Мы живем в тотальном государстве. Это не жалоба, не критика, это просто констатация факта. Россия – тотальное государство. Но не только Россия. И США, и Германия, и Израиль, и Китай, и Япония, и даже Швеция – все государства сейчас являются тотальными. Как правило, гораздо более тотальными, чем Россия. Хотя Россию и Китай обвиняют в «тоталитаризме», а например, Японию – нет.

Что такое «тоталитаризм» никому не известно. Это хитрый термин, который придумали западные идеологи, чтобы поделить все режимы на «тоталитарные» (или «авторитарные», как мягкая степень того же тоталитаризма) и «демократические». При этом не берутся в расчет ни ориентация на капитализм или социализм, ни история, ни традиции, ни уровень жизни или развития экономики, ничего: тот, кто слушается Америку – «демократический», а кто не слушается Америку – «тоталитарный», даже если решения вплоть до покраски бордюров принимаются общенародным голосованием. «Демократия» – это не про власть народа, это про подчинение Вашингтону. Так что «тоталитаризм» – это просто идеологический ярлык, за которым нет никакого научного содержания.

А вот про тотальность государства в XX веке сообщили многие мыслители, и правого, и левого направлений. Тотальность означает, что государство приняло на себя практически все общественные функции. Государство всё взяло на себя, теперь оно за всё в ответе. В Средние века было не так, существовало несколько иерархически организованных сообществ, которые имели свои автономные функции: церковь, сельская община, городской муниципалитет, цех ремесленников, торговая гильдия и так далее. Но постепенно государство лишило сообщества автономии и взяло все обязательства на себя. Это и называется тотальным государством, а не обязательно «Гитлер».

Поэтому все претензии мы обращаем к государству. Мы хотим, чтобы государство нас лечило, учило, развлекало, и при этом кормило и защищало. А государство по своему происхождению есть военная организация общества для ведения внешней или внутренней войны, вот и всё. Это как мясорубка. Мясорубка не может печь пироги или стирать белье. Потому что она мясорубка.

Представьте себе, что сержанту Хартману из фильма «Цельнометаллическая оболочка» поручили заодно с боевой подготовкой новобранцев заниматься культурой и здравоохранением. Ну он занимается. Как может. Так же и государство.

Но я не защищаю государство. Его ведь никто не заставлял. Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. Государство заменило собой и религию, и общины, и цеха, и гильдии, и отчасти даже семью – теперь оно одно нам и священник, и папа, и мама, и дядя с тетей. Больше никого нет. Даже социального обеспечения, пенсий, заботы и ухода в старости мы ждем не от своих родных, а от государства, что было бы нелепо в традиционном обществе.

Либеральные теории исходят из того, что есть некое «гражданское общество», состоящее из «автономных индивидов», и это «гражданское общество» противостоит государству и ограничивает его. Однако на самом деле ни автономных индивидов, ни гражданского общества нет, это фикции. С тех пор, как возникло государство – государство и есть общество, а другого общества, «гражданского» или какого-то еще, просто нет. Функции государства «надзирать и наказывать» являются функциями самого общества, а не особенностями какой-то внешней «политической власти». Они выделены вовне только для удобства, но любое общество, оставшись без государственной власти, сразу принимается само надзирать и наказывать, да еще и пожестче, чем государство.

Государство есть механизм войны, репрессий, наказаний. То есть оно создано причинять страдания. Это машина страданий, машина боли. Но оно приняло на себя некоторые другие функции и оказалось в них успешным. Например, экономика. Когда нужно выйти из кризиса или достичь конкретных результатов, то государство берет в свои руки управление экономикой и оказывается, что «военное» управление лучше, эффективнее, чем какой-то мифический «рынок».

То есть государство еще и машина работы. Прошлые революции были направлены на то, чтобы сломать государство как машину принуждения к рабскому труду, как машину эксплуатации, и перенастроить на свободный равный труд и справедливое вознаграждение.

Однако современные протесты, что в Америке, что в Белоруссии, движимы совсем иной мотивацией. Нет у протестующих желания работать, не хотят они улучшить условия труда, оплату труда и так далее. Теперь людям кажется, что работать вообще не обязательно. Людей учат, что «работа должна приносить удовольствие». Всё должно приносить удовольствие. Раньше считалось нормальным, если человек работал и зарабатывал себе на определенные потребности и удовольствия. Никто не ожидал, что удовольствием будет сама работа. Эксплуататорские классы были порицаемы за то, что они получали удовольствия, не отплачивая за них обществу вообще никакой работой: потому их называли паразитами и тунеядцами.

Теперь быть паразитом и тунеядцем стало модно. Надо чтобы работать было легко, приятно, интересно. Надо чтобы работа была как хобби. Ни в коем случае нельзя трудиться и напрягаться! Выходит, что мы все теперь должны работать в порноиндустрии и эротических чатах, сниматься в кино, фотографировать, путешествовать и вести тревел-блоги. Мы будем селфить себя над тарелкой с креветками. Но кто выловит, заморозит, доставит, приготовит и подаст нам этих креветок? Есть какие-то люди, которым нравится быть официантами или мыть посуду за посетителями в кафе? Кто будет сеять хлеб, добывать уголь, строить дома, дороги, вывозить мусор будет кто?

Государство было (и остается) машиной боли и наказаний. Оно может быть машиной работы, может организовать экономику и следить за правильным распределением результатов труда. Но ждать от государства, что оно станет машиной удовольствий, что мы будем нажимать на кнопку, а оно будет выдавать нам наслаждения, это уже слишком. Всё равно что просить сержанта Хартмана, чтобы он прочитал нам на ночь сказку, поцеловал и погладил по голове. Или еще где.