Как пережили большой камчатский «землетрус». Часть I

– Малейшее колебание чувствую, – жалуется Вероника, жительница Петропавловска-Камчатского. – Села за стол – услышала самый небольшой тын-дын-дын – и встала. На кровать ложусь – тын-дын-дын – вскакиваю. Не могу уснуть который день.

За первые дни после землетрясения на Камчатке аппаратура сейсмологов показала примерно 500 «тын-дын-дынов». Если называть их по науке – то сейсмических событий, от ощутимых повторных толчков до самых малых колебаний, в обычные дни заметных лишь для ученых. Однако в эти летние дни под вечер на окраину Петропавловска в пункт временного размещения на Халактырском шоссе устремляются десятки окрестных жителей. Пешком, на такси либо на своих машинах – но с теми же обостренными чувствами, что и у Вероники.

– Здесь вам будет легче? – уточняет Анастасия Денишева, старший психолог Главного управления МЧС РФ по Камчатскому краю. Вопрос уместный: пункт – это контейнерный городок, удобства минимальны. Чтобы переночевать и утром покинуть ПВР – многого не надо, но мало ли.

– Вдруг есть ожидания, – поясняет Денишева.

– Это хотя бы первый этаж, – оглядывает контейнеры Вероника. – А у меня – седьмой.

Если что, оговаривается Вероника – например, вдруг мест в пункте уже нет, – то она не в претензии:

– Я договорилась на ночь с соседкой, переночую в ее джипе. Мы с собачкой моей – у меня метис, но к машинам очень бережный – свернемся и поспим. Но сегодня у соседки, а завтра где? – спрашивает Вероника.

И было ведь от чего.

Виктория Б., сотрудник администрации:

– Сильно затрясло, очень сильно... Значит, делаю как учили [при землетрясениях]: пойду и у стенки постою. Я подошла к стенке, а она взяла и сделала вбок. И я, как святая по воде – по коридору, будто бы земли не касаясь, потому что пол ходуном – побежала [со второго этажа к выходу]. Мне кричат: «Остановись, завалит». «А здесь не завалит?» – кричу. Не завалило, но я все же не смогла сделать, как [по правилам поведения] при землетрясении надо. Не доверилась зданию. А кто бы доверился?

Михаил Семенов, туристический проводник:

– Моя одноклассница в бизнес-центре на девятом этаже была. Молилась, крестилась. В какой–то момент упала на колени и заорала: «Пожалуйста, хватит». Не побежала, ничего – реально орала... Она записывала все [на телефон], мне потом показала. Стирать не стала: что было, говорит, то было, и стыдиться тут нечего.

– Стыдиться себя в критической ситуации вообще не надо, – подтверждает психолог МЧС Денишева. – А в такой – особенно. Понятно, что магнитуда – ну очень большая. И ощущаемость по баллам на местах при такой магнитуде будет… ну вот такой, какой она была. Мне самой было не по себе. А я человек местный. И в спасателях с 2013 года.

* * *

– Потряхивает, чувствуете? – Владимир Солодов, губернатор Камчатского края, смотрит в угол кабинета, где стоит кадка, а в ней – небольшой декоративный куст: тонкие стебли в коре и жесткие зеленые листья.

Куст – не сказать, что трясется. А вот листья и стволы шуршат, причем явственно.

– Я, работая здесь, ориентируюсь на этот звук, – объясняет Солодов. – Такой шорох [растения] – около пяти баллов. Нервничать не из-за чего, случается часто, продолжаем разговор…

Куст во время разговора – час, не больше – затрещит еще дважды. Все три раза – как у классика, «по пятерке на лицо»: магнитуда 5.3, 5.0 и 5.2, согласно измерениям краевого филиала Единой геофизической службы РАН.

В новостных заголовках эта серия толчков будет описана как «Три новых мощных землетрясения на Камчатке». Новых – потому что днем раньше в Петропавловске-Камчатском и его окрестностях было 8,8. В этих местах – первое подобное с 1952 года, как подчеркивают одни, либо с 1971-го, как поправляют другие. В любом случае 8,8 – шестое по мощности в мире за историю наблюдений.

Так что любой повторный толчок здесь – нынче – все равно что под лупой. Причем под всемирной.

– Прежде всего землетрясение магнитудой 8,8 сообщило нам, что на Камчатке все не так плохо, – подчеркивает глава региона Солодов, камчатский стаж – пять лет. – И мы, и приезжие любим поговорить на тему «все, что создано здесь природой, прекрасно, а все, что создано человеком», выражаясь мягко, несколько хуже.

