Конец наступит, когда мы поверим в мир

@ из личного архива

20 февраля 2015, 17:56 Мнение

Конец наступит, когда мы поверим в мир

«Худой мир лучше доброй ссоры» – говорится о ссоре, но не о войне. Насилие над слабейшим соперником, медленное удушение пауком в паутине, оккупация и плен – примеры, когда «мир» представляет плохой выбор.

Андрей Рогозянский Андрей Рогозянский

публицист, психолог

«Война – дело молодых, лекарство против морщин» – поет широко известный рок-бард о «войне без особых причин», длящейся много столетий подряд. Нет, нам не то чтобы нравилась война, нам просто не нравится ваш мир, похожий на уловку.

Хотим мы этого или нет, милитаристские машины в решающий момент становятся главным аргументом

Станет ли жизнь без войн когда-нибудь реальностью? Что такое война? Хуже ли она других состояний, в которых человечество ненавидит и предается алчности, использует ложь и ищет господства? Кажется, нельзя представить картины страшней разрывов снарядов, маршей танковых армий и атак с воздуха. Современные боевые системы призваны внушать ужас.

Но в Библии мы находим упоминание о чем-то более убийственном и опасном: «Когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба». Парадоксальным образом конец времен связан с тем, когда, по словам апостола Павла, человечество поверит в благоустройство и постоянство своего положения.

«Ну, наконец-то мы дождались порядка и мира...» Случится то, что неотвратимой естественностью напоминает роды у женщины: «подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут». Заметим, не хаос и кровь, а спокойствие и благополучие выступят подтверждением бессмысленности дальнейшего хода истории.

Мирное состояние вообще умозрительно и существует в поверхностном восприятии. Испокон века положительная деятельность людей стояла под угрозой чужого вторжения; результаты трудов мало стоили, ибо всегда было множество желающих поживиться тем, что «плохо лежит».

Когда чужестранец и более сильный сосед проходили по пастбищам и усадьбам, сизифов труд построения мало-мальски обеспеченной жизни приходилось начинать заново. Война в некотором роде служит оправданием положительной деятельности. В войне сталкиваются две организованные силы, стороны, приблизительно равные по возможностям.

С каждой стороны знают, что за свои намерения придется платить высокую цену. Недоразумение лучше исправить прежде, чем оно перерастет в большую войну. Сражение армий объединяет и упорядочивает бесчисленное множество мелких, неконтролируемых инцидентов.

«Худой мир лучше доброй ссоры» – говорится о ссоре, но не о войне. Насилие над слабейшим соперником, медленное удушение пауком в паутине, оккупация и плен – примеры, когда «мир» представляет плохой выбор. Под монгольским игом Русь триста лет не могла позволить себе войны, и тяготы этого периода были так велики, что при Дмитрии Донском военное выступление, невзирая на жертвы, воспринималось с облегчением.

На протяжении истории человек смирялся с войной как с неотъемлемой составляющей жизни. Сетовать на войну было примерно то же самое, что сетовать на перемену времен года. Антивоенного и пацифистского пафоса не существовало и не могло существовать, ибо противоречия неизбежны, время от времени нациям приходится их разрешать через поединок на поле брани. Этическая постановка проблемы состояла в том, каким образом вести себя на войне, а не в том, быть за войну или против войны.

Лев Толстой в «Войне и мире» относит войну к проявлениям внутренней жизни народов, «движениям корабля времени», независимой от воли правителей и полководцев, обстоятельств политики. В монологе Андрея Болконского накануне Бородинского сражения автор устами своего героя выражает сомнение, не слишком ли много в военных кампаниях ложного гуманизма и игры в благородство.

Если бы пленных не брать, рассуждает князь Андрей, куда меньше желающих отправилось бы из Франции за тысячи верст вглубь России, а русских – в Европу, под Аустерлиц.

Краткий промежуток на исходе ХХ века, когда общество вкусило спокойствия и комфорта, дает идиллическую картину разрешения мировых противоречий и демократизации.

Человечество цивилизовалось и как будто решает возникающие споры без применения оружия. «Бархатные» трансформации рассматриваются в качестве нормы, в то время как насилие провоцируют последние из тиранов, противящиеся переменам. Иначе это именуется «смягчением нравов» – благополучие и безопасность отдельного человека преподается как базовая ценность.

Бои в Сирии и на Украине запустили болезненную переоценку. Тематика войны поневоле вновь проникает в общественную психологию. От смутных теорий постмодерна, постиндустриализма и постполитики мы возвращаемся к мышлению в категориях национального, к классической игре крупных держав с привлечением армий, централизованного управления и мобилизационных стратегий.

Говорится о «ренессансе государства» и «деглобализации». Война не сумела долго скрывать себя под личиной soft power, мягкой экспансии. Хотим мы этого или нет, милитаристские машины в решающий момент становятся главным аргументом.

Обилие жертв при боевых действиях ужасает, но это только лишний раз подчеркивает, насколько ложным было чувство безопасности в предыдущее время. Война несет с собой бедствия, и все же она – только симптом общей агрессии. Современность не только не устранила противоречий, но, наоборот, масштаб их возрос. Образ будущего становится все драматичней.

В борьбе против войны есть что-то наивное. Нельзя запретить войну и сделать человечество через это счастливым и дружным. Такова жизнь!

Обыватель может бесконечно негодовать по поводу утраченных возможностей и исполняться антивоенным пафосом – смягчение нравов показало себя не действенным. Увы, оно мало помогло против бомбардировок городов Донбасса, и воли прогрессивного человечества не хватило на то, чтобы уберечь древности сирийских Алеппо и Маалюли.

..............