«Выкрал атомную бомбу». Как Жорж Коваль вскрыл ядерные секреты Америки

Ответить на вопрос: «За что Жорж Коваль получил звание Героя России посмертно?» – в двух словах едва ли получится.

Разве что в трех.

– Выкрал атомную бомбу, – объясняет Владимир Хоменко, президент Федерации дзюдо и самбо Еврейской автономной области, один из организаторов турнира по самбо имени Жоржа Коваля, недавно прошедшего в Биробиджане. – У Соединенных Штатов Америки, в первой половине сороковых годов.

– Ну не всю, не всю, – поправляет Валерий Гуревич, биробиджанский краевед и общественный деятель. – Не будем приписывать Жоржу Абрамовичу лишнего. Были люди и кроме него.

Что правда, то правда. Звезды Героев России «за атомную бомбу» присвоены шестерым советским разведчикам 1940-х, при жизни и посмертно – то есть сильно после того, как их заслуги были рассекречены.

Например, Артуру Адамсу, псевдоним «Ахилл»: резидент ГРУ в США, вербовка крупного ученого, тысячи листов документов по Манхэттенскому – то есть атомному – проекту и десятки образцов. Или Александру Феклисову, псевдоним «Калистрат»: внешняя разведка в Нью-Йорке и Лондоне, вербовка физика-ядерщика Клауса Фукса…

– А вот нейтронный взрыватель первой советской атомной бомбы – да, это конкретно от него из Америки пришло, от Жоржа Абрамовича, – продолжает Валерий Гуревич. – И образцы оружейного плутония от американцев. И много чего еще.

* * *

Жорж Коваль, если верить документам, выбравшимся из-под грифов ГРУ, – единственный советский нелегал, которому в 1940-х удалось поработать не возле Манхэттенского проекта, а внутри него. Причем на двух площадках – в Ок-Ридж, штат Теннеси и в Дейтоне, штат Огайо. Под своим именем и со своими документами: George Koval, родился в 1913 году в Су-Сити, Айова, окончил два курса в университете штата, специальность – техническая... О том, что вместе с родителями Коваль в 1932 году переехал в СССР, с отличием закончил МХТИ – Московский химико-технологический, в 1939-м был призван в Рабоче-Крестьянскую Красную армию и стал военным разведчиком – Жорж Абрамович, разумеется, умолчал.

Сказать, что агент «Дельмар», он же Жорж Коваль, не дослужился до больших звезд полковника Адамса и тем более генерала Феклисова – тоже будет правдой, но не всей. Не было у Жоржа Абрамовича ни звезд, ни даже лычек.

Многие десятилетия под портретом доцента МХТИ на доске преподавателей-ветеранов было написано: «Рядовой». С какими погонами ушел на службу в военную разведку – в том же звании и вернулся. Хотя в американской армии G. Koval за несколько «атомных» лет вырос до сержанта. С двумя американскими медалями за Вторую мировую. И с хорошей перспективой дальнейшей работы.

Однако «я почувствовал, что становится опасно, – много позже рассказывал Жорж Коваль наиболее близким коллегам по МХТИ. – Мне предлагали вступить в новый проект, но я понимал, что на этот раз проверка будет гораздо серьезнее, чем тогда, когда во время войны меня из-за высокого IQ отобрали среди армейских призывников. И решил уехать. В 1948 году взял отпуск и поехал во Францию. Оттуда в Чехословакию. Ну и потом в СССР».

Испытание первой советской атомной бомбы состоялось годом позже – под Семипалатинском, в 1949-м. Всего через четыре года после бомбардировки Хиросимы и Нагасаки.

– Сделанное Жоржем Абрамовичем за восемь лет в США – неоценимо, – подчеркивает Татьяна Томашевич, директор Музейно-выставочного центра имени В.И. Книпеля, поселок Смидович, ЕАО.