Действительно, с эстетической точки зрения так и есть, признает Солодов.

– Но с практической, – продолжает он, – все то, что в целом создавалось на Камчатке десятилетиями – и если говорить о последней пятилетке, то лишь в контексте общего процесса, никак не выделяя и не отрываясь от него, – заслуживает пары–другой добрых слов...

Улица Максутова, центр города – максимум пара сотен метров до главной площади перед Авачинской бухтой. Пятиэтажки примерно полувековой выдержки. Между ними – одноэтажные деревянные дома, внешне – заплата на заплате. Понятно, что многоквартирные дома в этих местах – из сейсмостойких изначально. Но избы на Максутова – куда старше; «укорененнее», подсказывает Солодов. И трудно было предположить, что 8,8 переживет хотя бы одна из них. Тем более – все.

Неказистый «Питер» – так еще называют Петропавловск-Камчатский – выстоял целиком. Одноэтажный, пятиэтажный и многоэтажный, построенный от начала 1900–х и вплоть до 2020–х, – выстояло все. За исключением одного из позднесоветских детских садов – к счастью, незадолго до бедствия вставшего на ремонт: обвал части фасада, никто не пострадал.

– С этой серией [детских садов] предстоит разбираться и выявлять причины. Разберемся и выявим, – обещает Солодов. – А то, что – можно уверенно говорить – у нас не было никаких нареканий ни по водоснабжению, ни по водоотведению, ни серьезных претензий по дорогам, по электричеству, по всей коммуналке, – это делает нашему краю честь… Первое, о чем спросила меня [глава Роспотребнадзора] Анна Юрьевна Попова через несколько часов после землетрясения – о воде. В частности, она предложила рекомендации, как и что нам делать при порывах, которые ею ожидались наверняка, и подмесах, которые – по ее опасениям – тоже были неизбежны, чтобы избежать санитарных проблем. Но у нас не было ни порывов, ни подмесов – что подтверждают показатели...

Марина Неустроева, звукооператор:

– Мы выбежали, стоим около нашего [офисного] здания, выходит мальчик – со стаканом кофе. Все понадеялись, что там вискарь, потому что ведь оно скоро закончится, и захочется вискаря или еще чего–то. А он реально по пути наружу купил в автомате кофе. То есть, он ждал кофе, пока у него под ногами и вокруг все тряслось.

Татьяна Юхманова, сотрудник городского суда:

– У народа много сердечных приступов, давление скакало. Ребятенок у знакомых во время землетрясения родился, девочка. Наверное, счастливой будет – столько энергии земли передалось. Как в том кино, помните? «Я родился в тот год и в тот час, когда произошло извержение Везувия».

* * *

– Этот землетрус не был похож ни на что, – говорит Денишева, уже 12 лет работающая в МЧС.

Чуть пренебрежительное «землетрус» – элемент чисто камчатского форса при разговоре о перманентной камчатской стихии. Притом что каждая чрезвычайная ситуация, напоминает психолог, отличается от другой, при всей схожести отдельных моментов. По востребованности пунктов временного размещения ей, например, вспомнилось недавнее наводнение в Корякском округе – Пенжинский район, затопление села Аянка. Но там, говорит Анастасия, было куда меньше людей, и это раз.

– Второе – и, наверное, главное, – размышляет психолог–спасатель, – там люди все же северные и сельские. Привычные к тому, что их каждый год топит – ну, а в этот раз затопило чуть повыше...

– Ну и тут очередной землетрус, – пожимает плечами Александр, хирург Камчатской краевой больницы. – Просто чуть сильнее прежних. Что в июле, за десять дней до него. Что в прошлом августе. Или два года назад весной. Это я только крупные беру…

– Все равно не так, как сейчас, – заочно спорит с хирургом Денишева. – Интенсивность совершенно другая, несколько минут, а не десятки секунд… А ведь когда речь заходит о том, что человек никак не может контролировать, его тревога усиливается. И совладать с масштабом матери–природы тяжелее, когда мы не можем на нее повлиять.

– Это да, – согласен врач Александр. – Куда тут на эту мать влиять. На ногах бы устоять.

