Атомная бомбардировка Японии не была военной необходимостью

Во всей трагической истории Хиросимы и Нагасаки только два вопроса до сих пор остаются предметом споров, но именно они – ключ к пониманию произошедшего, к его морально-этической, политической и любой другой оценке. Эти вопросы: зачем и ради чего?

Японцы рождаются с убеждением, что они не просто богоизбранная нация, а сами по себе – потомки богов. Их даже не надо этому учить, они в это даже не верят, они это знают

Основная оправдательная аргументация США вкратце сводится к тому, что Генеральный штаб, подсчитав приблизительные потери при высадке и боях на Окинаве, решил, что потери будут неприемлемо большими (ориентировочно – до миллиона человек). Потому и было принято решение об атомной бомбардировке «несговорчивой» Японии как исключительном способе психологического давления.

Выглядит логично, и именно такая версия событий до сих пор считается основной, ее поддерживает значительная часть даже российских экспертов. В советское время она нехотя воспринималась как официальная и в СССР, правда, с оговорками, мол, акция, конечно, чудовищная, только у США не было другого выхода.

Однако есть несколько существенных «но».

Первое

Американское военное командование не отменяло подготовку операции «Даунфолл» (непосредственное вторжение на японские острова). США располагали только двумя атомными бомбами, а третья могла быть готова к использованию только в районе 17–18 августа (по крайней мере, так докладывал Лесли Гровс – «американский Берия», директор Манхэттенского проекта), а четвертая – в сентябре. Генеральный штаб тогда инициировал дискуссию, предлагая отложить или вовсе отменить атомные бомбардировки именно из-за ускоренной подготовки вторжения.

Иными словами, самого вторжения никто отменять не собирался.

Второе

Терроризирующие бомбардировки японских городов обычными средствами продолжались уже несколько месяцев, как в Дрездене, но с еще более разрушительными последствиями. Японские города в основном состояли из одноэтажных «бумажных» (деревянных) домов, кроме, разумеется, промышленных зон. Эти города полыхали кострами. От Токио мало что осталось еще задолго до Хиросимы и Нагасаки. Еще немного такими темпами – и никакого «психологического» эффекта от применения атомного оружия не понадобилось бы. Примечательно, что из меморандума того же Лесли Гровса следует, что, по крайней мере, он сам (а скорее всего, это было выражением общего мнения) вообще не понимает, какие цели преследуют атомные бомбардировки.

На эту тему
• ЮАР
• Лавров оценил возможность повторения трагедий масштаба Второй мировой и Хиросимы
• Нарышкин рассказал о стремлении США вытеснить память о бомбардировках Хиросимы и Нагасаки
• Кононов: Сегодня бомбардировка Дрездена воспринимается как «репетиция Хиросимы»
• National Interest развенчал мифы о ядерном оружии США
• Спикер Госдумы предложил осудить США за ядерную бомбардировку Японии
• Путин рассказал о роли ученых США в создании советской ядерной бомбы
• Скончался сбросивший на Хиросиму бомбу штурман
• В Германии рассекретили документы о последней армии Гитлера
• Зачем Япония начала реформу армии
• Василий Кашин: По всей Восточной Азии растет национализм
• Россия призвала США присоединиться к Договору о запрещении ядерных испытаний
• Николай Стариков: Вспомним Хиросиму и Нагасаки
• Япония заявила Израилю протест после высказываний экс-чиновника
• Южнокорейская газета извинилась перед Японией за фразу о ядерных бомбардировках

Вот слова Гровса: «Проблема, перед которой мы стоим сейчас, – это надо ли, предполагая, что японцы не капитулируют, продолжать сбрасывать бомбы по мере их производства, или накапливать их, с тем чтобы затем сбросить все в короткий интервал времени. Не все в один день, но в течение довольно короткого времени. Это также связано с вопросом о том, какие цели мы преследуем. Другими словами, не должны ли мы концентрироваться на целях, удары по которым в наибольшей степени помогут вторжению, а не на промышленности, боевом духе войск, психологии и тому подобном? В большей степени тактические цели, а не какие-то другие».

Но «тактические цели» можно было разрушить обычными средствами. Хиросима была одним из крупнейших центров снабжения армии и флота. В качестве второстепенных целей были выбраны Ниигата (военная база и промышленный центр), Иокогама (промышленный центр), Кокуре (крупнейший арсенал и склад) и Киото (тоже как промышленный центр). Киото исключили из «смертельного списка» из-за его исторической ценности, но во многом по личным причинам. Некоторые американские генералы и адмиралы бывали в древней столице Японии до войны с чисто туристическими целями и лично пролоббировали спасение этого города. Кстати, самолет, сбросивший бомбу на Нагасаки, изначально летел в Кокуре, но из-за сплошной облачности сбросить бомбу не смог и повернул на Нагасаки – второстепенную цель.

