Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

9 комментариев
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

5 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

15 комментариев
15 сентября 2005, 18:20 • Авторские колонки

Игорь Манцов: Брак – по расчету, знание – по любви

Игорь Манцов: Брак – по расчету, знание – по любви

Краем глаза присматриваю за каналом НТВ: с некоторых пор здесь дают новоиспеченное «Дело о «Мертвых душах» – многосерийную фантазию на темы Гоголя.

Стране требуется масштабная ревизия. И не в последнюю очередь – ревизия культурных ценностей

Кажется, постановщик Лунгин не нашел визуального и темпоритмического эквивалента для навороченного сценария Арабова, ну да ладно, переживем. Лунгин – бытовик, а не метафизик, не юморист. Общение хороших актеров осуществляется у него в сомнительном режиме «художественная самодеятельность».

Но достаточно и того, что сериал выявил нищету национальной мифологии, ее образную бедность. Ведь демонтировав концептуальную систему большевиков, постсоветские власть имущие не выдумали ничего лучшего, как скопировать то самое дикое русское барство и то самое бессовестное расейское чиновничество, которых пригвоздил к позорному столбу еще доисторический классик. Которые немыслимы сегодня ни в одной цивилизованной стране.

Новые русские в безвкусных усадебках и за трехметровыми заборами – да ведь это клонированные старинные помещики, невменяемые сквозник-дмухановские с коробочками и ноздревыми, а как же!

В новом сериале статный городничий шьет одутловатому судье дело о взятках ровно в той же ласковой, в той же товарищеской манере, в какой министр культуры недавно обвинял начальника федерального культурного агентства.

Обвиняемый искренне обижается, сопит: «Борзые щенки – разве же это взятки? С ними, со щенками, – одна морока!» Ну, вам, аристократам духа, виднее. Меня-то три десятка лет на всех возможных жизненных фронтах неизменно пытались определить в холопы, посему тяжкий труд по воспитанию породистыми аристократами породистых же щенков – не моя компетенция.

Никому из пройдох не сочувствую, напротив, каждый вечер усаживаюсь перед телевизором в тайной надежде на возмездие, хотя бы и символическое.

Сижу, чаевничаю, бубню: «Вмажьте им, Павел Лунгин! Врежьте по полной!!»

А только Лунгин до-обрый. Из Парижу. Сытый гастролер. Лунгин позабыл или никогда не знал, что такое дикое русское барство. Я бы сделал посаркастичней, пожестче, побезжалостнее, посовременней.

Так, чтобы Гоголь перевернулся.

Известно ведь, что Гоголь ворочается.

Там.

Кадр из сериала «Дело о «Мертвых душах» (фото с сайта ruskino.ru)
Кадр из сериала «Дело о «Мертвых душах» (фото с сайта ruskino.ru)

Сериал не только по «Мертвым душам», но еще и по «Ревизору» – весьма своевременный сюжет. Стране требуется масштабная ревизия. И не в последнюю очередь – ревизия культурных ценностей.

В соседнем универмаге грандиозная распродажа видеокассет со всевозможными советскими фильмами. Говорят, видеокассеты больше не актуальны. Ну а старое советское кино? Купил целую сумку любимых, а заодно и просто заметных картин, несколько дней с утра до вечера осуществлял добровольную инвентаризацию, оценивал с позиции нового возраста и нового опыта.

Полный восторг!

Оказывается, все перекодировалось.

Смотришь как в первый раз, удивляешься.

Например, безупречный шедевр Виталия Мельникова «Семь невест ефрейтора Збруева» (1970) с гениальным Семеном Морозовым в главной роли. Всю жизнь думали – комедия. Оказалось, беспросветный кошмар.

Фильм сделан в самом начале застоя. Политбюро принялось стремительно стареть и потому предписало п о к о й н ы й режим всей стране.

Партийно-правительственная верхушка окопалась всерьез и надолго. Народ хотя и не верил в обещанный Хрущевым коммунизм, но по наивности, по жадности и по инерции все равно чего-то ждал.