* * *

Первый толчок случился между одиннадцатью и полуднем. В пересчете на хирургию – самое время плановых операций. В любой будний день, включая ту самую среду. Что в онкодиспансере – где в операционной работали камеры, и мужество тамошних хирургов увидел буквально весь мир. Что вот в Камчатской краевой больнице – где во время большого «землетруса» одновременно работали сразу несколько операционных, а камер не нашлось ни в одной.

– Собственно хирургия, урология, челюсти [челюстно-лицевая хирургия], травма[тология], рентгенохирургия, – подсчитывает Олег Кузьменков, замглавврача по хирургии. – Пять операционных, пять бригад. И две реанимации – в одной шесть пациентов, в другой десять. Все тяжелые, нуждаются в интенсивной терапии. Это означает, что коллеги-врачи [во время землетрясения] никуда не пошли. Потому что некуда, от пациентов-то.

– Не снято – не было, – говорит хирург Александр, в очередной раз отказываясь сообщить свою фамилию. Хотя большого смысла отделять себя от коллег, попавших на мировые экраны, нет. Представления на награды ушли из краевой администрации в Москву на всех, кто оперировал во время землетрясения – что под камеры, что без них.

Впрочем, об операции хирург как раз рассказывает подробно: большая вентральная грыжа, пациенту 47 лет, он участник СВО.

– Неоднократные ранения и операции – желудок, почка, – объясняет доктор. – Когда все это началось, операция где-то час шла. Мы проводили мобилизацию мышц передней брюшной стенки – подготавливали площадку для установки эндопротеза.

Вся операция продлилась два с половиной часа. Здесь просится формулировка «с учетом перерыва на землетрясение». Вот только никакого перерыва не было.

– Я – оперирующий, мой ассистент, двое анестезиологов, моя операционная сестра и санитарка. Итого шестеро, – подсчитывает хирург Александр личный состав. – Мы с ассистентом удерживали пациента, чтобы он не упал со стола. Анестезиологи – по специальности. Младший медицинский персонал держал оборудование. Толчки уменьшились, и мы продолжили операцию как таковую.

– Именно когда уменьшились, а не прекратились?

– Уменьшились. Откуда мы знаем, сколько еще ждать, когда оно соизволит прекратиться? –интересуется Александр. – Не прекращается и не прекращается. А пациент – вот он, раскрыт…

– Протоколы на случай землетрясения? – переспрашивает Владимир Морозов, завотделением травматологии Камчатской краевой больницы им. Лукашевского и оперирующий хирург. – Телами прикрываем рану, чтобы сверху на пациента лампа не упала. То есть, вдруг если упадет – то нам на спины, а не на пациента.

Лампы здешние – массивные, широкие, хирургические, – разумеется, пережили множество камчатских «землетрусов». Устояли они и при ударах от нынешней магнитуды. Однако в любом случае, добавляет доктор Морозов, какая–то побелка с потолка сыплется, «а она в открытой ране совсем ни к чему, поэтому прикрываем».

– У больной перелом ноги, – описывает доктор свою плановую операцию того дня. – Только закатили [в операционную], начали анестезию – как произошло. Мониторы держали, оборудование. Все же сыпалось–валилось, а мы, получается, не давали. Больше двух минут качало, но ощущение, что всю вечность.

На эту тему
• В результате землетрясения в Турции обрушились 16 зданий
• Ученый Шестаков: Сдвиг Камчатки прошел неравномерно
• Академик оценил последствия сдвига плит после землетрясения на Камчатке

Паники, вспоминает Морозов, не было:

– Выбегали, конечно, коллеги из здания – те, кто не в процессе был, не в операционной. Мы их из окошка видели. Но потом они успокаивались и заходили обратно. На следующий день все пришли на работу.

– А вы думали, что надо бежать?

– Ну вот ты хирург. Стоишь в операционной, во время процесса, весь в стерильном. Куда ты побежишь? – интересуется доктор. – И если начнется – чего это даст?.. Вот больная – та стрессанула, конечно. Ей-то вообще бежать некуда.

* * *

– Любой человек при землетрясении испытывает панические порывы, – уверен губернатор Солодов. – Тем более в нашем случае: длительный толчок и сильные колебания… Я был на КП, где ощущались – как потом выяснилось – наиболее сильные толчки, до семи баллов. Но все, что происходило у нас во время землетрясения, было очень четко, очень стойко и очень профессионально. Символ этого – прежде всего, беспрецедентное поведение наших врачей, попавших на видеокамеру…

Прецедент, если что, как раз есть. Причем сравнительно недавний и тоже дальневосточный. Четыре с половиной года назад в Благовещенске в кардиоцентре случился пожар. Оперирующая бригада – с помощью пожарных и коллег, всячески ограждавших операционную от огня, – успешно закончила шунтирование, все живы, включая пациента.

