Игорь Переверзев Игорь Переверзев Война как способ решить финансовые проблемы

Когда в Штатах случается так называемая нехватка ликвидности, по странному стечению обстоятельств где-то в другой части мира нередко разгорается война или цветная революция. Так и хочется прибегнуть к известному мему «Совпадение? Не думаю!».

3 комментария
Тимофей Бордачёв Тимофей Бордачёв Иран и Израиль играют по новым правилам мировой политики

Сейчас, когда исторический процесс перестал быть искусственно выпрямленным, как это было в холодную войну или сразу после нее, самостоятельные государства многополярного мира, подобно Ирану или Израилю, будут вести себя, исходя только из собственных интересов.

2 комментария
Борис Акимов Борис Акимов Вихри истории надо закручивать в правильном направлении

Россия – это особая цивилизация, которая идет своим путем, или Россия – это такая недо-Европа, цель которой войти в этот самый европейский дом?

9 комментариев
18 декабря 2018, 16:30 • Экономика

Сколько еще у России осталось нефти

Сколько еще у России осталось нефти

Tекст: Алексей Анпилогов

Министр энергетики Александр Новак отчитался о прогнозе добычи нефти в России в уходящем году – около 556 млн тонн. Крайне интересно сопоставить его заявление со словами другого чиновника, главы Роснедр Евгения Киселева, по поводу прироста запасов нефти в стране. Сколько нефти мы добываем (тратим) – и сколько открываем новых ее запасов? И надолго ли России хватит этого важнейшего мирового ресурса?

Доказанные российские запасы нефти достаточны для обеспечения добычи на протяжении 23–25 лет при сохранении ее современного уровня, сообщил глава Роснедр Евгений Киселев в интервью телеканалу НТВ. При этом глава Роснедр подчеркнул, что Россия в последние годы стабильно воспроизводит запасы нефти на 20 лет вперед.

Что означают эти сведения о доказанных запасах нефти – и почему в своем комментарии глава Роснедр фактически призывает уходить от бездумного накопления запасов за пределами 20-летней перспективы добычи?

Грустная новость: чистого воспроизводства запасов в России все-таки нет

Категория доказанных запасов нефти (англ. proved reserves или reserve base) – одна из основополагающих в нефтяной отрасли. Для целей реальной добычи, обоснованной экономически и возможной технологически, важна не «нефть вообще», а только та ее часть, которую можно поднять на поверхность.

При этом даже в рамках доказанных запасов отнюдь не вся нефть является извлекаемой – эта доля определяется так называемым коэффициентом извлечения нефти (КИН), который всегда меньше единицы или же 100%. После умножения доказанных запасов на КИН мы получаем уже извлекаемые запасы – ту нефть, которую могут добыть нефтяные компании из доступных им доказанных запасов на переданных в эксплуатацию месторождениях. К счастью для всех нас, КИН с совершенствованием технологий растет, в силу чего неожиданную отдачу дают даже, казалось бы, исчерпанные старые месторождения. Однако, конечно же, добывать быстро и дешево такую остаточную нефть непросто – месторождение буквально выдавливается по капле на протяжении долгих лет.

С учетом этих особенностей определенная неточность в словах главы Роснедр все-таки есть – Россия в 2018 году не смогла выйти на чистое воспроизводство доказанных запасов. Как заявлял Евгений Киселев в ноябре, по итогам года прирост запасов нефти в России без учета конденсата составит примерно 520–530 млн тонн. И это ниже прогнозируемой добычи нефти за 2018 год, которая, скорее всего, составит около 556 млн тонн, согласно недавней оценке министра энергетики Александра Новака.

Казалось бы, цифра 2018 года в 520–530 млн тонн «новой» нефти внушает оптимизм – это составляет 93–95% добытого за текущий год. Но если учесть реальный КИН большей части российских месторождений, который составляет 0,5 (50% доказанных запасов сегодня превращается в извлекаемые), то получится, что эта цифра выглядит гораздо скромнее – лишь 51–53% от добытой нефти, чуть больше половины «израсходованных» в 2018 году доказанных запасов.

Хорошая новость: жизнь не стоит на месте, нефти не так и мало

Тем не менее надо понимать, что нефть, оставшаяся в доказанных запасах, но не извлеченная на поверхность, отнюдь не потеряна. К ее добыче можно всегда вернуться, когда для этого будут созданы соответствующие возможности.

Именно такая ситуация в середине 2000-х годов сложилась со знаменитой «сланцевой» нефтью (англ. tight oil). А точнее – с нефтью, расположенной в низкопроницаемых коллекторах (вмещающих породах), извлечение которой стало рентабельным и технологически возможным лишь при сложившихся высоких ценах на нефть и после создания новых технологий ее добычи, в первую очередь – горизонтального направленного бурения и гидроразрыва пласта.

Как пример, о существовании огромного нефтеносного месторождения Баккен в Северной Дакоте узнали еще в 1953 году, а первые эксплуатационные скважины с использованием традиционных технологий на нем пробурили в начале 1970-х годов. Но при цене нефти в три доллара за баррель, как в 1972 году, или даже... целых 12 долларов (что случилось после знаменитого нефтяного эмбарго 1973 года), эксплуатация Баккена была просто нерентабельна. А старые технологии никак не позволяли достать нефть из плотных песчаников Северной Дакоты.

