Как один из прототипов Штирлица выиграл свою личную войну с фашизмом

Лев Маневич родился 20 августа 1898 года в черте оседлости, в городке Чаусы под Могилевом – в бедной семье мелкого служащего Исроэла-Хаима Абрамовича Маневича. Старший брат Льва Яков связался с революционерами – это было обычным делом в Российской империи, где евреи жили на положении угнетенного меньшинства. В декабре 1905-го в Бобруйске вспыхнуло восстание, за участие в котором Якова Маневича приговорили к каторжным работам.

Но в 1906-м Яков сумел бежать с каторги и перебрался за границу, в Швейцарию. Вскоре родные переправили туда и юного Льва, решив, что там ему будет лучше. В 1913 году Лев Маневич поступил на учебу в политехнический колледж в Цюрихе. Одаренный юноша проявил особые способности в сфере лингвистики – в совершенстве овладел немецким, французским и итальянским.

После Февральской революции 1917-го братья Маневичи решили вернуться на родину. Льва тут же мобилизовали в действующую армию – сперва он служил обычным рядовым в стрелковом полку, а потом, благодаря своим способностям, был определен в разведчики. После второй в 1917-м революции, молодежи той эпохи пришло время определяться – с кем быть. Двадцатилетний Лев, которого к тому моменту демобилизовали, сделал выбор в пользу большевиков – в апреле 1918-го он добровольно вступил в Красную армию, получил членский билет Компартии.

Дальше у него было активное участие в Гражданской войне – Маневич сражался в Азербайджане, Сибири, на Волге. Молодой человек дослужился до должности комиссара бронепоезда, трудился работником штаба стрелкового корпуса, командиром отряда особого назначения, получал ранения. По окончании «гражданки» Маневич решил продолжить карьеру профессионального военного: в 1921-м окончил высшую школу штабной службы комсостава РККА, в 1924-м – Военную академию РККА, в 1929-м – курсы при Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского.

Довольно быстро карьера Маневича приобрела специфическое направление – его направили на службу в Разведуправление РККА. Здесь ему предложили сменить личность – так на свет в декабре 1929-го появился австрийский бизнесмен Конрад Кертнер. Коллеги по разведработе, впрочем, именовали Кертнера-Маневича псевдонимом Этьен.

На эту тему
• Рассекреченный разведчик-нелегал Юрий Шевченко впервые появился на публике
• Пять величайших разведчиков-нелегалов России и СССР
• Приоткрыта завеса тайны легендарных разведчиков-нелегалов

«Кертнер» был не простым бойцом подпольного фронта – он организовал целую разведывательную сеть с центром в виде резидентуры в Милане, куда стекались сведения из Австрии, Германии, Италии и Испании. Для итальянских же властей он был совладельцем международного бюро патентов и изобретений «Эврика». Такая легенда позволила Маневичу внедриться в круги военной промышленности сразу нескольких западноевропейских государств.

Будучи по «происхождению» австрийцем, «Кертнер» не скрывал своей «мечты» – он рассказывал, как мечтает о том, чтобы все германские народы когда-нибудь объединились в один могучий рейх. В итоге ему удалось завоевать доверие ряда промышленников и договориться с ними о сотрудничестве: «Кертнер» стал представлять в Италии интересы ведущих германских, австрийских и чешских авиационных, судостроительных и машиностроительных компаний.

«Кертнер», кстати, тоже неплохо разбирался в технике и неустанно повышал свои знания – благодаря чему немецкие и итальянские конструкторы приглашали его для участия в консилиумах, призванных определить причины тех или иных неполадок у «сырых» образцов новой военной техники. Благодаря этому «Кертнер» тайком передавал в СССР важнейшие данные о специальных технологиях производства высокопрочных сталей, о новейших приборах навигации, о секретах производства бронетанковой техники, об опытных образцах подводных лодок и надводных кораблей, о новых видах автоматического стрелкового оружия.

