Опыт войны в Боснии необходимо перенести в Донбасс

Самая кровавая европейская война со времен Гитлера началась с расстрела сербской свадьбы в многонациональном городе Сараево – на свою беду она была назначена в тот же день, что и референдум о независимости Боснии. Формально на церковь, где проходила церемония, было совершено беспричинное нападение со стороны ОПГ – браткам как будто бы стало скучно. Но в те годы банды бошняков можно было лишь с известным трудом отличить от политических активистов. Вот и главарь налетчиков – Рамиз Делалич по кличке Чело – был прямо связан с военным крылом исламистской партии Алии Изетбеговича, председателя президиума, а впоследствии президента Боснии.

55-летнего Николу Гардовича, одного из родственников со стороны жениха, застрелили только за то, что тот держал в руках флаг с эмблемой Сербской православной церкви. Это сделал сам Чело, а один из его подручных ранил священника. После этих событий сербы начали собираться в отряды самообороны и возводить баррикады в районах своего проживания, аналогичным образом поступили бошняки. Закипела ужасающая по методам и последствиям бойня, в которой Чело и члены его банды приняли самое активное участие. 

За свои подвиги бандит был награжден именным оружием лично Изетбеговичем и никогда не привлекался к ответственности. А в 2007-м его убили в рамках заурядной разборки между бандами, но похоронили как героя.

Еще одной особенностью этого конфликта, делающей его одним из важнейших событий второй половины XX века, стало то, что в боевых действиях впервые приняли участие силы НАТО и постепенно вошли во вкус интервенций. Заодно их операция «Обдуманная сила» ввела в дипломатический обиход конструкцию «принуждение к миру», которую в 2008-м взяла на вооружение Россия применительно к Грузии. Этим мы на понятном Западу языке как бы увязывали в одно риск этнической чистки и нападение на международных (своих) миротворцев – в Боснии имело место быть и то, и другое.

К миру там принуждали наступающих боснийских сербов – и справились быстро: военная инфраструктура Республики Сербской была критично подорвана всего за две недели. А вдохновителями и главными исполнителями операции выступили американцы: несмотря на максимальную географическую удаленность Америки от места событий, на самолеты ВВС США пришлось более 65% из 3200 боевых вылетов.

Неудивительно, что мирное соглашение было составлено в интересах американцев. Собственно, в Париже его только подписывали, а согласовывали на военной базе в штате Огайо.

Этот документ перечеркнул ряд тактических успехов армии боснийских сербов, отдавал их военно-политическое руководство под международный трибунал, раскалывал их республику надвое – между двумя частями Республики Сербской (РС) до сих пор расположен округ Брчко под международным управлением, которое изначально предполагалось как временное.

При этом американцы вводили в регион 30 тысяч «штыков» – половину от всего миротворческого контингента, а во главе сложносочиненной, не имеющей других аналогов в мире федерацией бошняков, сербов и хорватов ставился надсмотрщик от Запада. Босния до сих пор существует в режиме фактической оккупации и внешнего руководства.

Всё это – «гуманитарные бомбардировки» НАТО, вмешательство Вашингтона в события по всему миру и попытки переложить всю ответственность за балканскую мясорубку на сербов – вызывает в России резкое неприятие и категорическое осуждение. Навязанный Боснии режим неоднократно критиковался нашими политиками и дипломатами как неэффективный.

Но накануне постпред России при ООН Василий Небензя на специально созванной встрече с членами Совбеза поддержал принципы Дейтонских соглашений и призвал всех «высказаться в поддержку их постулатов».

На первый взгляд это может выглядеть как шизофрения – раздвоение дипломатического тела России. Но это только на первый взгляд.

Именно сейчас становится понятно, что в рамках дейтонского мира Москва каким-то чудом смогла соблюсти свои национальные интересы. Более того, перенос опробованной в Боснии и Герцеговине модели на конфликт в Донбассе выглядит как почти идеальный для нас сценарий и крупная геополитическая победа, пока что гипотетическая.

Суть даже не в том, что часть размещенных в регионе миротворцев были из России, хотя именно они впоследствии заняли косовский аэропорт Слатина в рамках исторического «броска на Приштину».