Третье

Япония и ее высшее военно-политическое руководство (император и «военный кабинет») довольно долго не могли достоверно определить масштабы происшедшего. А потому и не смогли принять никакого политического решения по результатам первой бомбардировки (Хиросима). Сам факт применения ранее неизвестного оружия колоссальной разрушительной силы стал известен в Токио из сообщений американского радио. Американские самолеты с атомными бомбами смогли беспрепятственно долететь до самого сердца Японии только потому, что их было мало. Это не шутка: японская ПВО, оснащенная вполне современными радарами, привыкла к налетам огромных масс бомбардировщиков и в обоих случаях посчитала пару «летающих крепостей» разведчиками. В Хиросиме даже отменили объявленную было воздушную тревогу, когда выяснилось, что самолетов всего два. Ничего подобного атомной бомбардировке там просто не ожидали.

Японский менталитет в кризисных ситуациях в принципе не способствует быстрому принятию решений. Император и «военный комитет» тоже занялись долгими, изнурительными совещаниями по мере того, как из Хиросимы стали приходить документальные свидетельства. При этом Япония просто не могла понять характер примененного оружия. Ожидать в такой обстановке быстрой капитуляции было бы просто наивно.

Четвертое

Потенциально Япония уже была готова на капитуляцию, но по привычке (и, опять же, в силу особенностей менталитета, государственного устройства и национального характера) торговалась. И с ней вполне можно было продолжать торговаться, оказывая давление обычными видами вооружений и не доходя до экстремальной черты – применения атомных бомб. Император обладал решающим правом голоса и вето в «военном кабинете», именно его голос был критично важен. Он был готов на капитуляцию, но не на «безоговорочную», по германскому образцу, а выставлял четыре условия, среди которых была гарантия сохранения императорской власти (что, кстати, в итоге было выполнено).

#{smallinfographicleft=747244}Одним из аргументов Токио было наличие все еще дееспособной Квантунской армии. Именно она, а не мифические сотни тысяч камикадзе, которые нанесут непоправимый ущерб американскому десанту, составляла основную угрозу для союзников. Без разгрома Квантунской армии Япония действительно могла сопротивляться еще несколько месяцев, причем союзники были бы втянуты в крупномасштабные операции в континентальном Китае, к чему США были не готовы.

Позиция и поведение Советского Союза были критичны для всей ситуации в целом. Некоторые исследователи полагают, что император Хирохито специально тянул время, поскольку не верил в то, что СССР вступит в войну, и тем более в то, что Квантунская армия будет столь быстро и позорно разгромлена. От своего лица император вел хитрую и типичную для японцев дипломатическую игру, пытаясь прояснить позицию Москвы и по возможности смягчить ее. О том, что Сталин еще в Ялте дал обещание вступить в войну против Японии, в Токио даже не догадывались. Кроме того, в «Потсдамской декларации» (а по сути дела, в ультиматуме Японии со стороны союзников) ничего о вступлении в войну СССР, как и о применении некоего нового вида оружия, не говорилось. Император и «военный кабинет» просто не располагали информацией – «объективной картиной мира», а ведь они могли согласиться на капитуляцию, что принципиально отличает их от Гитлера. Это отличие и позволяет судить о возможности иного развития событий.

Вечером 8 августа СССР вступил в войну против Японии. В Токио узнали об этом только утром 9 августа. В 11 часов дня 9 августа вторая атомная бомба сожгла Нагасаки. «Большая шестерка», руководившая Японией, собралась на совещание только в ночь на 10-е и принять решение не смогла, что тоже укладывается в рамки японского менталитета. В результате вмешался император лично. Утром 10-го Япония передала союзникам свое предложение о капитуляции, которая все равно не была «безоговорочной», поскольку содержала одно (а не четыре, как ранее) условие: сохранение императорской власти хотя бы формально. Это – точная хронология событий, из которой не следует, что именно атомная бомбардировка второй цели – Нагасаки – привела к капитуляции. Советское наступление в Манчжурии повлияло на решение императора точно так же, если не больше.

#{weapon}Хирохито не был гуманистом и сторонником мира, как его стали представлять впоследствии. Он искренне считал себя прямым потомком богини Аматэрасу и отождествлял себя с японским государством и японской нацией. Он вполне мог продолжить жертвовать целыми городами, если все еще имел в тылу Квантунскую армию. Японцы рождаются с убеждением, что они не просто богоизбранная нация, а сами по себе – потомки богов. Их даже не надо этому учить, они в это даже не верят, они это ЗНАЮТ. И для Хирохито сохранение императорского дома было религиозным фетишем – божественная составляющая японского мышления умерла бы без власти микадо. Хотя бы даже формальной власти: был же длительный период сегуната, когда сегуны правили от лица императоров, которых держали под домашним арестом. И ничего, нормально.

Пятое

В целом президент Трумэн и американское военно-политическое руководство точно так же, как и весь остальной мир, не понимали последствий атомной бомбардировки. Дело здесь даже не в технических обстоятельствах, хотя важны и они. Так, на Нагасаки была сброшена более мощная бомба, чем на Хиросиму, однако разрушения и потери были заметно меньше, чем в Хиросиме, – сказались и погодные условия, и рельеф местности. Конечно, ученые, создавшие бомбу, теоретически представляли себе ее эффект от нее. Но сама практика, основы обращения с атомным оружием сформировались только по результатам бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Только после этого стали понимать механизм распространения ударной, световой, тепловой и электронной волн, стало возможным просчитать ущерб, обращая внимание в том числе на рельеф и погоду. А уж последствия облучения стали проясняться только через годы, на основе наблюдения над «хибакуся» – более 200 тысяч человек, пострадавших от облучения.