Вклад в будущую победу

Добываемые им материалы в итоге поступали в советские конструкторские бюро – в частности те, где шла работа над созданием истребителей нового поколения. Тогда уже ни для кого не было секретом, что не за горами новая война – и Маневич заранее делал все возможное, чтобы облегчить ее для СССР. Когда «Кертнер» сидел за секретными чертежами, добытыми антифашистами в конструкторском бюро завода «Фокке-Вульф» или в сборочном цехе завода «Мессершмитт», когда он убеждался, что СССР отстает в технике от Германии – Этьен попросту страдал. «Он страдал так, будто загодя знал о будущих жертвах войны, о проигранных нашими парнями воздушных поединках. И он почувствовал бы себя предателем, если бы не сделал все возможное, чтобы прийти им на помощь», – живописует писатель Евгений Воробьев, рассказавший о Маневиче в документальном романе «Земля, до востребования».

А в 1932-м Лев Ефимович оказался за решеткой. Итальянская контрразведка вышла на след одного из осведомителей «Кертнера» Паскуале Эспозито. Его вынудили прийти на условленную встречу с «Кетнером», на которой Эспозито должен был передать «австрийцу» чертежи одного из новых самолетов – в ходе этой встречи Этьена и арестовали. В ходе следствия итальянцы пришли к выводу: «Преступная деятельность Кертнера была обширна, он протянул свои щупальца также на Турин, Геную, Болонью, Брешию и Специю. Ему удалось привлечь ценных специалистов и опытных техников, которые состояли на службе на промышленных предприятиях, снабжающих итальянские и германские вооруженные силы». Но одну маленькую победу Маневич все же одержал – он сумел скрыть свою настоящую личность.

Для итальянских госорганов он так и остался австрийцем Конрадом Кертнером, тайком сбывавшим на сторону секреты германского и итальянского военпрома.

Итальянский суд влепил «австрийцу» двенадцать лет тюрьмы. Но даже пребывая в узилище, Маневич ухитрился организовать канал связи с «Центром» и передавал разведданные – случай уникальный в мировой истории разведки!

Дело в том, что в той же самой тюрьме содержались арестованные итальянские коммунисты, и Кертнер договорился с ними о сотрудничестве. Компартия, хоть и находилась при режиме Муссолини на нелегальном положении, обладала большим количеством тайных сторонников – у коммунистов почти всюду были свои глаза и уши. Они же наладили систему связи с товарищами, находившимися в заключении. Этьен поручал своим товарищам передавать на волю задания – выяснить ту или иную ценную информацию и вручать ее тем сотрудникам советской резидентуры, что еще находились на воле. Так, в частности, удалось узнать и передать «Центру» данные о новых заказах, которые получают итальянские военные авиационные заводы, анализ недостатков и изъянов нового прицела для бомбометания фирмы «Цейсс», тактико-технические данные новой итальянской авиабомбы и т. д. «Центр» оценил заслуги Маневича – в 1935-м ему присвоили звание полковника.

В один из дней за тюремные стены проникло ошеломляющие известие – Германия, а вместе с ней и Италия, напали на СССР. Этьен, впрочем, заранее предвидел, что так будет, и теперь изводил себя беспокойством: как там наши? Держатся ли?

Пролетели два с лишним года, и Маневич дождался падения режима Муссолини. На островную тюрьму Санто-Стефано, где содержался Этьен, высадились американцы и объявили об освобождении узников. «Кертнер» назвал себя австрийским подданным и, получив свободу, вместе с группой товарищей по тюрьме нанял парусник. Бывшие узники решили плыть в порт Гаэта на материке, и это оказалось большой их ошибкой – они не знали, что там уже находятся немецкие войска. Правда, сначала немцам было не до горстки бывших заключенных, растерянно бродивших по городским улицам. Но вскоре нацисты объявили Гаэту прифронтовым городом, ввели комендантский час. У Этьена возник план, и он тут же приступил к выполнению: подошел к патрулю и попросил отвести себя к коменданту.

