Зима 1944 года. Павловск стерт, сметен войной, неотличим от общего угнетенного пейзажа. Императорский дворец сожжен, мосты взорваны, старинный парк вырублен.
Да, между прочим, это еще и не Павловск – это Слуцк, в честь погибшей под Царским Селом революционерки Берты Слуцкой.
Решение восстанавливать Павловск прежде удовлетворения насущных потребностей – непоследовательно. Но оно разумно
И вдруг его начинают восстанавливать.
До конца самой страшной войны в истории человечества еще больше года. А в парке Павловска на пьедесталы возвращают статуи античных богинь. Ему возвращают императорское имя. С 1946 года из руин начинают поднимать, выколдовывать утраченный дворец.
А зачем? Им, что ли, больше делать было нечего?
Да к тому же после того, как советская государственность впервые получила совершенно бесспорное признание собственной легитимности. Тогда, в 1946 году, советское государство могло вовсе не иметь корней – оно было спасителем человечества.
Зачем было корячиться без острой необходимости? Лучше бы раздали деньги нуждающимся…
Но как раз в том и дело, что именно во время войны советскому правительству понадобились более глубокие корни, чем героические революционерки. И именно после победы у Советов уже не было необходимости в спешном сочинении новой мифологии для обоснования своего права на власть.
Только теперь и можно было встать с императорами вровень. Похлопать по плечу. Вернуть имя. Не страшно.
А кроме того, порядок и красота должны быть еще потому, что враг хотел и прилагал старания, чтобы наступили хаос и убожество.
Решение восстанавливать Павловск прежде удовлетворения многих насущных потребностей, где нужда больнее и острее, – непоследовательно. Но оно разумно.
Всякий раз, как в общественной дискуссии призывают руководствоваться «последовательностью», я начинаю тревожиться. Пример предельной последовательности – в том примитивном виде, как она понимается массово, – это «если Евтушенко против колхозов, то я – за».
Если «либералов корежит» – значит, непременно совершается что-то обнадеживающее для патриотов. Если «евреи заволновались» – значит, где-то хорошо для русских. Где? Да непонятно. Где-то.
Зима 1944 года. Павловск стерт, сметен войной, неотличим от общего угнетенного пейзажа (фото: Фотохроника ТАСС)
|
Вот написали мне недавно: если вы (то есть я) считаете, что бесплатный аборт лучше оставить только по медицинским показаниям и еще для женщин, переживших насилие, то «давайте будем последовательны» и признаем, что бесплатная медицина не должна быть для курящих и пьющих, они же сознательно наносят вред своему здоровью.
Я вижу продолжение этой цепочки.
Никакой бесплатной медицины – уж точно хирургии – для тех, кто занимается экстремальным спортом. Никакой бесплатной медицины для тех, кто ест много сладкого, соленого, жирного. Никакой бесплатной медицины для детей тех родителей, кто сознательно вступил в брак и родил ребенка от человека с высоким риском передачи наследственных заболеваний.
Никакой бесплатной медицины для многодетных родителей, «плодящих нищету». А что? Они знали, на что шли. Все последовательно.
Более того, страховые компании, заключая договоры, примерно этими соображениями и руководствуются: стараются учесть каждый дополнительный риск и «монетизировать» его.
Но если вы вдруг думаете, что я именно сейчас рассуждаю последовательно, – вы ошибаетесь. Существует и другая логика, этой совершенно противоположная. А именно: каждый человек имеет право на бесплатную медицинскую помощь. Каждый. И это – тоже последовательно.
Другой пример: убивать нельзя никогда, казнь – это тоже убийство, следовательно, смертная казнь недопустима даже для убийц. Вполне себе работающая и законодательно закрепленная на большей части «цивилизованного мира» логика.
Однако эти же цивилизованные страны «бомбят террористов», «проводят зачистки», и в это время риск ухлопать невинного человека, даже многих невинных людей – значительно больше, чем риск «казнить не того» по приговору суда.