Таким образом, рядом с доказанными запасами на территории любой страны практически всегда существуют так называемые геологические запасы нефти (англ. resource base). Геологические запасы – это уже открытая и описанная в отчетах геологов нефть, которую, тем не менее, невозможно добыть «здесь и сейчас», исходя из упомянутого комплекса экономических или технологических ограничений. Важное уточнение –

многие месторождения нефти и даже целые нефтеносные провинции или типы залежей могут внезапно «перекочевывать» из геологических запасов в доказанные и из доказанных в извлекаемые.

Самый простой способ – рост цены на нефть, при более высокой цене становятся рентабельными, казалось бы, безнадежно дорогие в эксплуатации месторождения.

Нагляднейший пример такого процесса – крупнейшие владельцы нынешних доказанных запасов нефти Канада (27,2 млрд тонн) и Венесуэла (47,3 млрд тонн нефти). В обеих странах львиную долю запасов составляет «неудобная» нефть – тяжелый битум в случае Венесуэлы и нефтеносный песок в случае Канады, добыча там стала возможной только при стабильно существующих ценах выше 50 долларов за баррель нефти. Именно нефтяной кризис последнего десятилетия привлек серьезные инвестиции, после чего громадные запасы тяжелой нефти Венесуэлы и нефтеносных песков Канады стали медленно, но уверенно вовлекаться в экономический оборот.

Свой «спящий нефтяной слон» есть и у России: на территории Западной Сибири расположена так называемая Баженовская свита, в которой, согласно разным оценкам, может находиться от 3 до 24 млрд тонн только извлекаемых запасов. Для понимания огромности этой цифры достаточно сказать, что все другие нефтяные месторождения страны, включенные в существующие доказанные запасы, составляют меньшую сумму – около 14,5 млрд тонн.

Вверх по цене, вниз по себестоимости

Конечно, исключительно за счет роста цены готовой нефти «рост» запасов вышел бы уж слишком однобоким для экономики. Ралли на нефтяных ценах всегда негативно сказывается на экономическом росте, а это, в свою очередь, снижает спрос на нефть и вторичным эффектом обрушивает цены на черное золото. А такие масштабные проекты, как освоение тяжелой нефти, наоборот, нуждаются в предсказуемых ценах на рынке, которые позволяют привлечь в такие проекты многомиллиардные инвестиции.

Тем не менее, есть и второй механизм – это уже упомянутое совершенствование технологий. А вот тут и в самом деле важно не заниматься тем, что глава Роснедр назвал «капитализацией запасов и отвлечением денег». Все дело в том, что,

в отличие от роста цены на нефть, путь уменьшения себестоимости – отнюдь не столь универсальный в вопросе перевода геологических запасов в доказанные и затем в извлекаемые.

Как пример – технологический прорыв в деле извлечения «сланцевой» нефти из низкопроницаемых коллекторов мало повлиял на совершенствование добычи венесуэльского битума или же разработку канадских нефтяных песков. Просто в силу того, что направленное горизонтальное бурение и гидроразрыв пласта не особо помогают в добыче других видов нефти. Более того, как выяснилось за прошедшее десятилетие «сланцевой революции», в США и вовсе сложились уникальные условия для разработки нефти низкопроницаемых коллекторов. Все важные факторы сыграли «в плюс»: сама нефть достаточно легкая и текучая, вмещающие породы отнюдь не столь плотные, как в подобных месторождениях других стран, да и залегают на «смешной» глубине в два–три километра против пяти–семи километров в других частях мира.

Куда повернет технический прогресс в следующие 20 лет – действительно не могут знать ни в Роснедрах, ни в Министерстве энергетики, ни в самих нефтяных компаниях. Стоит ли вкладываться в глубоководную нефть? В арктическую? Искать ли сланцевые месторождения, схожие с американскими? Разрабатывать ли тяжелую нефть Татарстана или Баженовскую свиту в Западной Сибири? Каждый из этих вопросов требует четких ответов не только в части чистой геологии (есть ли нефть в земле) или экономики (будет ли рентабельно найденную там нефть добыть), но и, в первую очередь, в части технологий.

Именно в технологическом и техническом прогрессе лежит главный ответ на простой вопрос: на сколько же лет есть еще нефти в России?

Банальный ответ, прозвучавший в комментарии главы Роснедр Евгения Киселева, – хватит на 22–23 года. Пессимистически просчитанный срок, исходя из известных доказанных запасов и существующего КИН, – где-то на 13 лет. Но как и когда «закончится нефть в России», мы сегодня и вовсе не знаем – и, скорее всего, этот момент будет находиться гораздо дальше и 13, и даже 23 лет от нынешнего момента. Поскольку, как показывает история нефтяной отрасли, нефтяники уже не раз находили нефть там, где ее мало кто ожидал найти, и начинали добывать ту нефть, которую все считали нерентабельной и слишком дорогой.

В 1973 году мир стоял перед лицом «ужасного кризиса». Нефть тогда стала стоить 12 долларов за баррель. Теперь нефть по 12 долларов скорее не на шутку испугает нефтяников, нежели потребителей нефти.

..............