Спасение узников

Этьен настаивал, что он австриец, что документы у него отобрали фашистские гвардейцы при облаве, что теперь он просит помочь ему добраться на родину. Но ему не поверили и бросили в местную тюрьму. В один из дней заключенных, среди которых было немало военнопленных из числа солдат стран антигитлеровской коалиции, согнали в вагоны и повезли в Германию. Этьен понимал, что в какой-то момент им может плотно заняться гестапо, и решил переменить имя. Посоветовался с несколькими надежными товарищами. Когда умер один тяжелобольной арестант, Этьен «подарил» мертвецу свой мятый пиджачок с номером 576, а сам облачился в его гимнастерку, в которую над нагрудным карманом был вшит лоскут с цифрой 410.

Отныне Конрад Кертнер исчез, а на смену ему явился советский военнопленный Яков Старостин. Имя это Маневич взял не случайно – так звали одного рабочего-металлиста, друга Льва по службе на бронепоезде. Позже в гестапо Маневич уверенно отвечал на вопросы, и легенда его не вызвала подозрений. Его доставили в концлагерь Маутхаузен, потом переводили в лагеря Мельк и Эбензее. Тяжелые условия заключения привели к тому, что у Маневича развился туберкулез. Верные товарищи помогли устроить его в лагерный лазарет. «Мало было надежды, что ему удастся там подлечиться. Но лишняя пайка хлеба, лишняя кружка эрзац-кофе и полуторная порция баланды – тоже не пустяк в его положении. В истории болезни появились фальшивые записи о ходе лечения: товарищи позаботились, чтобы там не значился верный диагноз», – сообщает Воробьев.

Одним из товарищей Маневича по заключению был знаменитый генерал Карбышев, Старостин стал одним из свидетелей его жуткой казни.

Но ни физические страдания, ни творящийся вокруг ужас не смогли сломить силы воли и выдержки Маневича. Лев Ефимович начал сколачивать из надежных людей подпольную группу. Они занимались актами саботажа, тайком выводя из строя промышленное оборудование, на котором гитлеровцы заставляли их работать.

С воли поступали вести о быстром наступлении союзников, и Маневич напряженно размышлял над тем, как спасти узников в случае, если эсэсовцы решат с ними расправиться. «Старостин предупредил, что возможны провокации – не поддаваться им! Если эсэсовцы попытаются всех вывести из лагеря – не выходить! По дороге к железнодорожной станции Эбензее, как всем известно, глубокий овраг. Эсэсовцы могут установить там пулеметы и устроить массовый расстрел», – пишет Воробьев.

1 мая 1945 года начальник лагеря Эбензее Антон Ганц распорядился, чтобы все 16 тысяч заключенных перешли в находившуюся поблизости штольню – он уверял, что таким образом хочет спасти их от предстоящего обстрела и бомбардировки лагеря. Но Старостин уже заранее получил от своих людей сведения, что штольня заминирована – нацисты хотели избавиться от нежелательных свидетелей. Маневич принялся кричать на разных языках: «Никто в штольню не пойдет! Вы хотите там всех похоронить! Мы останемся здесь! Ни шагу из лагеря!» Товарищи загородили Маневича-Старостина от вражеских автоматчиков, никто в штольню не пошел. Толпа отчаявшихся лагерников была готова броситься на горстку охранников и терзать их голыми руками. И у тех сдали нервы – заключенных оставили в покое, а вскоре охрана начала разбегаться. 6 мая на территорию лагеря вступили американские войска.

Увы, вернуться на родину Льву Маневичу не довелось – 11-го он умер в госпитале от туберкулеза. Умер свободным, в полном осознании своей победы, успешно сделанного дела жизни. Перед смертью он все же решился и сообщил верному товарищу свой оперативный псевдоним – Этьен. Именно благодаря этому удалось установить тождество личностей Маневича и Старостина. Но первоначально его похоронили под именем Старостина.

Над его могилой друзья говорили: «Всем нам ясно, что Яков Никитич Старостин был выдающимся человеком. Он спас многим из нас жизнь, которая теперь вновь стала свободной...». Спустя двадцать лет Маневич был перезахоронен под своей фамилией на кладбище Санкт Мартин-Зюд в Линце, где погребены советские солдаты. На могильной плите выбита надпись: «Здесь покоится прах Героя Советского Союза полковника Маневича Льва Ефимовича. 1898-1945». Звание Героя Маневич получил посмертно – в том же самом 1965-м.