Зачем россиянам нужна Танзания

Реакцию Рунета на список из трех стран, авиасообщение с которыми Россия откроет в первую очередь, можно свести к одной фразе: «Турция – для народа, Великобритания – для элиты, а Танзания, чтоб вы спросили».

Другими словами, сам факт упоминания экзотического африканского государства стал предметом шуток и конспирологических теорий разной степени бредовости, вплоть до той, по которой побережье Занзибара застраивается сейчас особняками для высокопоставленных членов российских ОПГ.

Раз так, правительству стоило бы обосновать свой выбор в пользу Танзании. В том числе и потому, что прямой зависимости от набившей оскомину «ситуации с коронавирусом» с ходу не прослеживается. Местный президент Джон Магуфули отнесся к пандемии примерно так же, как Лукашенко – через высмеивание и отрицание.

Такое обоснование можно было бы сделать в идеологическом или даже в геополитическом ключе: например, заявить на «внешнем рынке», что это вклад Москвы в борьбу с расизмом и последствиями колониализма, а «на внутреннем» – что это возвращение России к борьбе за богатства Африки.

Танзания идеально подходит под обе формулы – при том, что это действительно развитое туристическое направление, «протоптанное» из России еще в 1990-х годах. Наряду с соседней, несколько более богатой и развитой Кенией, танзанийское государство стало своего рода открыткой – оно совмещает в себе большую часть того, что турист ждет от Африки, но относительно безопасно для его жизни и здоровья.

На эту тему
• Преклонение перед США сопутствует нищете и насилию
• Как Советский Союз потерял контроль над самым кровавым диктатором Африки
• Почему в России так мало объектов Всемирного наследия

Из двух ходульных стереотипов о черной Африке – нищета и преступность, направленная против белых – справедлив только первый. Есть, конечно, свои исключения (например, ЮАР – страна не бедная, но опасная), однако убивают и грабят на Черном континенте гораздо реже, чем, например, в Южной и Центральной Америке, не имеющей при этом репутации «бандитского края».

Другое дело, если речь идет о специфических африканских «кейсах», само наличие которых отбивает любую мысль о путешествиях: например, геноцид, гражданская война или особо одиозный политический режим. Регион Восточной Африки богат на все это. Среди соседей Танзании ужасающе нищие Бурунди и Малави, хронически воюющие Мозамбик и ДРК, Руанда, где хуту резали тутси, и Уганда, известная благодаря выдающейся (даже по африканским меркам) жестокости Иди Амина.

Кстати, политическая карьера этого безумного боксера, объявившего себя королем Шотландии, закончилась именно после того, как он решил напасть на Танзанию. В той войне танзанийцам способствовал успех, можно сказать, что стране повезло и в целом: там, говоря языком советского анекдота, «бедненько, но чистенько», а в терминах туристического буклета – «есть на что посмотреть».

Потухший вулкан Килиманджаро – самая высокая гора Африки – находится там. Знаменитые озера Виктория, Танганьика и Ньяса тоже там. Типовые кадры сафари из научно-популярных передач («А-а, крокодилы – бегемоты», как пели в советской сказке) тоже, скорее всего, сняты в Танзании – в заказнике Селус (крупнейший в Африке) или в заповеднике Серенгети, перетекающем в кенийский Масаи-Мара.

В них же найдете сотни различных племен, говорящих на десятках языков (языками межнационального общения являются государственные – суахили и английский). У каждого – свой уникальный быт, но общая для всех сувенирка в виде масок, резьбы по кокосу и живописи в стиле «тинга-тинга».

Белоснежные пляжи Занзибара (фото: Martin Moxter/Image BROKER/Global Look Press)

Танзания – страна аграрная и слабо урбанизированная, отсюда и ее «этнический колорит». Однако на берегу Индийского океана стоит огромный 4,5-миллионный Дар-эс-Салам – один из наиболее быстрорастущих городов мира, богатый на архитектуру колониального периода. А неподалеку от него – остров Занзибар, где находятся включенный в список Всемирного наследия ЮНЕСКО Каменный город (всего в Танзании семь объектов ЮНЕСКО и еще пять кандидатов) и протяженные пляжи с песком цвета муки, что является наиболее раскрученной среди туристов «фишкой».

Речь, впрочем, сейчас не про туризм, а про его идейное наполнение: в том, что касается столь востребованной в мировой политике «борьбы с расизмом», Танзания тоже является образцово-показательным примером.

Континентальная часть Танзании – та, где слоны, сафари, танцы с бубнами и Дар-эс-Салам – сменила нескольких хозяев (от португальцев и арабов до англичан), но особенно местным запомнились немцы. Легендарный колонизатор Карл Петерс путем покупок и интриг сделал эти земли частью Германской Восточной Африки, но был в буквальном смысле «уволен из гестапо за жестокость», то есть разжалован и лишен пенсии за радикальные расистские практики в отношении местных народов.

