Сразу преамбула. Данный текст не рассчитан на тех – а их число в последнее время умножилось, – кто сладостно поет:
«О Сталине мудром, родном и любимом
Чудесную песню слагает народ».
С точки зрения автора, ни мужичья чума 1929–1933 годов, ни гонения на Церковь, заставляющие вспомнить времена Диоклетиана, ни террор 1936–1939 годов с посадками правых, виноватых, четвертьвиноватых и тех, кто на одном плетне сушил с ними онучи, – недостаточно располагают к пению чудесных песен. Хотя психологически этих людей можно понять. В трагедии «Царь Федор Иоаннович» Луп-Клешнин, прислужник Годунова, философически замечает:
«Эх, батюшка ты наш, Иван Васильич!
Когда б ты здравствовал, уж как бы ты
И Шуйских, и Нагих поуспокоил!»
Прогрессивная общественность долго являла выдающуюся дерзость – вплоть до прямой измены – и, наверное, многие желали бы поуспокоить «Эхо Москвы», отчаянных оппозиционеров etc., даже призывая тень Иоанна Васильевича. Кстати, Луп-Клешнин не питал иллюзий по поводу царя мудрого, родного и любимого. Беседуя с нянькой царевича Дмитрия, он прямо говорит:
«…Покойный государь,
Блаженной памяти Иван Васильич,
На медленном огне тебя бы, ведьму,
Изволил сжечь!»
Латынина, Шац и Альбац все-таки не удостаивались таких угроз даже от самых рьяных поклонников товарища Сталина. Но все же говори на Сталина, говори и по Сталину. При том что черных дел за ним числится выше крыши, в их списке наблюдается удивительный парадокс. Казалось бы, на войне, и притом столь ожесточенной, как Великая Отечественная, архизлодейство товарища Сталина должно было проявиться особенно ярко и выпукло. Тем более что, воюя с Третьим рейхом, который про кампанию на Восточном фронте открытым текстом заявил, что тут никакие прежние законы и обычаи войны недействительны, можно было бы по образцу нацистов проявлять такую же беспримерную жестокость к войскам и населению рейха. Чего, однако, не случилось.
- Как Сталин наказывал генералов-тыловиков за голодных солдат
- Безумие «дела врачей» напрасно приписывают Сталину
- Россия вернулась к выбору Петра Великого
Да, в начале войны при спешном отступлении были расстрелы заключенных в тюрьмах (похоже, в соответствии с инструкциями, содержавшимися в секретных пакетах), но скорее это проходило по линии несентиментального отношения к врагам народа (или к тем, кого сочли таковыми). Было и безжалостное отношение к собственным войскам. Тут и советские генералы отмечали, что можно было в некоторых случаях щадить своих солдат. Хотя это всегда вопрос деликатный – жалость может обернуться еще большими потерями.
Но, собственно, и все. При повороте войны на Запад, вплоть до взятия Берлина и Праги, самые антисоветски настроенные историки отмечали преимущественно мародерство. Утверждений, что все это совершалось по прямому приказу советского командования и лично товарища Сталина, не было, да и быть не могло. Скорее, это было проявление идущего снизу старинного «Три дня на откуп – это закон войны». Хорошего тут мало, а на воинскую дисциплину влияет совсем не лучшим образом, и советским командирам можно поставить в вину, что они смотрели на это сквозь пальцы. В гораздо большей степени, чем это было допустимо.
С другой стороны, то же «Три дня на откуп» наблюдалось и на Западном фронте. Англичане, французы, американцы так же грабили и так же проявляли большую половую распущенность. Во всяком случае, говорить о беспримерном варварстве Красной армии нет оснований. Смертного советского плена тоже не было. В отличие от смертного немецкого. В плену было печально, но на уровне тоже печального тылового снабжения своего собственного населения.
И совсем не наблюдалось варварских бомбардировок, направленных прежде всего против мирного населения. Англо-американская авиация неумолимо сжигала города Германии, в том числе и не имеющие военного значения или к тому моменту его утратившие (бомбардировка Мюнхена в последние дни апреля 1945 года). Сталинские соколы не отметились подвигами королевских ВВС. При том что в чрезмерном гуманизме товарища Сталина трудно обвинить. Здесь, наверное, другое. Ведение войны без личного ожесточения. Со страшной кровью, но без фанатизма. Примерно, как если сопоставить французов в Москве в 1812 году и русских в Париже в 1814 году.
Можно возразить, что уж зато с собственной страной товарищ Сталин обращался немилосердно, но ведь мы говорим не о черных делах вообще, а именно о военных преступлениях, по части которых европейцы превзошли азиатского варвара во много раз.
