гарантия, что за таким крысоловом не пойдут тысячи тех, кто находится в поисках Бога и свернул с пути к Церкви?
Протестантизм или нестяжательство
К началу 1500-х годов Западная церковь погрязла в таких грехах, что это регулярно вызывало у людей стремление к протестам против римского папы – Джон Уиклиф в Англии, Ян Гус в Чехии, Джироламо Савонарола в самой Италии.
Однако только тезисы немца Лютера, благодаря печатному станку Гутенберга, обрели ту силу, которая подвигла миллионы католиков отказаться от старой религии.
В самих тезисах, если их прочитать в отдельности от исторического контекста, нет ничего сверхоткровенного и убийственного. Но, озвученные в тот момент, они задевали такие струны, которые мгновенно обрушали католические догмы.
К примеру:
«62. Истинное сокровище Церкви – это пресвятое Евангелие (Благовестие) о славе и благодати Бога.
63. Но оно заслуженно очень ненавистно, ибо первых делает последними.
64. Сокровище же индульгенций заслуженно очень любимо, ибо последних делает первыми.
65. Итак, сокровища Евангелия – это сети, коими прежде улавливались люди от богатств.
66. Сокровища же индульгенций – это сети, коими ныне улавливаются богатства людей».
Индульгенции – не самая страшная ложь тогдашнего католичества, но самая показательная и наглая: папа римский использовал греховность людей как средство обогащения курии, подменив собой Бога.
Собственно, это стало логическим следствием отхода от истинного христианства после разрыва с Восточной церковью.
Эгоизм фаустовского духа исказил историю Христа, подстроив ее под свои интересы, что не могло не привести к катастрофе.
Это была не частная, а системная ошибка всего западного христианства.
Однако протестантизм Лютера и Кальвина под видом возвращения к истокам не исправил эту ошибку, а как бы освободил от нее европейского христианина.
Ему дали понять, что отныне каждый вправе сам решать, что угодно Богу и что есть Бог. И это вызвало мгновенный эффект распада. Секты, которые существуют в любой религии, сразу получили статус церквей, и протестантские течения стали плодиться по мере появления амбициозных лидеров и общин, которые хотели проявить свою особенность.
Каждый почувствовал себя папой римским.
Но при всем разнообразии протестантских течений их объединяет одно – рационализм как принцип отношения к Богу и богоугодность материального успеха.
Да, богоугодность не роскоши (она как раз протестантами осуждается), а грамотного развития хозяйства, материального благополучия.
Со временем именно из этого добропорядочного бюргерства сформировалась не только экономическая система, в которой максимальная прибыль капитала стала главной движущей силой, уничтожившей миллионы не успевших приспособиться «дикарей», но и теория прогресса, примитивного позитивизма, фактически заменившего собой религию и отменившего грехопадение человека.
Нужно быть Максом Вебером, чтобы, заметив и досконально описав связь этики протестантизма и духа капитализма, не сделать вывод, что западная мысль после Реформации совершила странный кульбит: хотела возвращения к заповедям Христа, а пришла к идеям капитализма и прогрессизма, которые фактически затем и вовсе подменили Христа, совершенно четко обозначившего шансы богача достигнуть Рая.
Плоды той подмены 500-летней давности мы можем видеть сейчас на Западе. При колоссальном технологическом прогрессе и материальном богатстве – столь же колоссальная нравственная деградация, которая обесценивает этот успех и ставит многовековую прогрессистскую модель на грань катастрофы.
Вместе с тем в истории русской Церкви существует пример, когда те же проблемы решаются иначе, чем через примитивный протест и отказ от древних таинств.
В ту же историческую эпоху, когда зародился протестантизм, в начале 1500-х годов на Руси появилось так называемое нестяжательство.
Согласно проповеди Нила Сорского, для обустройства духовной жизни необходимо не протестовать и низвергать авторитеты, а преодолевать искушение через внутреннее самосовершенствование и некоторое упрощение быта, уходя от всяческих мирских благ и обеспечивая себя исключительно своим трудом, но отнюдь не через отказ от Церкви вообще.
