На заседании Совета по межнациональным отношениям Владимир Путин заявил, что в российских школах должно учиться столько детей мигрантов, чтобы они могли адаптироваться к русскоговорящей среде. Он призвал не допустить ситуацию, когда в одном классе такие ребята составляют большинство, а местные жители вынуждены забирать детей из таких школ. Глава государства сослался на печальный опыт школ в иммигрантских районах европейских городов и призвал избегать подобного в России.
Наличие проблемы признали и в Совете Федерации. Глава комитета по науке, образованию и культуре Лилия Гумерова предложила создать единую базу учета детей мигрантов и наказывать тех приезжих, кто не известил государственные органы о прибытии в Россию своих детей. Действительно, до сих пор такой базы нет. В Сети легко найти сведения о том, что в Москве учится порядка 60 тысяч детей приезжих из ближнего зарубежья. Но это весьма приблизительная цифра.
Разумеется, возникает вопрос, сколько же детей мигрантов, плохо говорящих по-русски, может учиться в одном классе или в одной школе. Кто-то говорит о не более чем 10%, кто-то согласен и на 20-25%. Однако все сходятся в том, что такие ребята должны погружаться в русскоязычную среду, общаться с русскими и русскоязычными сверстниками. Помимо прочего, надо следить и за тем, чтобы в одном классе учились дети выходцев из разных государств, а не из одного.
Естественно, особо остро проблема стоит в таких регионах, как Москва, Подмосковье, Петербург или Тюменская область, куда традиционно едут на заработки жители постсоветских государств. Там нередки случаи, когда русскоязычные родители забирают своих ребят из школ, где слишком много детей мигрантов. Кроме того, существует проблема «расслоения» школ. Дети приезжих концентрируются в учебных заведениях на окраинах вроде московского района Гольяново. Я на протяжении четырех лет работал заместителем декана по работе со студентами в РГГУ, и знаю о проблеме на более высоком, вузовском уровне. Студенты из стран Средней Азии очень часто плохо учатся, не общаются с русскими и иными сверстниками. Они недостаточно знают русский язык и просто не в состоянии усваивать материал. В этом смысле лучше обстоит дело с парнями и девушками из северной Киргизии – у них обычно проблем с этим нет. У остальных – есть.
Но, кроме мигрантов, есть вопрос о приезжих и из ряда российских регионов. Немало хлопот доставляют ребята из Дагестана, Чечни, Ингушетии и Тувы. Они тоже порой не очень хорошо говорят по-русски, мало общаются с сокурсниками из других мест. Порой дает о себе знать и разница в культурном коде – например, это касается того, как должна или не должна одеваться девушка, и как в этом смысле можно себя с ней вести. Нередко случаются и просто хулиганские выходки. В свою очередь, многие русские (и не только русские) ребята сторонятся и условных среднеазиатов, и кавказцев, и тувинцев. Доводилось слышать и разговоры о том, что наличие таких студентов резко снижает скорость прохождения тех или иных тем, в результате чего русскоязычные студенты недополучают знания. Безусловно, значительная часть вышеозначенных приезжих не имеет проблем ни с учебой, ни с поведением, и может считаться гордостью вуза. Но наличия проблемы это всё же не отменяет.
Чтобы дополнить картину, я пообщался с пятью знакомыми учителями и директорами школ. Они буквально в один голос говорили о том, что главная проблема – не в национальности, а во владении языком, порой – в разнице между культурами. По их мнению, в классе могут учиться от четверти до трети приезжих. Однако в слово «приезжие» они включали детей не только выходцев из стран СНГ, но и из ряда российских регионов. И только такая пропорция позволит ребятам нормально вписаться в наше общество.
Проблема существует отнюдь не только в России, и президент неслучайно заговорил о Европе. Там вопрос об «иммигрантских» школах, ученики которых не в состоянии вписаться в местное общество, стоит давно. Например, еще в 1996 году на экраны вышел французский фильм «Опасная профессия», где Жерар Депардье сыграл учителя в одной из таких школ на окраине Парижа. Уроки там проводить было невозможно, а прилежные ученики просто терялись на фоне хулиганов и малолетних преступников.
За 20 с лишним лет лучше не стало. Так, в 18-м округе Парижа «белые» родители стараются забрать своих детей из подобных школ. Ту же картину мы наблюдаем в Швеции в стокгольмском районе Накка. А в Австрии классу, где половину учеников составляли турки, отменили экскурсию в кафедральный собор Вены из опасения, что они устроят там форменное хулиганство. Естественно, такая перспектива в Москве или Петербурге мало кому понравится. Таким образом, проблема назрела, и ее надо решать.
- Сколько детей мигрантов должно учиться в российских школах
- Сколько мигрантов должно быть в школе
- Политолог предложил ввести квоту 10% на детей мигрантов в классах
Однако одним лишь перераспределением детей мигрантов по разным школам и отдельными программами по обучению их русскому языку тут не ограничишься. Данный вопрос является только частью более общей темы под названием «миграционная политика», общей темы под названием «воспитание школьников в разных регионах», общей темы «проблема обучения русскому языку в странах СНГ».
Европейский опыт показывает, что проблема таких школ начинается с создания иммигрантских гетто. У нас дело обстоит лучше, чем в Париже или Стокгольме. Однако картина в московских районах Гольяново и Люблино мало отличается от картины в районе Фаворитен в Вене. Так что первая задача – не допускать скопления мигрантов в одном районе. И тогда значительно снизится вероятность того, что их дети заполонят какую-либо одну отдельно взятую школу. Они «автоматом» распределятся по разным.
Второй момент – более объемный. России в принципе надо разобраться, сколько мигрантов она сможет вписать в свое общество. И здесь встает вопрос упорядочивания миграционной политики, ограничения числа приезжих из отдельно взятых стран, чтобы они не кучковались среди своих. Кроме того, стоит вопрос об ограничении числа приезжих в конкретных регионах – прежде всего в двух столицах и «нефтегазовой» Тюменской области.
Далее мы выходим на проблему отдельных национальных республик, где мало русских и русскоязычной среды. И здесь в школах необходимо повышенное внимание уделять тому, чтобы местные ребята были готовы к переезду в иную культурную среду в другом регионе России. Отдельный вопрос – подтягивание их уровня русского языка, чтобы они могли в полном объеме усваивать вузовскую программу. Тут уже никакой европейский опыт не поможет – такой темы с коренными национальными меньшинствами там нет. На вузовском уровне вопрос стоит о том, сколько иностранных студентов российские учебные заведения готовы нормально обучить русскому языку.
В этом смысле выросшие в постсоветское время уроженцы узбекских и таджикских отдаленных районов мало отличаются от приезжих из любой страны дальнего зарубежья. Надо способствовать продвижению русского языка и культуры в школах стран Средней Азии.
И, конечно, необходимо максимально бороться с расслоением школ на «хорошие» и «плохие». Ведь в последнюю категорию учебные заведения попадают отнюдь не только из-за детей мигрантов, а их обилие там – порой только следствие, а не причина. Таким образом, вопрос комплексный. И разбираться с этой проблемой можно только с параллельным решением сопутствующих.