Какой-нибудь дармовщинки. Подарочка. Гарантированного пайка. Впоследствии коммунизм обернется всего-навсего пенсией, за которую бывшие советские люди и ведут сегодня яростные гладиаторские бои. В сущности, коммунизм состоялся, не сомневайтесь. В рамках одного отдельно взятого поколения. Ничего хорошего!

Фильм Мельникова, как и положено настоящему кино, – изящнейшая проговорка коллективного бессознательного. Двадцатилетний ефрейтор Збруев олицетворяет идею любви, брака, семьи; идею развития, идею продолжения рода и, следовательно, продолжения страны. Збруев – живой. Однако стране все эти прелести больше не нужны.

Кадр из сериала «Дело о «Мертвых душах» (фото с сайта ruskino.ru)
Кадр из сериала «Дело о «Мертвых душах» (фото с сайта ruskino.ru)

Живое одинаково пугает и старцев из политбюро, и развращенных, возжелавших дармовой пайки послевоенных советских людей. В результате отставной ефрейтор терпит полный крах. Он нужен стране единственно в качестве производительной силы, в качестве безмозглого работника, а не Гражданина, а не Мужа, а не Отца.

Не случайно его седьмая невеста на поверку оказывается недоступным идеалом – Девой Марией. Так, посылая неосведомленному ефрейтору репродукцию музейного шедевра, демобилизовавшегося парня заманивает в свой лесхоз некий хозяйственник-хитрован. Некому, дескать, стрелять дикого зверя, не хватает рабочих рук: план горит, начальство неистовствует. Ефрейтор, с наивной надеждой: «А невесты у вас есть?» Хозяйственник, безапеляционно: «А невест – нет. Извини».

Похоже, вышеозначенная проблематика была вполне осознана сценаристом Владимиром Валуцким. Впечатляет диалог Збруева с популярной актрисой, одной из так называемых «невест». Он: «А сами в кино бываете?» Она: «Иногда, в Доме кино». Он: «Ну-у, это тяжело, со старичьем! Как сказал Виктор Гюго, старик – это же мыслящая развалина».

Во как!

Прокрутил диалог раза четыре: все не верил своим ушам. Тут тебе и здоровая антисоветчина, и неслабая актуальность.

Или популярная телевизионная лента Алексея Коренева «По семйным обстоятельствам» (1977). Хороший комментарий к моей недавней колонке, к разговору про имена.

Наедине молодая жена (актриса Дюжева) называет своего мужа, подчиненного ей хлюпика (актер Стеблов), не иначе как Игорек, Игоречек». Зато когда она предъявляет занудливого зятя теще, то бишь своей слишком занятой на производстве маме (актриса Польских), желая эту будто бы нечуткую маму припугнуть, то авторитетно понижает голос, предъявляя номинальный, жесткий вариант: «Игорь считает…» или даже «Игорь не согласен…» И тогда мамочка чуточку трепещет, морщится.

Мелочь, а приятно: авторы исповедуют антропологическую точность, хорошо слышат.

Абсолютный шедевр того же Коренева, четырехсерийный телефильм «Большая перемена» (1972), с годами только улучшился, наварил новых нешуточных смыслов. Кажется, у Алана Паркера есть картина, где актеры-дети изображают взрослых, играют во взрослые гангстерские игры, здесь же обратный случай. В «Большой перемене» в з р о с л ы е живут по понятиям недорослей, недоучек, детей: вечерняя школа, «безумный и прекрасный девятый класс «А», населенный рабочими и работницами, тянущимися к знаниям.

Потрясающая метафора, одна из самых проницательных и точных советских картин!