Гораздо важнее, что та самая сложносочиненная конструкция является гарантией от того, что Босния станет членом НАТО в условиях, когда поглощение всех Балкан стало его стратегией по сдерживанию России. К настоящему моменту за бортом альянса остались только БиГ и Сербия, причем в случае Сербии гарантии выглядят менее надежными, несмотря на бомбардировки Белграда и применение натовцами снарядов с обедненным ураном, «обкатанных» как раз в Боснии.

У чуда есть архитектор, и его имя хорошо известно в России – Виталий Чуркин. Но это именно чудо, поскольку непосредственный начальник Чуркина – глава МИД РФ Андрей Козырев – в принципе отрицал наличие у России национальных интересов, отличных от «общечеловеческих», а по сути – западных. Это следует из его ответа на прямой вопрос бывшего президента США Ричарда Никсона, приведенного в мемуарах сменщика – Евгения Примакова:

«Одна из проблем СССР состояла в том, что мы слишком как бы заклинились на национальных интересах. И теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях. Но если у вас есть какие-то идеи и вы можете нам подсказать, как определить наши национальные интересы, то я буду вам очень благодарен».

Никсон сроду не был симпатизантом нашей страны, но он был великим политиком, на протяжении жизни имевшим дело с другими великими политиками в качестве врагов и оппонентов. Поэтому ответ российского министра его фраппировал – и впоследствии он отзывался о Козыреве, как о «слизняке».

Чуркин должен был ехать послом в далекое Чили, но вместо этого после начала активных боевых действий в Боснии стал спецпредставителем России в регионе в статусе замглавы МИДа. То, что он лично сделал российскую дипломатию видимой, слышимой и контактной, став первой медийной «звездой» в нашем корпусе – отдельный разговор. Главное, что он исполнил свой долг от и до: отбиваясь от постоянных упреков в поддержке «этих ужасных сербов», он стал посредником при проведении важнейших переговоров между сторонами и одним из ключевых действующих лиц при выработке политического решения проблемы – такого, которое все-таки отвечало национальным интересам России.

На эту тему
• Сербии грозит новый распад
• Приговор Младичу построен на наглой и расчетливой лжи ЕС и НАТО
• Почему Совбез России взволновала ситуация на Балканах

Благодаря дейтонскому миру, Босния и Герцеговина стала последней крупной конфедерацией на планете (Швейцарская Конфедерация по сути является федерацией). Сербы не смогли присоединить свою республику к Сербии, а ее границы совсем не таковы, какими они хотели бы их видеть, зато имеют максимальный уровень самоуправления и возможность блокировать любое решение Сараево.

Республика Сербская получила не только международное признание, но и беспрецедентные права: на особые отношения с соседними странами (читай – с Сербией) и на самостоятельную (хотя и ограниченную) внешнюю политику, на независимые вооруженные силы (в общую армию БиГ они влились только в 2006-м) и на собственное гражданство (можно было быть гражданином РС, не будучи гражданином БиГ).

Для сравнения: на современной Украине активно дискутируется вопрос о том, стоит ли давать гипотетическому самоуправлению «возвращенного Донбасса» даже такой уровень полномочий, как право на обучение детей в русскоязычных школах. И обычно «украинские эксперты» приходят к выводу, что не стоит.

В то же время современные США и ЕС страстно желают пересмотра Дейтонских соглашений – тех самых, что когда-то воспринимались как поражение сербов и однозначная победа Запада, превратившего Сараево в свой протекторат. И даже приблизительный, очень мягкий их аналог применительно к ДНР и ЛНР является ночным кошмаром для Киева, где предлагают брать за образец кровавые события в другой бывшей югославской республике – Хорватии, но все-таки перебьются.

Так «позорный» в трактовке российских патриотов 1990-х дейтонский мир стал точкой расхода двух векторов внешней политики – российской и западной. И надо почаще напоминать «нашим уважаемым партнерам» о том, что они оценивали такое завершение войны, как крупный успех не только для себя, но и для общечеловеческих ценностей. За язык никто не тянул, так что давайте повторим то же самое в Донбассе.