«Большая доля условности»

Российская общественность продолжает бурно обсуждать вопросы, связанные с возрастным цензом на произведения искусства, творческие мероприятия и телепрограммы, который был введен согласно закону о защите детей от вредной информации. Широкий резонанс и массу скептических откликов вызвали такие случаи, как, например, якобы присвоение пометки «18+» мультфильму «Ну, погоди!» или трактовка эпопеи Сергея Бондарчука «Война и мир» на Первом канале, где она попала в категорию «16+».

При установлении возрастного ценза всегда нужно думать о двух вещах

За громкими обсуждениями, касающимися кино и телевидения, отчасти забываются другие сферы искусства, где, как ни странно, тоже возникают предпосылки для аналогичных проблем. Классическая музыка считается хорошо подходящей для традиционного воспитания и, казалось бы, вряд ли может быть заподозрена в безнравственности, однако классические музыкальные произведения теперь тоже рассматриваются с точки зрения возрастных ограничений. Об этом свидетельствует недавняя запись одного из пользователей «Живого журнала», где обрисовывается возрастной ценз, практикуемый в ведущих музыкальных театрах страны – Большом и Мариинском, а также в некоторых концертных залах. Присутствующая в этой записи информация о запрете концертов Рахманинова для детей в возрасте до 16, якобы имевшем место в Филармонии Санкт-Петербурга, оказалась результатом технической ошибки (об этом газете ВЗГЛЯД сообщили в пресс-службе филармонии, заявив также, что в настоящее время Союз российских концертных организаций ведет переговоры об отмене возрастных ограничений для концертов классической музыки). Однако проблема как таковая все же остается. Известно, например, что пометку «16+» недавно получил концерт Монтсеррат Кабалье в Екатеринбурге.

Газета ВЗГЛЯД обратилась за комментариями к начальнику отдела перспективного творческого планирования Большого театра Михаилу Фихтенгольцу.

ВЗГЛЯД: Насколько в принципе осмысленно применение возрастного ценза к классическому музыкальному репертуару?

Михаил Фихтенгольц: Вся эта система маркировки по возрастному цензу кажется мне странной (Фото: conservatory.ru)

Михаил Фихтенгольц: Вся эта система маркировки по возрастному цензу кажется мне странной и не всегда убедительной. Впрочем, что касается ограничений в отношении оперы, то я не думаю, что это более странно, нежели в отношении драматического театра. Все-таки люди должны знать, на что они покупают билеты, а не брать их вслепую. В конце концов, когда мы ходим в кино, мы ведь стараемся получить некое представление о фильме, на который мы идем. Вот и с театром точно так же. И коли уж появился такой закон, то нужно ему следовать. Соответственно, мы в Большом театре определили возрастной ценз в отношении каждого спектакля. Однако, насколько я понимаю, возрастная маркировка все-таки в большей степени носит рекомендательный характер.

ВЗГЛЯД: Насколько убедительны основания для ограничений в конкретных случаях? Каковы критерии? Например, многие недоумевают по поводу того, почему «Золотой петушок» в Большом рекомендуется лишь лицам старше 16.

М. Ф.: Все очень относительно. Еще не так давно «Золотой петушок» был оперой для детской аудитории Большого, что несколько абсурдно, потому что по своему жанру это политическая сатира – там есть довольно хлесткие и недвусмысленные выражения, и я не знаю, как они могут восприниматься шести- или восьмилетними детьми. Сейчас это совершенно другой спектакль. Вообще при установлении возрастного ценза всегда нужно думать о двух вещах: об особенностях самого произведения и об особенностях постановки. «16+» в случае новой постановки «Золотого петушка» в Большом – это, мне кажется, вполне нормально.

#{interviewcult}ВЗГЛЯД: Тем не менее отнесение музыкальных спектаклей к той или иной цензовой категории часто вызывает вопросы. Согласны ли вы, что сама возможность «рассортировывать» классический материал подобным образом дает основания для перегибов и не вполне обоснованных решений?

М. Ф.: Да, конечно. Могу привести другой пример. У нас идет совершенно невинный со всех точек зрения спектакль «Травиата», где ни на секунду не появляется обнаженное женское тело и где все более чем в рамках «санитарной нормы». Дети вполне могут смотреть этот спектакль. Но при этом мы знаем, что по сюжету у Верди главная героиня – женщина легкого поведения, куртизанка. Дальше начинаются бесконечные рассуждения о том, насколько сам сюжет, независимо от его сценического воплощения, подходит для детей. И это направление дискуссии, в принципе, может привести к очень ханжеским, слишком прямолинейным выводам. Я, например, считаю, что дети старше 10 лет имеют право знать о существовании представительниц древнейшей профессии. Ничего, что могло бы повредить их моральному и физическому здоровью, лично я в этом не вижу.

ВЗГЛЯД: Однако есть масса людей, которые с вами ни за что не согласятся.

М. Ф.: Да, и этой массе людей я бы очень посоветовал изучать те произведения и те спектакли, на которые они собираются приобрести билеты. Благо возможностей множество. Получить информацию крайне просто. И если люди ведут на спектакль детей, то не театр, а они сами несут ответственность за то, что увидят дети. Театр дает свои рекомендации, но дело в том, что они не абсолютны. Кто-то сочтет, что маркировка «12+» для некоторого спектакля избыточна и что его могут смотреть дети начиная с шести лет, а кому-то покажется, что его рано смотреть и в 18. Так что во всем этом есть очень большая доля условности.

ВЗГЛЯД: Некоторые недоумевают, почему в разных театрах постановки одного и того же произведения классифицируются в рамках возрастного ценза по-разному. Видимо, все дело в режиссерской трактовке, и в этом смысле от нее зависит больше, чем от либретто?

М. Ф.: Конечно, особенности постановки очень важны. Кроме «Золотого петушка», могу назвать версию «Руслана и Людмилы», идущую сейчас в Большом. Она классифицирована как «16+», поскольку там есть достаточно откровенные сцены, которые нежелательно видеть лицам, не достигшим 16-летнего возраста.

ВЗГЛЯД: Имеет ли смысл применять возрастной ценз не к спектаклям, а к произведениям инструментальной и вокальной музыки, снабжая соответствующими пометами информацию о концертах?

М. Ф.: Я считаю, что в отношении филармонического жанра это довольно смешно. Если эта история будет развиваться дальше, то вслед за возрастной маркировкой концертов нужно будет также маркировать издания нот, аудиодисков и т. д. Это путь в никуда.

ВЗГЛЯД: Известно ли вам, что написано на этот счет в законе о защите детей от вредной информации? Там эти детали оговариваются?

М. Ф.: Я самого закона не читал, но, насколько я понимаю, оперные театры и концертные организации в данном случае попадают в одну категорию. А кроме того, как я уже сказал, все это носит рекомендательный характер.