Кадр из сериала «Дело о «Мертвых душах» (фото с сайта ruskino.ru)
Кадр из сериала «Дело о «Мертвых душах» (фото с сайта ruskino.ru)

В свернутом виде тут предъявлен главный советский архетип: народ, то бишь то, что само собою, безо всякого умысла н ародилось, должен подвергнуться обработке знаниями, должен встроиться в некий глобальный и умный проект. Советский мир поделен на две неравные части: учительская с мудрецами и завод с работягами. И те и другие едины в своем безусловном уважении к сокровенному знанию, которое является и смыслом, и целью бытия.

Важнее семьи.

Первичнее личности.

Прямо какой-то адаптированный гностицизм. Но учителя у ж е знают, а работягам только предстоит приобщиться, припасть к роднику.

Этот фильм безукоризненно работает до сих пор потому, что архетип нисколько не устарел с советских времен: в стране и сейчас не существует достаточно уверенной в своем праве на власть, достаточно легитимной элиты.

Все нервничают, замечаете?

Семнадцатый год и сопутствующий большевистский передел квалифицировали здешний социум как нечто недостаточное, то, чему лишь предстоит состояться, обрести смысл.

«Учиться, учиться и учиться!» – зря смеетесь, страна и поныне комплексует. Ее показная спесь, ее непременные понты – не что иное, как превращенные плебейские комплексы. Вот о чем грандиозная картина сценариста Садовникова и режиссера Коренева: пересматривайте, восхищайтесь вслед за мною.

Генка Ляпишев – Учителю: «…А мы, между прочим, с вас пример берем, учимся у вас. Чему? Принципиальности, смелости, находчивости». Польщенный Учитель: «Нет, конечно, буквально во всем пример с меня брать пока еще нельзя!» Ляпишев, с подковыркой: «Нет, нет, нет, нет. Мы брали, берем и будем брать!»

Странно, что фильм не запретили.

Ни один диссидент не создал ничего столь же проницательного, убойного. Ни один.

А чего стоит линия Ганжи и его жены, Учительницы? Стоит дорогого! Выходит, они не то чтобы одной крови, нет, все еще интереснее: спят в одной постели, сожительствуют, получают друг от друга удовольствие!

Но удовольствие не может быть выше знания, поэтому Ганжа и Учительница скрывают свой брак. Их сцены, их диалоги упоительны. Гениальная травестия, квинтэссенция советского мазохизма: учителя, коллеги знают про брак.

Знают, но притворяются.

Ганжа: «Я тебя люблю. Я твой муж». Учительница: «Ты – двоечник. Если бы ты меня любил, учился бы на одни пятерки!» Он: «Светк, а у меня конфетки есть…» Она, жалобно: «Не искушай меня, Гриша!» Он: «А конфетки такие вкусненькие, такие сладенькие, и у меня их целый килограмм…» Она: «Мне надоело притворяться, что мы муж и жена». Он: «Светка, но ведь я двоечник. Вот буду учиться на одни пятерки…» Она: «Но ведь я же никогда не смогу поставить тебе пятерку!» Он: «Правильно. Ведь тогда все скажут, что я твой любимчик!» Она, отлично играя сладострастие на почве мазохизма: «Значит, все останется по-прежнему?» Он, спокойненько: «Ага».

Кадр из фильма «Семь невест ефрейтора Збруева»
Кадр из фильма «Семь невест ефрейтора Збруева»

Беспрецедентный аналитический уровень. Советский Союз можно было распускать еще в 72-м. На основании одной этой картины. Сколько могут выдержать в подобном режиме физиологически нормальные женщина и мужчина?

Наставник Петрыкин – прогульщику Ляпишеву: «Битый час стою, слушаю. Хоть бы слово об учебе: поцелуи, извините, смех. Про луну тут, про цветочки, а география не выучена». Ляпишев: «Выучил я!» – «А Занзибар?» – «И про Занзибар выучил!!» – «Хорошо, пойди еще чего-нибудь повысь, над культуркой поработай».

Возлюбленная Ляпишева – Петрыкину: «Дяденька, а у нас, между прочим, суббота!» Петрыкин: «О-о! Не пара она нам, Гена. Вы, девушка, какая-то неидеальная». Ляпишев: «Я тоже человек, я целоваться хочу!» – «Вот видишь, что у тебя на уме!» Кстати, ровно та же самая коллизия, что и в «Семи невестах ефрейтора Збруева».

