Скромное обаяние нацизма на природе и в быту: в графстве Корнуолл, что в славной Англии, прошел аукцион, на котором представлены картины молодого и никому не известного художника Адольфа Шикльгрубера.

Двадцать одна работа (акварель и скетчи), которая могла изменить мир, – но не сделала этого. Бедный, бедный еврейский мальчик! Мало того что, согласно Эдмону Жабе, у него сложные отношения с литературой – с живописью у него тоже не сложилось.

Вот мальчик Адольф с детства грезил художествами, любил Франца фон Штука, собирался поступать в Венскую школу искусств, открыл ателье на улице, где жил Фрейд. Да не взяли – пятым пунктом не вышел.

Знаете такой советский анекдот: «Ну что, если меня зовут Мойша Рабинович, родом я из Бердичева, занимаюсь мелким гешефтом, вероисповеданием – иудей, так кто я, по-вашему? Француз?»

Вопреки закону о запрете на хранение и продажу памятных вещей, связанных с нацизмом, на аукционе в графстве Корнуэлл будут представлены работы неизвестного художника

Вот и Шикльгруберу не повезло – с фамилией, очевидно. На самом-то деле неудачливый художник родился с фамилией – Гитлер, вполне немецкой по звучанию, и другой никогда не носил. В отличие, кстати, от своего отца, который как раз носил фамилию Шикльгрубер, принадлежавшую матери, бабушке диктатора, благо был незаконнорожденным.

Уж как-то повелось, что политические противники Гитлера обзывали его «по батюшке», подчеркивая еврейские корни будущего борца за чистоту арийской крови.

В общем, в художники юного пейзажиста не приняли, пришлось ему, как человеку творческому, отдать силы литературе (книгу «Майн Кампф» он писал в тюрьме), а в дальнейшем – даже проектированию зданий и мебели (а этим занялся уже будучи фюрером – видно, с творческой обстановкой ему всегда не везло).

И вот теперь досадное недоразумение будет исправлено. Вопреки закону о запрете на хранение и продажу памятных вещей, связанных с нацизмом, на аукционе в графстве Корнуэлл будут представлены работы неизвестного художника, вписавшего-таки свое имя в историю ХХ века – правда, уже не совсем золотыми буквами.

Проходя военную службу в Бельгии, юный Адольф случайно забыл кое-какие свои работы на чердаке одного из домов (а может, и подарил кому – помните «Лисицу на чердаке» Роберта Хьюза, про чердачные гитлеровские дела), там они и были найдены некой бельгийкой в 1980 году.

Очевидно, почти тридцати лет ей хватило на то, чтобы осознать всю их ценность и выставить их на аукцион, уже ставший скандальным, как и все, к чему приклеивается звучная фамилия сублимировавшего творческие неудачи на политической сцене художника.

Прайс-лист и беспокойное наследство

Три лидера времен Второй мировой – Гитлер, Черчилль и Эйзенхауэр – баловались художествами, вот незадача!

Некий Билли Прайс из Хьюстона долгое время занимался компрессорами, наживал себе состояние и в ус не дул. А потом вдруг узнал, что три лидера времен Второй мировой – Гитлер, Черчилль и Эйзенхауэр – баловались художествами, вот незадача!

Чем черт не шутит, но случайных совпадений в мире не бывает, подумал он – и через несколько лет стал обладателем самой большой коллекции работ Гитлера, в 70-е годы составлявшей 28 картин и 5 эскизов.

Здесь нужно сразу оговориться, что Гитлер как-то упомянул о том, что за венские годы им было написано около тысячи картин. В мире же известно около трех тысяч, которые ему приписываются. Учитывая малую индивидуальность несбывшегося художника, его авторство трудно вычленимо в общем контексте неразборчивой мазни.

Но вернемся к Прайсу. Переломным моментом в истории его взаимоотношений с фюрером стал 1982 год, когда наследники Генриха Хоффмана, официального фотографа Гитлера, написали ему, что последний подарил их отцу четыре работы собственного авторства.

Потом они «застряли» в жадных до любого культурного наследия когтях американских спецслужб. Увы, на все запросы наследников о возврате подарков, благодаря печальной известности дарителя возросших в цене раз эдак в десять, Министерство юстиции давало жесткий ответ: «Правительство всеми способами будет препятствовать распространению нацистской пропаганды».

Видно, считали, что мазки кистью, характерные для этих работ, несут в себе заряд, равносильный заряду ядерной бомбы. Иначе как объяснить, что местонахождение их строго засекречено, а имя художника неназываемо даже во время судебных заседаний?

Америке, переснимавшей фильмов про пришествие дьявола, похоже, и вправду мерещится целый Дамиан в фигуре Адольфа. Иначе каким образом можно использовать дешевые акварельки в качестве доказательства «присутствия зла» на Нюренбергском процессе?

Это уже «молот ведьм» получается – ибо, по большому счету, ничего зловещего в «мазне» Гитлера нет. По большому счету, кто из нас не баловался в подростковом возрасте?

Тем более что эксперты признают: культурной ценности в работах нет; разве что «имя раскрученное», как это ни жестоко. Тем смешнее звучит утверждение Сибил Милтон, эксперта по истории нацистской Германии и холокоста, сделанное ею за год до смерти, что «фашизм может использовать безобидные на вид картины как маскировку, чтобы скрыть от глаз публики страшное зло нацистской Германии».

