Кто все эти люди?

Цель проекта – расставить акценты, помочь хорошим, но не всегда правильно разрекламированным картинам попасть на глаза зрителю. И если новые фильмы Ларса фон Триера или Дэвида Линча в весенних предвосхищениях не нуждаются, то таким лентам, как «Натюрморт» Цзя Чжанке или «Не хочу спать одна» Цай Мин Ляня, дополнительные восторги прессы не помешают.

Отметим, что наряду с азиатской триадой (помимо упомянутых лент это еще и «Проклятие золотого цветка» Чжана Имоу) на «Эйфории» показали и два российских фильма – «Ласточки прилетели» Аслана Галазова, а также «Внук Гагарина» Андрея Панина и Тамары Владимирцевой.

Сравнения с «понаехавшими» в Россию картинами они не выдерживают, что неудивительно. Нынешним российским кинодебютантам конкурировать с заграничными мэтрами невозможно. Но для того чтобы выяснить все эти тонкости, нужно описать картины, представленные на «Эйфории».

Ларс фон Триер – это самый главный босс

Триер ерничает, мошенничает репликами как купюрами, но делает это умело, по-плутовски, не оставляя следов

Фон Триер постарался удивить всех, и это у него почти получилось. Офисная комедия про самого главного босса равно удалена как от его знаковых лент прошлого века («Рассекая волны», «Танцующая в темноте»), так и от незамкнутого треугольника текущего столетия – U.S.A. («Догвилль», «Мандерлей» и …).

В новой картине он смеется над правилами игры, над внутренним расписанием человеческой жизни. Отправившись в путь с тезисом «Офис – это, конечно, скучно и серо», Триер добавил интриги. Он показал настоящего босса, который всем говорит, что шеф – это вовсе не он, а человек, живущий в Америке. Тем самым хитрец избегает ответственности за непопулярные решения.

Дабы заполнить вакуум власти, в директорское кресло сажают актера, который свои туманные измышления разбавляет монологами таинственного Гамбини (выдуманный автор, сочетающий в себе черты стиля Беккета и Пинтера).

Однако сюжет не столь интересен, сколь знаменателен отход режиссера от «Догмы-95». Никакой ручной камеры: компьютер произвольно выбирает угол освещения, фокусировку и др. Триер ерничает, мошенничает репликами как купюрами, но делает это умело, по-плутовски, не оставляя следов.

Он как будто бы говорит: «Вот это кино, которое вы сейчас смотрите, снимаю в принципе я, но самый главный Ларс фон Триер, он вот еще на подходе. Тот, серьезный и настоящий, мучить вас будет, подзуживать. Наслаждайтесь, пока я добрый».

И действительно, пока есть возможность наслаждаться общением с вроде бы «в доску своим парнем», странно было бы ругать его легкую ленту. Тем более что такой Триер мне нравится намного больше.

«А. Панин, мы Вас любили, а он?»

Кадр из фильма «Внук Гагарина»

«Внук Гагарина» подается аудитории как режиссерский дебют актера Андрея Панина. Отсюда все минусы его и достоинства.

Радует то, что отличный актер постепенно выбирается из черных рамок негативных героев. Панин сыграл скинхеда, неожиданно для себя проникшегося теплом и привязанностью к трудному подростку – темнокожему мальчику по фамилии Гагарин.

Расстраивает то, что вклад в российский кинематограф у фильма почти нулевой. Получился некий антипод «400 ударов» Франсуа Трюффо – как по остроте высказывания, так и по художественной силе.

«Внук Гагарина» – работа слишком осторожная, она не проговаривает до конца все те вопросы, которые могли бы быть подняты. По признанию съемочной группы, более жесткий финал был переписан под влиянием чувства самосохранения: «Ведь надо же дать зрителям надежду».

Режиссерский дебют Аслана Галазова, взявший первый приз на ханты-мансийском кинофестивале «Дух огня», посвящен излюбленной теме «проклятых поэтов»: взаимоотношениям начитанного наркомана и города, который его окружает.

Фокус здесь даже не в том, что французская поэзия у Галазова органично срифмована со столицей Осетии, вплоть до того, что главный герой говорит на языке русского перевода бодлеровских стихотворений в прозе.

Загвоздка вот в чем: Владикавказ, в отличие от многих российский городов, очень добрый и по-своему очень красивый. И относится к нему режиссер, как и к своим землякам, с любовью, с трепетом, с пониманием.

Противостояние город – герой в местных условиях принимает домашний, рембрандтовский характер, напоминающий «возвращение блудного сына». Оттого и фильм получился печальным, теплым, пронзительным и, несмотря на озвученные проблемы, вовсе не «депрессивным».