– Просто это одна операция, – напоминает Кузьменков, замглавврача в Камчатской краевой больнице. – А у нас – получается, все. Во всех больницах, где в этот момент работали хирурги, реаниматологи, экстренные медики…

– Есть очень много хирургов, которые пока что известны не настолько, как эти хирурги, – Солодов перематывает видео из онкодиспансера. – А они – такая же часть того, о чем сейчас говорит весь мир: сила, стойкость и выдержка камчатских врачей. И шире – всех жителей Камчатки.

* * *

Лариса К., работник салона красоты:

– У меня три кота сибирских. Банда такая. Еду домой после всего, думаю: «Ну все, там на них телевизор упал» – мы недавно купили, гигантская такая дура, – «и три бесчувственные тушки лежат». Захожу в квартиру – и вправду тишина. «Коты», – говорю. Тишина. Захожу на полусогнутых, уже всякое совсем плохое подозреваю – а вот же, лежат втроем на кровати, храпят. «Ну ни фига себе», – думаю. – «Землетрясение же, заразы. Вы нормальные вообще? Весь город на ушах, а они дрыхнут». Нам бы так!

Владимир Морозов, хирург:

– Ну, если честно, после всего жена заставила на дачу съехать. Я бы не стал, там 30 км до города, добираться дольше. Но четвертый этаж у нас, и она настояла. Когда у близких ощущения и опасения, надо уважать и прислушиваться. Особенно когда дело–то сделано.

Борис В., водитель:

– От нас непосредственно отвалило – значит, живем дальше. Если постоянно думать о том, как у тебя весь грузовик минут пять под ж***й подскакивал [при толчках], то сам с ума съедешь.

– Вот так, как Борис – просто «не думаем, живем дальше», – лучше не делать, – советует психолог Денишева. Прием жителей Петропавловска-Камчатского – тех, кто через несколько дней после «большого землетруса» предпочитает переночевать хоть и в контейнерах, а на первом этаже, – завершен. Значит, можно вернуться к наблюдениям из области психологии. Тем более, нынче все вполне очевидно. Переночевать где-нибудь за городом – хоть в машине, хоть на даче у себя или у друзей, хоть вот в контейнерах у спасателей, но лишь бы не в городской многоэтажке. Пожалуй, это одно из наиболее массовых желаний августа в Петропавловске-Камчатском.

– Одна женщина объясняла: «Вроде не страшно, но пятый этаж на сопке. Ощущение до сих пор, как будто в поезде еду, хочу поспать», – пересказывает Анастасия. – Еще одна так сказала: «У меня трещина в подъезде. Знаю, что косметическая, но пока проверят характер, пока заключение сделают – не хочу рисковать. А это долго».

– Мужчины-то приезжают?

– Общеизвестно, что вы начинаете обращаться за помощью, только когда совсем невмоготу, – нейтральным тоном продолжает специалист МЧС. – Даже когда боитесь, то ночуете в машинах, а не здесь. Даже когда очень боитесь, то все удерживаете в себе. А не надо держать, потом сложности будут – не разгрести…

Чуть позже Денишева признает, что мужчины тоже обращаются – и за помощью к ней и ее коллегам, и за ночлегом в пункт.

– Но все не наши, вот в чем дело, – уточняет она. – Туристы, переведенные, командировочные. В общем, совсем морально не подготовленные...

– Вот, – говорит Дина Кузыр, заместитель главврача Камчатской краевой детской больницы по медицинской части. – Мой случай как есть: переведенная я. Первое землетрясение в моей жизни – и сразу такое.

У доктора Кузыр – муж-военный, за которым она и переехала на Камчатку. Четверо детей, от пятнадцати до четырех лет. По работе – повезло, говорит она, что операций не было. Ни плановых, ни экстренных, никаких.

– Совещание должно было быть в половину двенадцатого, у меня народ уже собирался перед кабинетом, – вспоминает Кузыр. – Учитывая, как быстро коллеги разбежались по стенкам – безопасным местам, я поняла, что творится какой-то кошмар…

Июльское землетрясение за десять дней до «большого землетруса» – стало быть, небольшое: магнитуда 7,4, по теперешним меркам не о чем говорить – доктор Кузыр пропустила. Была в отпуске на другом конце страны, в Калининграде. Так что ей пришлось начинать экстренное медицинское администрирование сразу с 8,8.