Но смертная казнь под запретом, а на этот риск соглашаются, и судорог совести он не вызывает.
Последовательность – плохой инструмент, но как на свете без нее прожить? Ведь тогда, выходит, ни на что опереться нельзя?
Когда Иисус Христос говорил о левой руке, которая не знает, что делает правая, – он говорил о милостыне и щедрости. Он имел в виду хорошее. И в этом смысле был совершенно последователен.
Последовательность, имеющая смысл, – соответствие высказывания или действия его источнику. То, что у Христа было «о хорошем» – впоследствии, в употреблении ином и у иных, превратилось в символ бардака, разномыслия и двойных стандартов.
И то: даже Евтушенко иногда может быть «против колхозов», а сломанные часы дважды в сутки показывают точное время.
Что упрощает ситуацию?
Упрощает война, когда она национально-освободительная (как могло быть в Донбассе, если б целью была заявлена защита русских, русской идентичности), но не когда она гражданская (как в действительности было наворочено в Донбассе, где официально «одни украинцы воюют с другими украинцами»).
А больше ничего.
Крайней метафорой последовательности может служить ребенок, которого выплескивают с водой из ванны на том основании, что вода – гнилая и ребенок уже не жилец.
Вы можете сказать, что это неверно, потому что умный человек умеет отличить, где вода, где ребенок, и последнего ценит значительно выше.
Но это и есть самое сложное. Далеко не все в состоянии с симпатией относиться к чужим детям и отыскивать их в логике оппонента, которую соблазнительно – а иногда и очень легко – принять за гнилую воду.
Ничуть не лучше делать уступки неосмысленно, «потому что мама так учила», без понимания, что именно ты покупаешь уступкой и в чем именно уступают тебе.
Пример: сильный фактор, сделавший возможным массовые цветные миграции в развитые страны, – чувство вины белых за колониальную политику и за рабство. И это действительно было.
В то же самое время европейцы не вспоминают о том, что на протяжении многих веков существовало средиземноморское рабство, когда именно мусульмане захватывали европейцев в рабство, содержали их в жесточайших условиях…
Налицо уступка, которая делается бездумно, без памяти о собственном прошлом.
И, конечно, она не ценится: если сами иммигранты еще помнят, от чего они уехали, то их дети вырастают уже с мыслью «наши предки страдали от европейцев, европейцы должны нам за их страдания».То же справедливо и для России.
Вспоминать недобрым словом крымские набеги, татаро-монгольское иго – у нас чаще не принято, оттого Совет муфтиев может отчитывать московскую власть таким вот восхитительным образом:
«Без Золотой Орды не состоялась бы государственность Московского царства и в целом России, да и всей российской системы управления и государственности…»
А на прошлогодней ярмарке non/fiction я слушала, как представитель президента РФ по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой зачитывает наградной текст, вручая городу Москве диплом за (цитирую) «особый вклад в сохранение русской культуры в период ордынского... тут так написано... неправильный текст...» – дальше Швыдкой не стал читать. В общем, Москву непонятно за что наградили каким-то дипломом.
Самое смешное, что все это нагромождение суетливой лжи – не нужно. Если вы признаете татаро-монгольское иго – это еще не значит, что вы должны мстить современным татарам. Если вы помните о крымско-татарских набегах – это еще не значит, что всех нынешних крымских татар надо депортировать.
Если вы помните сталинские репрессии – это еще не значит, что вы должны проклясть каждый шаг Сталина и каждое его дыханье.
Если вы не уважаете и прямо терпеть не можете Солженицына – это еще не значит, что все, что он написал, – глупость.
И если вы гордитесь великой Победой – это еще не значит, что все, имеющее к ней отношение, должно вызывать гордость.
Быть может, перестать залезать в прокрустово ложе «или – или», где так легко лишиться головы или ножек, – это и есть единственная доступная нам последовательность.
ВЫ СОГЛАСНЫ С АВТОРОМ?
|