Японии еще, можно сказать, повезло, поскольку «Толстяк» – бомба, сброшенная на Хиросиму – оказался, по современной терминологии, «шипучкой». Из 24 килограммов урана процесс деления начался только в 700 граммах, потому и загрязнение среды оказалось незначительным (в Чернобыле было несколько тонн урана, но байки про трехголовых кошек так и остались байками).

#{smallinfographicleft=744100}Таким образом, не имея никакого реального представления о возможных результатах бомбардировки и полагаясь на работу летчиков (в Нагасаки из-за облачности по намеченным целям и вовсе промазали), Вашингтон все-таки принял решение о бомбежке. Да, Япония была воюющей страной, государством-агрессором, применявшим варварские методы и формы ведения войны. Они убивали людей сотнями тысяч, ставили эксперименты на пленных, пытались производить бактериологическое оружие. Но все равно применение атомного оружия, о котором самим американцам было мало что известно, вызывает вопросы с точки зрения морали, даже если забыть о сомнительной целесообразности.

Шестое

Нет существенных оснований полагать, что продолжение войны обычными средствами привело бы к таким катастрофическим потерям, которые прогнозировал американский Генеральный штаб. Наиболее ожесточенное и фанатичное сопротивление японцы оказали только на двух островах – Окинаве и Сайпане. Да, их восприятие мира, религиозные и политические представления были полностью противоположны американским, и именно это вызвало столь хмурые прогнозы генералов и адмиралов. Камикадзе в свое время стали неожиданностью для американского флота, от них первое время не было никакой защиты, поскольку в головах не укладывалось, что такое вообще возможно. Потому и стало складываться мнение, что надо сделать что-то, что сломило бы «дух японского народа». То есть нанести ему непоправимый ущерб.

Однако быстрая гибель Квантунской армии, как и советские десантные операции в Корее и на Курилах (эти десанты, кстати, мало чем отличались от аналогичных американских наступательных операций, только были лучше организованы), показали, что пресловутого «японского духа» уже и так не осталось. Действительно, существовала фанатичная «партия войны», но значительная ее часть спокойно восприняла бы любое решение императора, что и произошло в итоге. Если бы большая часть офицерского корпуса была настроена на продолжение бойни «до последнего японца», то никакие атомные бомбы не подействовали бы. Противники капитуляции предприняли вялую и явно сумбурную попытку военного переворота, которая была быстро подавлена. Уже одно это свидетельствует, что никакого стройного плана продолжения сопротивления не было, равно как не было и системно организованных противников капитуляции. Даже заговорщики протестовали против абстрактной капитуляции, а не против императора, а это в принципе не могло закончиться для них хорошо.

Седьмое

Применение еще не понятного, но теоретически страшного вида вооружений в ситуации, когда вполне можно без этого обойтись – фундаментально аморально. Чтобы уйти от споров вокруг морали, в США напоминают о том, что Япония вела тотальную войну, в которой для нее были стерты различия между военными и гражданским населением, а потому и ответные меры вроде атомного оружия были адекватными в столь неадекватной ситуации. Кроме того, в 1945 году не существовало никаких международных норм, регулирующих применение атомного оружия. Но их и не могло быть в 1945 году, зато были фундаментальные представления о гуманности, которыми США гордились с момента своего основания.

Стоит напомнить, что на территории Америки военные действия не велись, не было страшных потерь или издевательств над мирным населением. Даже Британская империя в этом плане пострадала существенно сильнее. И потому озлобление британцев (правда, в основном по отношению к Германии) понять можно, но население США годы Второй мировой войны провело сравнительно спокойно – в ритме нормальной жизни. Потому и сложно объяснить применение атомного оружия местью или проявлением общего озлобления. Тут что-то в фундаментальной моральной основе надо поправлять.

В таком контексте теория о том, что атомное оружие было применено в том числе для демонстрации силы Советскому Союзу, не лишена оснований. Тактические военные обстоятельства крайне сомнительны и не всегда ясны, а вот политическая составляющая очевидна. Да, президент Трумэн не был склонен к стратегическому мышлению, но американская система власти включает в себя в том числе и неформальное влияние на Белый дом. Да и о роли Уинстона Черчилля, как раз фигуры стратегического, общечеловеческого порядка, нельзя забывать.

Но даже такого эффекта достигнуто не было. Ядерная угроза только подстегнула СССР к созданию собственного атомного оружия. А попутно атомные бомбардировки привели к расколу научного сообщества по фундаментальной проблеме целесообразности военного применения результатов научной деятельности. Эта дискуссия далеко не так абстрактна, как представляется на первый взгляд. Она привела к формулированию новых онтологических принципов развития цивилизации, несмотря на то, что от ядерной угрозы человечество не избавилось до сих пор.