Почему «двадцатка» для России гораздо важней «восьмерки»

Десятилетний юбилей «большой двадцатки» (первый саммит прошел в середине ноября 2008 года, в начале мирового финансового кризиса) не был по достоинству оценен ни мировой, ни российской прессой. Одно нытье – вот, мировые лидеры ни о чем не могут договориться, все сводится к двухсторонним контактам, зачем вообще нужны эти «всемирные конгрессы».

То есть 13-й саммит не понравился публике. И это говорит больше об «аналитиках», чем о мировых лидерах. Потому что «большая двадцатка» имеет огромное значение сама по себе, вне зависимости от того, насколько успешны ее общие заседания. Она дает нам уникальную ежегодную возможность оценить расклад сил на мировой арене, увидеть его изменения и личные отношения лидеров не только в формате один на один, но и в атмосфере многолюдного салона.

Само возникновение «двадцатки» ознаменовало конец западноцентричного мира,

начало перехода от атлантической модели глобализации к выстраиванию нового баланса сил, построению нового миропорядка.

Рождение «двадцатки» в 2008 году было реакцией на мировой финансовый кризис, порожденный самим спекулятивным характером выстроенной англосаксами мировой финансово-биржевой системы. А также – признанием Западом того факта, что «восьмерка» (Запад плюс Россия) не может определять будущее человечества. Распад «восьмерки» случился через пять с половиной лет, но уже до этого было понятно, что для России «двадцатка» становится основной и куда более важной площадкой.

Поэтому когда в ответ на Крым Запад исключил Россию из «восьмерки», мы вздохнули с облегчением. Исчезла возможность спекулировать на том, что Россия является частью Запада. Эта несуществующая принадлежность в любом случае вредила нам в глазах остального мира – ведь, не являясь ни фактически, ни геополитически, ни экономически частью западного мира, мы неким образом несли ответственность за общие западные грехи.

Одно дело, когда так ведет себя Япония – не принадлежащая к Западу, но входящая в «семерку» вследствие своей геополитической зависимости от США. И совсем другое, когда этим занимается Россия, еще вчера бывшая альтернативным Западу центром силы, а теперь восстановившая свой суверенитет и вернувшаяся в «большую игру». Избавление от «восьмерки» было совершенно естественным. С тех пор «большая двадцатка» окончательно стала и для нас, и для всего мира главным международным форматом. Нынешняя встреча, таким образом, стала уже пятой с момента расставания России с Западом.

И с попытки США изолировать Россию на мировой арене – которая, впрочем, не сработала уже в 2014-м, на саммите «двадцатки» в Австралии, хотя именно там было оказано максимальное психологическое давление на Владимира Путина. Кстати, к тому времени Путин лишь в третий раз принимал участие в таких встречах – первый раз он поехал на саммит в Мексику летом 2012 года, а до этого Россию представлял Медведев. Именно с появлением Путина, а с прошлого года – и Трампа, «большая двадцатка» превратилась не просто в собрание представителей разных держав, но и в не имеющий аналогов съезд личностей, лидеров.

На эту тему
• «Двадцатку» назвали «саммитом двусторонок»
• Страны G20 приняли итоговую декларацию саммита
• Путин предложил использовать G20 для реформы ВТО
• Аргентина встретила иностранных глав государств целой серией нелепостей и накладок
• В G20 смогли согласовать итоговое коммюнике только без слов-табу Китая и США

Конечно, этому способствовало и то, что в последние годы там появились и такие сильные фигуры, как Си Цзиньпин и Нарендра Моди. Предыдущие китайский и индийские руководители не отвечали понятию «лидера», а были просто «первыми среди равных» в руководстве своих стран.

В результате мы увидели на «большой двадцатке» в Аргентине сразу несколько сильнейших игроков. Кроме Путина, Трампа, Си и Моди это, несомненно, Эрдоган, Абэ, принц Мухаммед и Ангела Меркель (при этом еще не было бразильца Болсонару, который вступит в должность только 1 января). Да, Меркель уже уходящая натура, а 33-летний саудит, о котором еще четыре года назад знали только специалисты по саудовской королевской семье, переживает сложнейший кризис, но все эти восемь политиков являются не просто главами самых влиятельных стран мира, но и сильными по своим человеческим качествам лидерами. Конечно, для полноты картины хотелось бы видеть сопоставимые по масштабу фигуры и во главе Франции и Великобритании, тогда было бы действительно «десять из десяти» – но на нет, как говорится, и суда нет.