– Для начала, – сообщает замглавврача детской больницы, – педиатрия, отделение патологии новорожденных детей. Мамы с младенцами недоношенными. 14 пациентов. Потом – реанимация. Там младенцы, экстремально низкая масса тела: каждый с ладошку размером. Таких четверо. И еще двое постарше.

Со старшими, говорит доктор Кузыр, вышло сложнее, чем с маленькими экстремальными:

– Семилетняя девочка [в реанимации] плакала-рыдала. Но отключить на время было можно. Но на время. И когда перестанет плакать и рыдать. Укутали в одеяло, вынесли на руках из здания, обихаживали всячески в экстренном порядке. Как и мам с младенцами, и всех остальных. Вывести на безопасное расстояние, если надо – укутать, обязательно присмотреть. Все было четко, огромное спасибо коллегам.

Что же касается тех, кто с ладошку, то там, по мнению заместителя главврача, все было просто. Потому что никаких вариантов действий, кроме одного, ситуация не предусматривала.

– Все сотрудники – санитарки, медсестры, три доктора – сидели в отделении реанимации, – говорит Кузыр. – И каждый держался за свой кувез (специальный реанимационный контейнер для младенцев. – Прим. ВЗГЛЯД).

– Прикрывая собой?

– А что делать? – спрашивает врач. – Их же, кувезы эти, с места сдвинуть нельзя. Каждая ладошка в особом тепловом режиме, который не должен меняться. Какая-нибудь трубка отойдет – и плохо может быть, очень плохо.

Куда хуже, по ее признанию, стало потом, после всего. Когда пришло понимание: если со зданием, не дай бог, что – погибли бы и «ладошки», и взрослые. Доверие к камчатскому строительству Кузыр, пережившая свой первый «землетрус», обещает выработать «в самое ближайшее время».

– Плитка обвалилась, в патологии новорожденных розетка полыхнула… Техников ждем, чтобы оборудование посмотрели. Его много, оно дорогущее, спасибо нацпроекту. Может, будут последствия. А пока вроде хорошо справились все – и постройки, и мы, – констатирует доктор Кузыр. В очередной раз надеясь, что сейсмических случаев такой мощности и силы на Камчатке более не будет.

Впрочем, на это надеются все.

* * *

– Патология новорожденных – первый этаж, отдельный вход – вынесли своих детей, – продолжает рассказ об эвакуации Кузыр. – По машинам расположили, кто в свои, если здесь, кто к врачам. Потому что для самых маленьких было холодновато, нужно помещение, пусть и такое.

Итого эвакуировано было 74 ребенка:

– В соматике – в отделении, то есть – дети постарше, поэтому стоял визг. На всю больницу. Идешь по лестнице – и думаешь: оставляем здесь или выводим? Как решили, так решили: первая волна выхода [наружу], потом, когда чуть–чуть успокоилось – вторая волна. А визг в ушах до сих пор.

– Почему «решили», разве нет протокола на случай землетрясения?

– Есть, – говорит доктор Кузыр. – И учения неоднократные были. Даже я, которая на Камчатке без году неделя, поучаствовала. Когда стучит – принять безопасное положение у несущей стены, переждать. Закончатся несколько секунд стуков – выходить всем, кто не на аппаратах [в реанимации]. И потом два-три часа не заходить.

В случае с большим камчатским «землетрусом» все вышло не по протоколу:

– Настолько сильно и долго трясло, что выбор другой. Остаться ждать, пока толчки прекратятся – с риском обвала стен, потому что трясло чем дальше, тем сильнее, – либо эвакуироваться всем, кому можно. Оставив тех, кому нельзя. То есть, реанимацию и самых маленьких в кувезах. Как вы понимаете, – Кузыр смотрит прямо в глаза, – выбора нет. Здание тряслось, машины тряслись, улицы тряслись… Земля тряслась, в буквальном смысле.

