Пару дней назад глава Sberbank Private Banking Евгения Тюрикова на пресс-брифинге рассказывала о вроде бы обычном для нашей страны явлении – бегстве российских капиталов.
Эти несчастные, затравленные капиталы все бегут и бегут 20 с лишним лет после развала СССР, чтобы найти себе уютное и безопасное убежище за границей, где их не потревожат фискальные органы, где они будет надежно спрятаны от иногда очень нескромного взора тех же банковских работников, которые могут слить информацию и о владельце состояния, и о самом его размере.
Но на сей раз речь шла о ситуации неслыханной. Капиталы рванули в обратном направлении – из-за границы в Россию.
Представительница подразделения Сбербанка объяснила смену маршрута, которым путешествовали капиталы, на прямо противоположный, страхом состоятельных россиян перед западными санкциями.
Россия становится более безопасным местом для хранения денег, пусть даже их и приходится легализовывать, а соответственно, в перспективе давать какое-то внятное объяснение по поводу их происхождения, если заинтересованные государственные структуры начнут задавать такие вопросы.
По словам Тюриной, в январе 2018 года приток средств вырос в три раза по сравнению с аналогичным периодом 2017 года.
Беглецы возвращаются из Швейцарии, Великобритании и Австрии, и это «сотни миллионов долларов» (понятное дело, что точных цифр Сбербанк не называет).
Два постсоветских десятилетия с Россией раскланивались в основном бессовестные деньги, то есть те, которые были заработаны не там и не так, а потому вообще не желали, чтобы государство знало об их существовании.
Доходы крупного бизнеса и при Борисе Ельцине, и в значительной степени сегодня – далеко не самая благочестивая субстанция на свете. Именно поэтому такие деньги чувствовали себя спокойно за пределами того государства, в котором они, будучи извлечены к выгоде владельца того или иного бизнеса, в обязательном порядке хоть на несколько миллиметров, но изменили жизнь страны к худшему.
Они не хотели доставаться гражданам в виде налогов, а соответственно, в виде пенсий, поддержания инфраструктуры, обслуживания государственных нужд, они образовывались из воздуха в результате надувательства, рейдерских захватов, закрытия производств, картельных сговоров, да мало ли чего еще.
Эти деньги сломали немало судеб и поэтому хотели держаться на безопасном отдалении от того горя, которое причинили. Но вовсе не потому, что чувствовали себя неловко, а потому, что находились желающие размотать все ниточки и дотянуться до них, чтобы вернуть их ограбленным людям.
Бессовестные деньги отлично себя чувствовали в бездушных швейцарских хранилищах, которые не интересовались, сколько грязи, крови и слез впитали в себя эти состояния.
Но условия хранения стали кардинально меняться. Банковским учреждениям, которые готовы были целую вечность хранить ледяное равнодушие и держать у себя средства с отчетливым трупным запахом, вдруг была вменена обязанность обрести совесть и проверить деньги на предмет чистоты их происхождения.
Американцы, разыгравшие эту драму, как в голливудском вестерне – с крушением мебели в салуне, дракой, стрельбой, звоном высаженных стекол и телами, кубарем выкатывающимися сквозь хлопающие в разные стороны дверки – предложили для определения нечистоплотности капитала странный и довольно субъективный критерий, а именно: найти, просчитать, и обследовать на всякий разный предмет связи этого капитала с человеком по имени Владимир Путин.
Всякое состояние, на которое падет тень этого имени, они заведомо объявили непригодным к хранению и обращению в хрустальных нравственных пределах западного мира.
Дурацкий, конечно, механизм замера, но в целом уже возобладал расширительный подход, в котором кредитные учреждения европейских стран продвинулись гораздо дальше предложенной оси координат, замкнутой на фигуре российского президента.
- Лондон послал «черную метку» бизнесменам из России
- Угроза новых американских санкций вернула в Россию сотни миллионов долларов
- История миллиардера Рыболовлева показывает отношение Запада к россиянам
Любой российский капитал берется в западных банках на подозрение, и малейшие нестыковки в запрашиваемых во все больших количествах документах подтверждения источников и проводки денежных средств сразу приводят к блокировке счетов.
И этот процесс только набирает обороты.
Демонизация России, даже если в политике она начнет сходить на нет, в крайне консервативном банковском секторе, который закладывает инструменты проверки принимаемых на хранение денег на десятилетия вперед, будет иметь почти нескончаемую – по крайней мере, в пределах пары поколений – инерцию.
Банки станут на долгое время холодными и беспощадными матрицами бескомпромиссной русофобии.
Деньги имеют совесть.
Они могут быть ответственными за судьбу граждан, за состояние государственных служб, они могут вкладывать себя в проекты, которые имеют своей целью улучшение условий жизни самых обездоленных. Они могут быть честными, умными и дружественно настроенными по отношению к своей стране.
Но для этого они должны иметь если не гражданство – у них его быть не может – то хотя бы прописку в этой стране.
Запад помогает нашим деньгам обрести эту совесть, изгоняя их из собственных пределов.
Это дело не одного года, процесс, конечно же, будет длительным. И не всяким деньгам позволено будет обрести покой на Родине.
Уже известно, что суд Нижнего Новгорода заочно арестовал бизнесмена, выразившего желание вернуться в Россию. И это здорово. Законченным жуликам, обворовавшим людей, нечего здесь делать.
Легализовать можно будет только те денежные активы, которые, во-первых, сумеют доказать, что горе, которое они принесли, когда образовались, не было непоправимым. А во-вторых, я думаю, им придется возмещать нанесенный стране и гражданам ущерб – не в полной мере, поскольку это невозможно, но хотя бы частично.
Человек, попадая в трудные обстоятельства, вспоминает о Боге.
Он начинает молиться, он начинает ощущать, что его жизнь, полновластным хозяином которой он себя еще недавно чувствовал, – это утлый челн, подвластный смертоносной стихии.Потерять деньги – это еще не страх Божий. Но вернуться с деньгами, которые вобрали в себя немыслимое количество человеческого горя, туда, где это горе было причинено, – это уже именно этот страх.
И пусть эти ребята его переживут. Пусть даже насильно внедренный в их души страх расплаты породит совесть – не у них, конечно, но у их детей, которые станут наследниками капитала, выросшего из бедствия, пережитого страной, ее людьми. И не забытого.