Внутренняя империя на стадии расширения

Кадр из фильма «Внутренняя империя»

«В кабаках, в переулках, в извивах, в электрическом сне наяву…» Как будто бы вторя Блоку, Дэвид Линч в картине «Внутренняя империя» воссоздает мучительную реальность. Делает он это в любимой неоспиритуалистической манере, подходя к старому ракурсу «фильм про фильм» с изнанки человеческого сознания.

Актеры играют в двойную игру. На невозможности понять, когда же идут съемки, а когда девушке с ушами, похожими на пельмени (Лора Дерн), видится всякая чертовщина, и построена чрезвычайно сложная и роскошная конструкция фильма.

«Империя» состоит из разросшихся снов и видений главной героини, связанных друг с другом посредством странных ассоциативных связей. Если, к примеру, в путаных фильмах мексиканца Гонсалеса Иньярриту герои находятся в некоем пограничном состоянии, то у Линча они эту грань уже перешли. Посему прежние законы причинно-следственных связей уже не действуют.

Время в картине Линча отсутствует как нечто неизбежно линейное. Оно то зигзаг, то обруч: то искривлено, то закольцовано. Вдобавок магическое пространство – с вечными лейтмотивами красного абажура и темного лестничного пролета – невозможно обозреть сразу и с одной точки.

Режиссер превращает предметы в эмоции. Несмотря на то что Inland Empire – это всего лишь название городка, в котором родился муж Лоры Дерн, трактовать его можно иначе. «Внутренняя империя» – внутренняя бездна чувств, находящаяся на стадии вечного расширения, это новые площади сознания, которые нам освещает маэстро Линч одним поворотом камеры.

Но на простой вопрос: «Где мы и кто все эти люди?» – мы не можем ответить даже после появления титров.

Новый фильм Чжана Имоу «Проклятие золотого цветка» – китайский глянец с повышенным содержанием адреналина в крови и золоте. Восток в работе Чжана Имоу выглядит именно так, каким его хочет видеть Запад. Все стерильно, выхолощено, позолочено, красочно.

Однако за всем этим павильонным великолепием у Чжана проглядывает настоящая драма. Каждая семья несчастна по-своему, и семейство китайских императоров не исключение. Интриги внутри венценосной фамилии сопровождаются неизменными пируэтами и схватками на мечах. Все так быстро, ярко и молниеносно, что дух захватывает. Тем не менее до самого конца ленты вас не покинет ощущение того, что фильм снят в красивой «поднебесной» теплице или в дендрариуме, где до сих пор растут лишь орхидеи да мандарины.

То, что с реальным Китаем у Чжана Имоу слишком мало общего, доказала работа Цзяна Чжанке «Натюрморт». В этой картине, укротившей «Золотого льва» Венеции-2006, показана совсем другая страна.

На юго-востоке огромного государства идет вечная стройка. Взрослый мужчина приезжает туда, где прежде был город, а теперь из-за лопнувшей дамбы лишь кусты колосятся поверх воды.

Он ищет свою семью – жену и дочь, но найти их на этом странном полигоне строительных испытаний почти невозможно. Внешность Китая меняется, как Протей: под ногами вода, воздух пропитан пылью. Местные телевизоры иронично показывают фильмы Джона Ву, напоминая о минувших днях.

Однако на вопрос: «Изменится ли начинка срединной империи в угоду глобализации?» – все-таки лучше ответить диалогом из фильма Чжана Имоу: «Многое можно изменить». – «Честно говоря, ничего изменить нельзя».

Матрас как средство передвижения

В новом фильме Цай Мин Ляня, снятом как будто бы через вуаль, герои почти не разговаривают друг с другом. И лишь касаются, ласкают, обмазывают кремом, таскают общий матрас от дома к дому.

«Не хочу спать одна» снят на сверхдлинных планах, похожих на растянутую вкусную макаронину. Девушка в ночлежке делит свой старый матрас с увечным китайцем, которого «обули» в Малайзии, ухаживает за ним, заботится и молчаливо борется за свою любовь, отбивая выздоровевшего бомжа от более перспективных соперниц.

Далекий от жанра социальной драмы, этот фильм тем не менее обнажает «нижний» мир Куала-Лумпура, мир нелегальных рабочих, для которых матрас не только единственная часть мебели, но и способ передвижения – как души, так и тела.

А красоту данной картины подчеркивает даже то, что мотылек в кулаке героя похож на цветок, высохший без воды.