Евдокия Шереметьева Евдокия Шереметьева Почему дети застревают в мире розовых пони

Мы сами, родители и законодатели, лишаем детей ответственности почти с рождения, огораживая их от мира. Ты дорасти до 18, а там уже сам сможешь отвечать. И выходит он в большую жизнь снежинкой, которой работать тяжело/неохота, а здесь токсичный начальник, а здесь суровая реальность.

22 комментария
Борис Джерелиевский Борис Джерелиевский Единство ЕС ждет испытание угрозой поражения

Лидеры стран Европы начинают понимать, что вместо того, чтобы бороться за живучесть не только тонущего, но и разваливающегося на куски судна, разумнее занять место в шлюпках, пока они еще есть. Пока еще никто не крикнул «Спасайся кто может!», но кое-кто уже потянулся к шлюп-балкам.

5 комментариев
Игорь Горбунов Игорь Горбунов Украина стала полигоном для латиноамериканского криминала

Бесконтрольная накачка Украины оружием и людьми оборачивается появлением новых угроз для всего мира. Украинский кризис больше не локальный – он экспортирует нестабильность на другие континенты.

3 комментария
19 марта 2012, 19:11 • Культура

«Жизнь – то, что запомнил»

В России изданы мемуары Габриэля Гарсиа Маркеса

«Жизнь – то, что запомнил»
@ ИТАР-ТАСС

Tекст: Кирилл Решетников

Габриэль Гарсиа Маркес, писатель, в корне изменивший представления современников о литературе, рассказывает о своей юности в книге «Жить, чтобы рассказывать о жизни». Из нее мы узнаем, на что молодому колумбийцу пришлось пойти ради верности призванию и кто был прототипом полковника Ауреалиано Буэндиа, персонажа знаменитой книги «Сто лет одиночества».

Любому читателю Маркеса знакома атмосфера неуловимой, подспудной фантастичности, заполняющая пространство лучших произведений колумбийского писателя. Граница между реальностью и вымыслом пересекается по ходу повествования множество раз, и то, что получается в результате, не назовешь ни реализмом, ни фантастикой, ни даже гротеском. Для такого взгляда на мир и был придуман хрестоматийный термин «магический реализм»; литературным корням явления, которое попытались определить таким образом, посвящено немало ученых трудов. Что же касается реальных, жизненных корней «Ста лет одиночества» и других классических текстов Маркеса, то узнать о них что-либо по-настоящему достоверное до сих пор было чрезвычайно трудно.

Некоторые считают, что воспоминания Маркеса – это просто такой же магический реализм, как и его романы

Между тем ясно, что биографический и исторический бэкграунд в случае Маркеса представляет едва ли не больший интерес, чем всевозможные параллели с другими литературными мирами. Не следует забывать, что начинал Маркес как журналист и хроникер, то есть как поставщик документально проверяемой информации, и этот опыт наряду с прочим бесценным материалом никуда не делся, а как раз и был переплавлен в золото «магического реализма». Если сравнивать Маркеса с книжниками-постмодернистами, готовящими замысловатые коктейли из экстрактов, полученных путем анатомической работы с мировым культурным наследием, то колумбийский нобелевский лауреат окажется куда больше похожим на традиционных реалистов, несмотря на все очевидные различия. Именно реальная жизнь, и прежде всего колумбийская юность писателя с ее иррациональной карибской энергетикой и окружающим политическим трагифарсом, дала основу для будущих шедевров, сколь бы причудливы они ни были.

Поэтому автобиографию Маркеса, в принципе, есть основания заведомо считать вещью столь же ценной, что и его романы. Поклоннику и знатоку лучших тестов писателя впору отнестись к ней даже с большим вниманием, чем, скажем, к позднему роману «Вспоминая моих грустных шлюх» (несмотря на то что сам феномен позднего Маркеса чрезвычайно важен и любопытен).

Книга «Жить, чтобы рассказывать о жизни» - первая часть планируемой автобиографической трилогии (фото: ast.ru)

Книга «Жить, чтобы рассказывать о жизни» – первая часть планируемой автобиографической трилогии (фото: ast.ru)

Книга «Жить, чтобы рассказывать о жизни», заявленная автором как первая часть планируемой автобиографической трилогии, заслуживает такого пристального отношения тем более, что написана она, насколько можно судить по переводу, почти в том же «магическом» стиле, что и знаменитые художественные творения. Перевод, впрочем, оставляет желать лучшего и порой вынуждает продираться через не совсем русские понятийные конструкции. Но даже при таком раскладе преданный читатель латиноамериканского классика ощутит знакомые гипнотические вибрации, а неискушенный читатель узнает достаточно для того, чтобы всерьез проникнуться.

Период, который охватывает эта книга, не очень продолжителен – исходной точкой служит появление будущего прозаика на свет в 1927-м, а конечной – середина 1950-х, когда в жизни начинающего писателя наметились большие перемены: женитьба, первый успех, отъезд на корреспондентскую работу в Европу. Тем не менее в эти мемуары уместилось гораздо больше, ведь фоном здесь служат семейная история и некоторые прелюбопытные колумбийские реалии, относящиеся к совершенно другим временам.

Подобно повествованию о жителях городка Макондо, воспоминания эти состоят из ярких фрагментов, событийных и просто экзистенциальных «вспышек», незабываемых диалогов, судьбоносных встреч или же просто незаметных со стороны переживаний, о которых не узнал бы никто, не будь они доверены бумаге.

#{interviewcult}Вот юный Маркес, только что бросивший изучать юриспруденцию, к разочарованию матери, и уже не скрывающий своих исключительно творческих планов, беседует с земляком-доктором, который на удивление благосклонно воспринимает желание молодого человека стать писателем. Становится очевидно: этот лекарь из колумбийской глуши – один из тех людей, которых в случае их отсутствия следовало бы выдумать. Вот Габриэль и его мать едут в направлении старого фамильного дома, намереваясь заняться его продажей, и тут семидесятилетний Маркес делает едва ли не самый замечательный ход, на который только способен мемуарист. Он вспоминает, как во время этого железнодорожного путешествия он, двадцатилетний юноша, вспоминал о своем детстве, проведенном в том самом доме. Вот в качестве одного из самых ярких детских воспоминаний появляется целая ватага дядьев рассказчика – сыновей его дедушки, прижитых колоритным предком от множества женщин по большей части уже после заключения законного брака. И мы сразу понимаем: это ведь и есть те самые 17 детей полковника Аурелиано Буэндиа, о которых говорится в «Ста годах одиночества»! А вот и название Макондо, данное автором знаменитому вымышленному городу: это слово Маркес прочел на воротах банановой усадьбы, которую увидел из окна поезда.

Подобные открытия встречаются здесь на каждом шагу. В частности, мы узнаем, как в действительности выглядела история убийства Сантьяго Назара из «Хроники объявленной смерти» и какую роль в порождении маркесовских сюжетов сыграли наблюдения романиста за колумбийскими политическими страстями (и в частности за действиями молодого Фиделя Кастро, находившегося в Колумбии во время очередных потрясений).

Впрочем, некоторые считают, что воспоминания Маркеса – это просто такой же магический реализм, как и его романы. И это весьма вероятно. Особенно если принять во внимание эпиграф к книге: «Жизнь – не то, что прожил, а то, что запомнил, чтобы рассказать о жизни».