Возможно ли, чтобы столько сильных игроков могли вообще о чем-либо договориться между собой? Конечно, нет – за исключением ситуации глобального кризиса и шторма, как это было в момент создания «двадцатки». Да и влияние ее тогдашних совместных решений не стоит переоценивать – на то, чтобы хотя увеличить долю юаня в корзине резервных валют МВФ, ушли годы.

Так и нынешние декларации (в том числе и о необходимости реформировать ВТО) важны лишь как обозначение направления движения, но не как решения, претворяемые в жизнь. Потому что вся система международных отношений – что политическая, что торгово-финансовая – находится не просто в кризисе, а в процессе кардинальной пересборки.

И единственное, что по-настоящему волнует всех мировых лидеров в этой связи, – станет ли этот процесс реформирования более-менее управляемым или скатится в прямой конфликт между различными центрами силами и блоками. То есть война всех против всех – или ограниченные «боевые» действия.

Единого Запада больше нет. Поэтому разломы и конфликты будут идти не только по линии Север – Юг или Запад – Восток, но и внутри самого Запада. Все заметнее как попытки консолидироваться со стороны новых самостоятельных центров силы – например, Юго-Восточной Азии – так и складывание новых альянсов и расшатывание старых.

В Аргентине это проявилось сразу в нескольких символических событиях.

Как никогда прежде видна слабость Европы и ее представителей – зашедшая в тупик с Брекситом Мэй, Меркель со сломавшимся самолетом и последними днями на посту лидера правящей партии, и даже Макрон, которого в аэропорту встречал лишь аргентинский «желтый жилет», напоминающий ему о парижских беспорядках.

Отменив встречу с Путиным, Трамп провел два знаковых мероприятия – подписание нового торгового договора с Мексикой и Канадой, заменяющего старый и невыгодный для американцев, и переговоры с Си Цзиньпином, завершившиеся договоренностью о временном перемирии в торговой войне. Все это можно было бы трактовать как победу Трампа – если бы не огромная уверенность в том, что китайско-американские торговые противоречия на самом деле неустранимы.

В главном выигрыше от саммита оказалась Индия – за ней ухаживают все. Проведение первого в истории трехстороннего саммита США – Япония – Индия тут же получило ответ в виде возобновления трехстороннего формата Россия – Китай – Индия. Нарендра Моди ведет тонкую игру – но объективно стратегические интересы Индии состоят в том же, в чем и России, и Китая: сделать Азию полем влияния только самих азиатских стран. Дели будет использовать американцев и японцев для усиления своего веса перед Китаем, но не станет играть в антикитайские игры. Тем более что Россия как через трехсторонний формат, так и через БРИКС и ШОС работает на сближение позиций Китая и Индии.

Не только Япония, но и другие еще пять лет назад считавшиеся безусловными союзниками США Саудовская Аравия и Турция на этом саммите всячески демонстрировали дружеские отношения с Россией. Абэ, Мухаммеда бин Салмана и Эрдогана объединяет желание сделать свои страны более самостоятельными и влиятельными – и координация и сотрудничество с Россией им в этом очень пригодится.

Международные конгрессы в таком широком, представляющем практически все главные державы, формате (не хватает, пожалуй, лишь более серьезного представительства исламского мира – таких стран, как Иран и Египет), совершенно новая вещь для мировой истории.

Проходивший два века назад после поражения Наполеона Венский конгресс собирал лишь европейцев вместе с Россией (пусть и владевших тогда большей частью мира, за исключением Китая и Японии). Итоги Первой мировой войны вообще подводили одни европейцы, а результаты Второй фиксировал Запад и СССР.

Возвращение Китая на мировую арену в полной мере произошло лишь к началу 70-х – но до конца 80-х из-за ссоры Москвы и Пекина никакие действительно общемировые форматы были невозможны. Потом развалился СССР, и Россия попыталась примкнуть к Западу, а сам Запад считал себя вправе решать все и за всех. И лишь в начале XXI века, с провалом атлантической модели глобализации, выходом на авансцену Китая и возрождением России, стал возможен переход к многополярному миру.

«Большая двадцатка» и является пилотной моделью, прообразом такого будущего миропорядка. И чем больше на ней будет представлено действительно сильных лидеров, способных жестко и умно отстаивать интересы своих стран, свои представления о новом многополярном мире, тем отчетливее мы будем видеть контуры новой мировой архитектуры.