Антитерра

Смерть его была обставлена чудовищно театральным образом. Убийцы подъехали на роликах и нанесли ножевые ранения, которые оказались «несовместимыми с жизнью», хотя его коллеги из института Склифосовского пытались спасти его в течение шести часов. Он умер на рассвете 20 сентября. Евгению Лапутину было 47 лет. Он погиб на взлете литературной и врачебной карьеры. 29 октября исполнилось сорок дней со дня его гибели.

Евгений Лапутин делал в современной литературе невозможное. Он продолжал набоковскую линию, причем в позднем, призрачном – времен «Прозрачных вещей» – ее изводе. Своими романами он расширял территории той самой Антитерры, начало которой положил Набоков в «Аде».

Лапутинские тексты населены странными, полуздешними персонажами – шпионами несуществующих разведок, близнецами-двойняшками, полудамами полусвета, андрогинами всех мастей и конфигураций, игрушечными маньяками и настоящими пилотами геликоптеров. Вся эта гоп-компания кочует внутри сочинений по воле автора, который ведет их к открытому финалу с хирургической точностью. Собственно, только внутри текста хирург и писатель в Лапутине жили вместе. Его романы демонстративно антиактуальны. В том смысле, что из примет современной действительности в них можно найти лишь человеческие эмоции, на которых играет автор. Вся фантасмагоричность, парадоксальность и нереальность декораций в его романах «работают» только на то, чтобы выявить эмоцию и пошпионить за тем, как она ведет себя за рамками норм, принятых в обществе. Которые – нормы – Лапутин и обманывал, выстраивая лабиринты и комнаты кривых зеркал в своих сочинениях.

Лапутин во время операции

Насколько я мог заметить, Лапутин довольно презрительно относился к «литературному сообществу», справедливо полагая, что в «сообщество» собираются малоталантливые авторы, поскольку так, толпой, легче травить – и обороняться. На гибель писателя «литературное сообщество» ответило трусливым молчанием. Еще раз доказывая собственное ничтожество – и яркость его, Лапутина, таланта.

Несколько лет назад я выдвинул лапутинский роман «Мои встречи с Огастесом Кьюницем» (на пару с «Голубым салом» Сорокина, кстати) на Букеровскую премию. Мне казалось несправедливым, что в длинном списке премии будут отсутствовать два самых незаурядных писателя наших дней.

Наверное, это был единственный раз, когда Женя участвовал в «литературных игрищах», и то не по своей воле. Во всем остальном он оставался верен набоковским правилам – создавать в романах автономные миры, населять их вымышленными персонажами, управлять их жизнью по собственной прихоти, – и плевать на то, что по этому поводу думает история литературы.

И в этом смысле я за него рад.