Впоследствии, уже после своей смерти, Петерс был реабилитирован личным указом Адольфа Гитлера.

Вскоре после отстранения Петерса вспыхнуло восстание Маджи-Маджи, как это часто бывало в истории антиколониальной борьбы африканцев, по-своему комичное (восставшие верили, что магия поможет им превратить оружие немцев в воду), но в то же время особенно страшное. Для его подавления колонизаторы применили тактику «выжженной земли», огромные пространства будущей Танзании обезлюдили.

Отдельная история – Занзибар, веками управлявшийся арабами и ставший одним из центров международной работорговли. Этот жестокий бизнес был свернут британцами, навязавшими Занзибару (к тому времени независимому султанату) свой протекторат. Тем не менее политическую и экономическую элиту архипелага с преимущественно чернокожим населением по-прежнему составляли арабы и выходцы из Пакистана.

В том числе и поэтому, вскоре после получения независимости от Лондона, на Занзибаре вспыхнула революция под лозунгами как коммунистического, так и погромного характера. Чернокожее население убило несколько тысяч «бывших работорговцев» – арабов и пакистанцев, но не тронуло белых, что уберегло остров от военной интервенции Британии и США.

В конце XIX века британцы уже успели повоевать с Занзибаром. По сути конфликт свелся к обстрелу дворца султана и вошел в историю как «самая короткая война»: англичане управились чуть больше чем за полчаса, при этом был легко ранен один матрос, а с занзибарской стороны погибло порядка 500 человек.

Революционным премьер-министром Занзибара стал Абдула Кассим Ханга – отец российской телеведущей Елены Ханги, но вскоре он был репрессирован, а Занзибар и Танганьика – к тому времени уже независимая от всё той же Британии континентальная часть Танзании – слились в единое государство (его современное название – сокращение от Танганьики и Занзибара).

Это стало еще одним фактором, благодаря которому для «подавления коммунистического мятежа» в регион не были направлены солдаты НАТО. Президентом Танганьики и объединенной Танзании был Джулиус Ньерере, которого считали «приемлемым лидером» – он тоже пытался построить коммунизм, но ориентировался при этом не на СССР, а на Китай.

Режим, выстроенный Ньерере, тоже скорее напоминает китайский: однопартийная система (сейчас формально многопартийная, но при абсолютном доминировании правящей партии Чама Ча Мапиндузи), при которой партийный лидер совмещает пост президента и может избираться только на два срока по пять лет каждый.

Как это обычно бывает с коммунистическими режимами, сделать из Танзании богатую страну не получилось: ее экономика неконкурентоспособна, а абсолютное большинство населения по-прежнему выращивает коз и бататы. Однако к заслугам Ньерере относят множество социальных реформ – начиная от ликвидации неграмотности и заканчивая утверждением равноправия женщин. Он мог бы стать очередным африканским диктатором из тех, кто скармливал соперников крокодилам и опорожнялся в золотой унитаз, но стал отцом нации, победителем Иди Амина и международно признанным авторитетом в области борьбы с расизмом, колониализмом и апартеидом.

Впоследствии он добровольно ушел из политики и показательно занимался крестьянским трудом в родной деревне, критикуя наследников за воровство.

С тех пор страна успела отказаться от коммунистической идеологии (по-местному – уджамаа), но все ее президенты были однопартийцами Ньерере, включая действующего – Джона Магуфули, кстати, доктора химических наук.

Считается, что однопартийная система Танзании, с одной стороны, заморозила ее развитие и выход из примитивного общинного уклада, но, с другой – не допустила племенных войн и худо-бедно собрала людей в некое подобие нации с единой национальной идеей, завещанной Ньерере – той самой борьбой с расизмом, столь модной сейчас на Западе.

Одно из достижений бывшего президента – расселение по стране сотен тысяч беженцев, спасающихся из соседних, столь же бедных, как Танзания, но стабильно кровоточащих стран, терзаемых экстремистскими группировками. Это доставило множество проблем местному населению (национальная проблема – кражи урожая), но запустило дискуссию о возможной канонизации Ньерере – ревностного католика.

По совокупности этих причин открытие Танзании для туристов действительно можно назвать «борьбой с расизмом», по крайней мере, это звучит не так смешно, как могло бы показаться. Местные элиты оценят подобное по достоинству – и пусть оценивают, поскольку Танзания остается «страной на выданье», то есть является «типичной черной Африкой» и в плане экономических перспектив тоже.

Сейчас мы в основном покупаем у танзанийцев табак, продавая им зерно, но земли их бедного государства – безопасные и разошедшиеся по всему миру на открыточных видах – ждут предложений и инвестиций, поскольку сказочно богаты полезными ископаемыми, включая газ и золото. Борьба России за выгодные проекты в Африке отдельная большая тема, но Танзания – это пример по-настоящему перспективного направления, интересного не только фотоохотой за жирафами и белоснежным пляжным песком, а если туристы там торят дорогу для инвесторов, то так тому и быть.