В эти дни, когда в церквях – огромных соборах и маленьких больничных храмах, старинных и недавно построенных – раздается ликующее возвещение «Христос Воскресе!», хочется поговорить о том, что оно может означать для всех нас – верующих и неверующих. Можно, конечно, отрицать сам факт Воскресения – но тогда мы окажемся в парадоксальной ситуации: в таком случае наибольшее влияние на человеческую цивилизацию оказало событие, которого никогда не происходило.
Потому что отрицать значение этого события для всей нашей истории невозможно – его так же невозможно выдернуть из истории, как из человека невозможно выдернуть скелет. Даже решительно неверующие люди, даже те, кто будет кривиться в ответ на «Христос Воскресе!», живут в мире, сформированном именно этим возвещением, более того – они сами, как люди, неизбежно сложились под его влиянием.
Даже воинствующий атеист может изгнать из себя христианство не больше, чем он мог бы изгнать из себя родной язык и культуру. Даже упреки и обвинения, которые бросают Церкви, опираются исключительно на этику, сформированную христианством.
Те ценности, которые мы привыкли считать уже само собой разумеющимися – достоинство человека независимо от его этнической принадлежности или социального статуса, милосердие к тем, кому не повезло в жизни, сострадание к слабому – все это коренится в картине мира, где каждый человек создан по образу Божию, и Бог призовет каждого из нас к ответу за то, как мы обращались со своими ближними. Вера в то, что люди равны – в том смысле, что другой человек обладает такой же ценностью, как и я сам и те, кого я признаю своими – плод именно христианства. Это представление глубоко контринтуитивно – чисто эмпирически бросается в глаза, что люди, а также сословные и этнические группы резко отличаются по своим возможностям и уровню развития. Заблуждение расистов было не в том, что они не следовали имеющимся данным – а как раз в том, что они им следовали.
Между английской и африканской деревней – и даже английской и ирландской – была бросающаяся в глаза разница. Чтобы принять, что туземец в набедренной повязке равен «цивилизованному человеку», нужна была именно вера в то, что тот и другой созданы по образу Божию. Как и для того, чтобы признать крестьянина равным аристократу. Даже сейчас, когда расизм или сословный снобизм повсюду подвергнуты заслуженному осуждению, некоторые люди – например, страдающие синдромом Дауна – считаются настолько менее ценными человеческими существами, что их успешное уничтожение еще в утробах матерей считается похвальным достижением.
Более того, в мире, в котором мы остаемся, когда исключаем из него Бога – где разум и совесть, как предполагается, появились на свет в качестве побочного продукта бесконечной эволюционной грызни за еду и самок – требования равенства, как и любые нравственные требования вообще, оказываются не более чем сотрясением воздуха. С какой стати один примат должен признавать за другим приматом – причем часто даже не из его стаи – какую бы то ни было ценность, не говоря уже о том, чтобы считать его равным себе? Вера в то, что люди обладают неотъемлемым достоинством и мы обязаны признавать его – «уважать их права», говоря современным языком – может сохраняться, по инерции, и там, где уже не верят в Бога. Но она, лишившись своих оснований, неизбежно выветривается, и пример великих идеологических диктатур ХХ века показывает, к чему это ведет.
Даже наука – от лица которой позитивисты XIX века и тоталитарные режимы ХХ века любили нападать на христианскую веру – может существовать только там, где люди верят в упорядоченность, разумность, логичность мира и способность человеческого разума эту логичность постигать. Само понятие законов природы – как отмечает К. С. Льюис – предполагает Законодателя. Неслучайно деятели великой научной революции, ученые мужи из наших школьных учебников физики и химии, были не просто людьми христианской культуры, но и глубокой личной веры. Цивилизация стоит на провозглашении ценностей – а эти ценности возможны только в картине мира, где человеческая жизнь имеет сверхъестественное измерение, мы являемся кем-то бесконечно большим, чем просто высшими приматами, и наша судьба бесконечно значительнее, чем просто умереть и быть съеденными червями.
- В Общественной палате предложили ввести дополнительный выходной перед Пасхой
- Священник посоветовал не устраивать генеральную уборку в Чистый четверг
- РПЦ не нашла оснований ограничивать посещение храмов на Пасху
И вот наша цивилизация – и европейская в целом, и русская, стоит на той картине мироздания, которая связана с христианским возвещением «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Иоан 3:16). Каждый из нас создан Богом из любви и искуплен им для вечной жизни – которую мы принимаем покаянием и верой. Конечно, вы можете считать это мифом – но это, в таком случае, основополагающий миф нашей цивилизации. И европейской, и конкретно русской. Попытки избавиться от него и строить жизнь на других основаниях – наиболее масштабными из таких попыток были коммунизм и национал-социализм – приводят к глубокому провалу в темное дохристианское язычество и культ обожествленного правителя.
Однако эти попытки не прекратились. Мир меняется на наших глазах – Запад, особенно США, все больше сползает в идеологическое помешательство, напоминающее наш большевизм или китайскую «культурную революцию» – при, конечно, гораздо меньшем уровне насилия (пока, во всяком случае), но воспроизводя вполне узнаваемые черты – принуждение к идеологическому правоверию, навязывание очевидно разрушительной (и поразительно идиотской) повестки под предлогом «справедливости» и «защиты угнетенных», чистки научных, образовательных и корпоративных структур от людей, замеченных в идеологических прегрешениях.
Само понятие равенства, защиты угнетенных и, особенно, покаяния в прошлых несправедливостях, отражает именно христианское наследие Запада; однако без Бога эти добродетели быстро извращаются и сходят с рельсов. Мы видим сворачивание тех свобод, которые Запад считал фундаментальными для самой своей идентичности – таких как свобода слова, свобода вероисповедания и свобода научных исследований.
Под раздачу попадают уже далеко не только религиозные консерваторы – но и те вполне прогрессивные и либеральные авторы, которые не колеблются вместе с линией партии достаточно чутко. Феминистки, которые начинают возражать против явного нарушения прав женщин, когда «трансгендерные женщины» (то есть на самом деле мужчины, которые «идентифицируют себя как женщины») ломятся в женские душевые и раздевалки, и биологи (вроде пламенного атеиста Ричарда Докинза), которые пытаются заикнуться о том, что биологически существуют только два пола. В физике, математике и музыке разворачивается борьба с «белым супрематизмом», образовательные стандарты объявляются «дискриминационными» и специально понижаются.
Чем это все кончится – мы не знаем; мы имеем основания полагать, что за этим движением стоят люди отнюдь не угнетенные, но, напротив, обладающие огромными финансовыми и политическими ресурсами. И нам важно понять – хотим ли мы воспротивиться, на мировоззренческом и ценностном уровне, глобалистским элитам, и если да – то во имя чего. Когда ветер усиливается до ураганного, мусор – в том числе крупный – носится туда и сюда, деревья, корни которых оказались недостаточно глубоки, валятся, перегораживая дороги, и только те, чьи корни уходят достаточно глубоко, стоят несмотря ни на что.
Когда мир меняется – и меняется пугающим и непредсказуемым образом – нам важно понять, где наши корни как страны, как народа, как цивилизации. И это вполне очевидно – наша идентичность, наша история и культура, наше место в мире определяется нашим христианским наследием. Вы можете верить или не верить возвещению апостолов – но оно глубоко вплетено в ткань нашего языка, нашей литературы и музыки, архитектурного облика наших городов. Мы можем принять это наследие – и, вместе с многими поколениями наших предков, воскликнуть: «Христос воскресе – воистину воскресе!»