Поздно, да и кому оно надо…

Коллекционер с говорящей фамилией Прайс потратил 200 тысяч долларов на издание своего труда о Гитлере-художнике

После многих лет разбирательств между Техасом (где баталиями командовал Прайс) и Вашингтоном окончательного решения так и не было принято. Казалось бы, речь идет об обычной тяжбе по вопросам права наследия произведений искусства (люди они хорошие, да вопрос наследства их испортил) – ну, или относительного искусства, не всплыви тут печальное наследие и фашизма тоже.

«Нацизм – это ужас и зло, и потому нацисты не имеют никакого права на собственность», – такова позиция американских властей. Не только американских, кстати.

Коллекционер с говорящей фамилией Прайс потратил 200 тысяч долларов на издание своего труда о Гитлере-художнике – но книгу в Германии запретили, когда он отказался поместить на обложке текст об ответственности Гитлера за холокост.

Для Прайса это дело принципа: нужно отделять зерна от плевел, считает он, а потому он не упоминает ни слова ни об арийцах, ни о концентрационных лагерях – никакой политики.

В конце концов, мало ли какие этические положения художников нам кажутся некорректными?

Правда, никто из них еще не приводил целую нацию к полному краху – но коллекционер, как известно, лишен морально-этического кода принципов, и в его восприятии история однобока.

Прайс смотрит на деяния Гитлера-политика сквозь призму его творчества и недоумевает: где заканчиваются серые березки его акварелей и начинаются серые концентрационные лагеря? Где заканчивается Гитлер-творец? В какой момент демиургические амбиции заставили его от мира бумажного перейти к миру реальному? В какой момент бумажные персонажи, по выражению французского философа, оживают волкоголовыми всадниками, чтобы выжечь мир за собой?

В какой момент злой гений становится гением места? В какой-то степени логика американских властей верна: признавая за Гитлером художественный дар, мы признаем за ним и право кроить и перекраивать мир, тем самым оправдывая случившееся. И задумывался ли об этом Прайс?

Задуматься вскоре пришлось. В начале 90-х некто более щепетильный к памяти фашизма прострелил стул в офисе Прайса, и перепуганный коллекционер враз забыл о своей страсти и поспешил продать 24 гитлеровские картинки стоимостью 4 миллиона.

Впрочем, от судебного разбирательства он все же не отступил – требуя либо пресловутых акварелей, либо компенсации в полтора миллиона долларов. Вопрос принципа – в конце концов, смешно считать, что картинки фюрера могут спровоцировать новый всплеск фашизма – к тому же там всего-то четыре картинки.

Наоборот, настаивают адвокаты Прайса, люди должны видеть, что политическая фигура не может быть одномерной, и фашист мог создавать красоту, и люди должны знать об этом.

Кстати, сам Гитлер хотел, чтобы его произведения висели в галерее в родном Линце – эдакое маленькое тщеславие тиранства. Ну да, и невыразимая нелегкость бытия народа.

Что ж, американцы готовы пригласить всех в музей посмотреть на работы лидера нацистов, но возвращать их наследникам они не собираются. Вот как аукается скандальное наследство.

Аукцион третьего рейха

Не желая рисковать, организаторы объявили, что картины только «приписываются Гитлеру» – что не мешало газетам всего мира растрезвонить, что с молотка идет душа нацистской Германии

Не обошлось без скандалов и на недавнем аукционе, прошедшем в далеком маленьком Корнуолле.

Во-первых, за неделю до начала слепой арт-дилер Микки Хьюз, специалист по милитаристике Третьего рейха, объявил, что 21 картина, приписываемая Гитлеру, – подделка.

Стоит отметить, что сами аукционеры не могут внятно объяснить, почему ни на одной из картин не сходятся подписи. Подвергает он сомнению и время создания артефактов.

Провенанс коллекции широкой публики не разглашался, но в комментарии Guardian Хьюз сообщил, что «секретным источником» вполне может оказаться все тот же знаменитый фальсификатор «Кони Фишер», в 80-е годы подкинувший на арт-рынок фальшивые «дневники Гитлера».

С этой точки зрения феномен Гитлера в какой-то степени уникален. Посредственный художник, он тем не менее подделывается чуть ли не чаще, чем сам Пикассо, – с тех пор как в 1933 году стал канцлером Германии.

Аукцион Jefferys был известен скорее аукционами мебели, прежде чем год назад, среди прочей антикварной мелочовки, не выставил портрет почтальона, приписываемый Гитлеру и ушедший за 5,200 тысячи фунтов.

После этого к ним обратилась некая бельгийская старушка, унаследовавшая картины Гитлера, и карусель завертелась. Не желая рисковать, организаторы объявили, что картины только «приписываются Гитлеру» – что не мешало газетам всего мира растрезвонить, что с молотка идет душа нацистской Германии. Куратор аукциона Jefferys Йан Моррис честно признался, что не дал бы за картины и гроша ломаного.

К тому же нужно уважать и чувства покупателей – не всякий готов разглядеть фурор художника за маской фюрера. Тем не менее одна из картин, «Церковь Пре-а-буа», ушла за десять с половиной тысяч фунтов. Как ни странно, основную массу покупателей составляли русские и эстонцы.

В целом же аукцион принес 118 тысяч фунтов – вдвое больше, чем могли надеяться организаторы. Видно, раскрученное имя в нашу эпоху значит все же больше, чем то, что за ним стоит.