Учеба здесь – словно вещь в себе, сродни эзотерическому, регулярно возобновляемому ритуалу: «Давай, учись». Притворство. Навязчивое социальное проектирование, попирающее социальную традицию и даже биологические инстинкты.

Предельно стильное зрелище с отличной музыкой Эдуарда Колмановского. Гениально интонирующие актеры играют архетипы, не быт (а у Лунгина – наоборот; учись, Лунгин).

Интонации не фальшивы? Значит, авторы попали в десятку: вопросы верно поставлены, а проблемы виртуозно зашифрованы будто бы жизнеподобной системой образов.

Все ищут здесь идеала, рвутся к трансцендентному, не мыслят частной жизни вне последних вопросов и предельных усилий. Закончилось известно чем – Очень Большой Переменой, то бишь перестройкой: порывом к радикальному переделу, к невиданным капиталам и столь же невиданной нищете.

Завуч – Учительнице: «Светик, нам надоело притворяться, что мы ничего не знаем!»

Вот и ладно – вывалили друг на друга всю возможную правду. Это и называется у нас «жить не по лжи». В обществе с нелегитимной элитой яростный порыв плебса к правде всегда заканчивается плохо. И ничего другого – умеренного, аккуратного – от персонажей Зощенки ожидать нельзя.

Немецкий социолог Карл Мангейм заметил: «Ребенок или подросток всегда открыт для новых влияний, когда попадает в новую среду; он с легкостью, например, усваивает новые подсознательные ментальные установки и привычки, перенимает язык или диалект. Взрослые, когда меняется их окружение, сознательно трансформируют некоторые аспекты своего образа мысли и поведения, однако они никогда не бывают в состоянии «акклиматизироваться» столь же бесповоротно и радикально, как и дети. Принципиальные установки взрослого человека, его жизненный инвентарь и, во внешних проявлениях, его язык и диалект по большей части остаются на уровне более близком к исходному…

Если можно определить момент, в котором язык и диалект человека прекращают изменяться, то появляется, по крайней мере, внешний критерий и для определения момента, в котором перестает аккумулироваться подсознательный инвентарь его опыта. Согласно А.Мейе, после 25 лет разговорный язык и диалект у человека не меняются».

Блестящий комментарий к фильму!

Взрослые герои «Большой перемены», равно как и все граждане Советской Страны, валяли ваньку, ломали комедию. Посему «Большая перемена» – даже не гротеск, а самый махровый реализм. Все ровно так и было.

То бишь понарошку.

Кадр из фильма «Сталкер»
Кадр из фильма «Сталкер»

С «Большой переменой» гениально срифмовался легендарный тарковский «Сталкер» (1979). Вот вам Писатель в исполнении Солоницына: «Дорогая, мир непроходимо скучен. Мир управляется чугунными законами, и законы эти, увы, не нарушаются. И не надейтесь на летающие тарелки: это было бы слишком интересно».

Итак, к концу застойного десятилетия у советского общества уже нет ни сил притворяться, ни воли к знанию. И по-прежнему нет вкуса к удовольствию. Откудова?!

Лучше помучаться.

Кстати, подавляющее большинство нашего народонаселения и сегодня получает удовлетворение единственно от собственных мучений. Аутентичное удовольствие – ведь это же элемент культуры, наученность, а не заурядный животный порыв.

«Сталкер» удивил меня еще больше, чем картина Коренева. Я принимал его вовнутрь безо всякого предубеждения, 26 лет спустя после того первого, премьерного и до вчерашнего дня единственного просмотра. Я был девственно чист душою. И я увидел не тот фильм, который понапридумывали себе наши прикормленные придворные киноведы с нашими так называемыми интеллектуалами, а нечто лучшее.

Когда-нибудь расскажу.

..............