Нил Сорский писал своему сподвижнику: «Не просто и не по случаям надобно нам поступать, а по Святому Писанию и по преданию святых отцов. Удаление мое из монастыря (Кириллова) не было ли ради душевной пользы? Ей, ради нее. Я видел, что там живут не по закону Божию и преданию отеческому, а по своей воле и человеческому рассуждению».
- Кириенко назвал протестантов неотъемлемой частью религиозного сообщества России
- Александр Разуваев: Реформация Церкви давно назрела
- Патриарх Кирилл раскритиковал лозунг «Свобода, равенство, братство»
Оцените разницу: протестанты призывали к познанию Святого Писания через человеческий разум. Преподобный Нил Сорский видел в этом главную ошибку и призывал к внутреннему деланию согласно Святому Писанию и преданию святых отцов, то есть через опыт Церкви.
В частном выражении применительно к уставу монастырей это выражалось в требовании к инокам преодолевать все мирское путем духовного делания, самостоятельно обеспечивая себя пропитанием (в то время монашеские поселения зачастую издревле использовали наемный труд поселенцев).
В то время как его оппонент Иосиф Волоцкий выступал за то, чтобы иноки шли в мир и работали с ним, совершали социальное служение, спасали мирян приобщением к духовному и физическому труду монастырской общины.
Эти два подхода на долгие века обозначили две грани русского православия, которые уравновешивали и дополняли друг друга при внешней противоположности.
Уже после смерти Нила Сорского его недобросовестные последователи превратили нестяжательство в политический инструмент против усиления Церкви, за что были дважды осуждены на церковных соборах.
Однако сам Нил Сорский был причислен к лику святых, а нестяжательство продолжает уравновешивать социальное служение церковнослужителей, если те чрезмерно увлекаются уходом в мир.
Подвижники и праведники
В 2000-е годы Церковь совершила мощный выход в мир, за ограду, к невоцерковленному народу – это и было современное иосифлянство, социальное служение.
В этот период многие узнали, что в Церкви служат образованные люди, способные на понятном большинству граждан языке говорить на животрепещущие и острые темы, не боящиеся полемизировать с атеистами на любых площадках, в том числе в интернете.
Большая аудитория узнала о таких богословах и священниках, как отец Дмитрий Смирнов, Алексей Ильич Осипов, архимандрит Тихон (Шевкунов), протоирей Владимир Николаевич Вигилянский, митрополит Иларион (Алфеев), Владимир Легойда и многие другие, вплоть до самого патриарха Кирилла.
Однако такой выход за ограду постепенно привел к излишнему обмирщению – и теперь требуется несколько обратное движение.
Но не замыкание Церкви в себе, а увлечение страждущих за собой. И не столько словами – к сожалению, в современном мире информационного пресыщения даже праведное слово теряет свою силу, – сколько делом, личным деятельным примером, подвижничеством.
В Церкви должны появиться те, кто сможет не на публику, но громогласно, не напоказ, но наглядно сделать нестяжательство новым образом жизни Церкви и всего русского народа.Без фанатичного отказа от мирского, но с акцентом на опрощение и духовную аскезу, на преодоление греховности мира через делание здесь и сейчас, на самопожертвование ради других.
Об острой необходимости православия в подвижниках патриарх Кирилл заявил еще в 2010 году:
«Скажу для кого-то совсем неожиданную вещь: мы очень нуждаемся в подвижниках; и нужно делать все для того, чтобы таких подвижников становилось как можно больше. Они, как локомотивчики, потянут за собой весь народ».
Локомотивчиков уже недостаточно, нужны настоящие атланты.
Искреннее движение души должно быть такой силы, чтобы захватить и увлечь за собой всех не определившихся на пути к Богу и Церкви, иначе их поманит за собой крысолов.
Но подвижничество может стать заметным только при ответном движении навстречу подвижнику – и здесь кроется главный вопрос: готов ли каждый из нас к обновлению?
По-настоящему ли хотим обрести себя во Христе – или только брюзжим на Церковь, чтобы прикрыть свою теплохладность?
