Нередко на иконах Христос в левой руке держит раскрытое Евангелие, а правой воздетой вверх рукой... Большинство скажет – «благословляет». На самом деле это совсем иной жест, вдобавок пришедший из дохристианского мира.
Рука Божия, из облака протянутая к людям в миниатюрах или на фресках, – это тоже не благословение
Индийские, египетские, греческие ораторы и проповедники (и даже индийские танцовщицы-певуньи) поднимали руки со сложенными колечком пальцами в знак того, что они уже ведут свою речь. Сомкнутые пальцы – призыв к смыканию уст окружающих. «Молчите и слушайте!».
Из этой древней культуры жестов один вошел в наши классы: высоко поднятая рука с раскрытой ладонью означает «прошу слова».
Та же поднятая рука с сомкнутыми пальцами означала «Я уже говорю. Граждане, послушайте меня!».
У Квинтиллиана 3 глава 11-й книги в труде De institutione oratoria посвящена ораторским жестам. Библиографию вопроса с примерами из разных культур см.: Голубинский Е. История Русской Церкви. Том II, 2-я пол. тома. М., 1911, с. 492.
Христос – это Логос, Слово Божие. В руке Он держит Евангелие – тоже Слово, обращенное к нам. Но чтобы расслышать слово Другого, самому надо замолчать. Так зрительный образ взывает не только к нашему глазу, но и к слуху.
Кстати, рука Божия, из облака протянутая к людям в миниатюрах или на фресках, – это тоже не благословение, а знак речи Бога к данному персонажу.
И когда диакон в храме произносит ектению – он поднимает правую руку с орарем именно с таким перстосложением и с тем же смыслом. Когда диакон берет в руку орарь, то большой палец он кладет на ленту, указательный и средний кладет под ленту, а безымянный и мизинец снова на нее. Лента перегибается вокруг средней группы пальцев. Если теперь пальцы оставить в том же положении, а орарь вынуть, то окажется, что пальцы диакона сложены так же, как на иконах Христа. Он предлагает собранию замолчать и вслушаться в произносимые им сейчас слова.
Впрочем, именно это заставляет предполагать, что в древности диакон произносил ектенью, стоя лицом к народу: жест должен быть виден тем, ради кого он совершается.
Диакон воздевает руку с жестом, приглашающим к молчанию и вниманию. И при этом называет тему для молитвы: «о плавающих, путешествующих... помолимся», «о граде нашем помолимся...». То есть сам диакон такими возглашаемыми им словами не молится. Он определяет тему для молитвы остальных. И пока хор тянет «Господи, помилуй», каждый сам про себя молится на предложенную тему – со своими словами и со своими именами.
В этом отличие диакона от священника.
Священник молится от имени народа – и поэтому стоит спиной к нему, то есть участвует в общем с народом движении, возглавляя его, но не противопоставляет себя людям: общее движение Церкви – на Восток, навстречу паки грядущему Христу (Мф. 24, 27).
Диакон же как организатор посматривает вокруг и назад, предлагая не отставать от шествующего впереди предстоятеля.
Диакон вообще похож на фельдфебеля. Он отдает армейские команды «Равняйсь, смирно» («Премудрость, прости! – Софиа, орфи!» – это именно армейские команды в Византии), то есть не сидите, встаньте (св. Николай Кавасила. Изъяснение Божественной Литургии, 21).
А то, напротив, призывает склониться: «Главы наша (ваша) Господеви приклоним!». Диакон то изгоняет оглашенных из храма (оглашенные изыдите»), то приглашает верных приступить к Чаше. В общем, диакон постоянно отвлекается от собственной молитвы и посматривает на народ, руководит собранием – для того чтобы священник мог пребывать в непрестанной молитве.
Если же и священник обернется в молитве лицом к народу – это будет вежливо, но в религиозно-экклезиологическом отношении тупиково. В этом случае священник и народ смотрят в противоположные стороны, их диалог замыкается только между ними и не обращен к общей Цели – к Богу, одно из имен Которого – Восток (Зах. 6,12; церк-слав. перевод).
Источник: Блог о. Андрея Кураева