Видимо, новизна ситуации помогла доктору Кузыр запомнить приблизительно все, чем она командовала. И главное – как:

– Вот эвакуировались все. Кому-то из ребят звонит мама в панике, а остальные слышат. Отводишь человека в сторону, берешь у него трубку, разговариваешь с мамой, – вспоминает доктор. – Тут кучка детей собралась – всем страшно, так они еще друг друга пугают. Разобщаешь эту кучку... Детей сюда, родителей сюда, одного доктора – к тем, другого – к этим. Ребенка с острым животом – от страха – поглядеть, второго со стрессом поглядеть, третьего, четвертого… Котлету тому, котлету другому, котлету родителям, котлету всем – спасибо нашей кухне, разложили без посуды на хлеб; не по СанПиНам, знаю, но стресс еще и заедать надо… Да, и еще ответить своему детскому саду – звонят же, чтобы я младших детей своих, которым четыре и шесть, забрала немедленно, потому что у них тоже ведь трясет!

– Коллеги из детской [больницы] – особенные молодцы. И у нас в хирургии, и у них с самыми маленькими – при любом землетрясении лучшая держалка – это человек, – уверен хирург Морозов. – Ничего более эффективного не придумали и вряд ли придумают.

– Сегодня проводили идентичную операцию, опять потолкались, – сообщает хирург Александр. – Ничего не падало – и толчки меньше, и хваталось уже гораздо лучше, чем накануне. Стресс – еще и опыт!

Время вопроса из серии «как жить после стресса?» в случае с доктором Кузыр и ее детьми еще не пришло.

– Мы на пятом этаже живем. Чемодан в машине лежит. Если что – переночуем где угодно. Теперь мы готовы, все вшестером.

О готовности детской больницы к подобным событиям она рассуждает куда более подробно и профессионально:

– Пережили. Выводы сделали. Мозговой штурм среди сотрудников провели – что у кого на каком участке можно улучшить. Здесь замки, щеколды – неудобные, поменять. А тут лучше перепланировать, чтобы удобнее выходить или, наоборот, держать на месте. А вот там – укрепить, чтобы дверь не заклинило, если что… Объединились люди, все мелкое забыли, а истина осталась – то, ради чего мы здесь, в больнице, собрались. За это спасибо отдельное.

* * *

– Мы уже осмотрели свои операционные, поглядели палаты. И сами, и вместе с Владимиром Викторовичем [Солодовым] – приехал к нам почти сразу, – говорит Кузьменков, главный по хирургии в Камчатской краевой больнице. – Будем рады любой помощи.

– Конкретно какая требуется?

– А конкретно – совесть надо иметь, – вдруг говорит доктор Кузьменков. – Оборудование у нас все целое. Люди все целые. Оборудования достаточно, люди у нас замечательные. Косметический ремонт в палатах – сами справимся. Чего просить, чего наглеть? Стране и без нас забот хватает, вот правда...

– Краевая больница и аэропорт – как раз тот случай, когда стремление к красивости может сыграть злую шутку, – возвращается к урокам нынешнего землетрясения Солодов. Имея в виду навесные потолки в одном случае. И сорвавшиеся из–под свода аэровокзала декоративные панели – в другом.

С потолками примерно понятно. Навес – и на Камчатке навес, особенно когда он легкий и при обрушении бед не наделавший; «картинка [выглядит] куда ужаснее, чем реальность», – уверяют в больнице. Ушибов и ссадин у пациентов нет, кого можно – отправили по домам, «два десятка было, шестеро осталось», докладывают врачи. А в трех пострадавших палатах затеяли ремонт, причем скорый и небольшой. Во-первых, по характеру повреждений. Во-вторых – и это, пожалуй, главное и наиболее ожидаемое, – краевую больницу ожидает скорое заселение в новые корпуса. Хэппи-энд эпохального камчатского долгостроя, стартовавшего в конце 2000-х.

Не то, однако, с новехоньким аэровокзалом в Елизове – где одна из массивных панелей серьезно ушибла пассажирку.

– Руководители аэропорта доложили мне, что все конструкции проходили согласование с НИИ [имени В. А.] Кучеренко – всероссийским строительным институтом, специализирующимся на сейсмостойкости и других подобных вещах повышенной для нас важности, – сообщает губернатор Солодов. – Я сказал коллегам, что очень уважаю НИИ Кучеренко – и нисколько не лукавил: это очень мощный, очень умный научный институт.

Но критерием истины, напоминает Солодов, является практика.

– А на практике выходит, что согласованные панели не выдержали испытания камчатским землетрясением магнитудой 8,8. Это значит, что практику надо менять. И вообще, – предлагает Солодов, – давайте наконец о плохом, пожалуйста.

С плохого вторую часть и начнем...