* * *

В России есть как минимум два музея, где Жоржу Ковалю посвящены отдельные экспозиции. Первый – в новом здании Главного управления Генштаба, некогда ГРУ. Открылась штаб-квартира в 2006 году с участием Владимира Путина. В ведомственном музее президент России увидел стенд – с текстом о выдающейся роли секретного сотрудника ГРУ под псевдонимом «Дельмар» в обеспечении ядерного паритета СССР и США. Узнал, что Жорж Коваль скончался несколькими месяцами раньше. Указ о присвоении Ковалю Ж.А. звания Героя России (посмертно) вышел в следующем году: «Находился на нелегальном положении в специальной командировке в США, работал на американских военно-промышленных объектах, где производились компоненты первой атомной бомбы. Собрал информацию о производстве ядерных материалов и отправил ее в Москву»…

Второй музей – в пристанционном поселке Смидович: Транссиб, примерно на полпути между Биробиджаном и Хабаровском. Сюда почти отовсюду ехать дольше, чем в штаб-квартиру ГРУ, но попасть – куда легче. Тем более именно здесь в 1932 году поселилась приехавшая из штата Айова семья плотника Абрама Коваля – сам, жена, трое сыновей.

От чего именно бежали Ковали, покинув «страну возможностей»? Во-первых, от Великой депрессии. Во-вторых – от развившегося с ней антисемитизма на местах. Жорж Абрамович неоднократно рассказывал о том, что «у нас в Су-Сити на одной стороне улицы были дома, а на другой – городской парк. И почти напротив нашего дома на воротах парка видела табличка: «Неграм, евреям, а также с собаками вход воспрещен!»

Отсюда – вопрос: куда именно бежали и почему? С конца 1920-х существовал советский проект по привлечению в СССР евреев со всего мира на Дальний Восток и в другие регионы. Проект вполне международный. С советской стороны – государственный КомЗЕТ, Комитет по землеустройству еврейских трудящихся. По ту сторону – еврейские общества вроде ИКОР, «Организация еврейской колонизации в России», помогающая с переездом и обустройством. Семье Ковалей, например – и многим другим.

Ехали в Союз тысячами – из США, Европы, Южной Америки, Палестины. Остались в СССР лишь сотни – кто еще в тридцатые уехал обратно, кто тогда же попал под репрессии.

Айовские Ковали – из уцелевших и оставшихся. Хотя их агрокоммуна под названием Соцгородок (молоко и мясо) распалась еще в 1934 году: среди причин – несколько неурожаев подряд и весьма условная приспособленность евреев-горожан к аграрному труду.

Впрочем, плотник – везде плотник. Сын его Жорж со своим пусть неполным, но вполне высшим техническим образованием, сначала валил лес для строительства Соцгородка, потом работал драноколом («щипал дранку» – подсказывает Татьяна Томашевич), а закончил сельскую жизнь механиком-ремонтником.

– Посмотрите на справку, – протягивает лист бумаги Татьяна Викторовна. – «Дана сия тов. Коваль Джорж в том, что он работал… пом. механиком и на других колхозных работах, был ударником и назначень командировать его в Москво для учебу» (орфография сохранена).

Место учебы, а затем и работы Коваля – собственно, МХТИ – в смидовичском музее представляет тензиометр. Прибор измерения натяжения поверхности жидкости, которым абсолютно точно пользовался Жорж Абрамович, подарок от вуза. Все остальное здесь – про агента Дельмара и результаты его работы. Как, наверное, и в музее военной разведки, если вспомнить кадры семнадцатилетней давности. Фото и констатации: прибыл в Америку, добыл секреты, вернулся в Союз.

Только там, скорее всего, без тензиометра.

* * *

– Я не особо, честно говоря, надеялся на ответ, – говорит Андрей Шитов, политический обозреватель ТАСС. А до 2017 года – собкор агентства в США, четверть века стажа.

Полтора десятка лет назад собкор Шитов, как и весь мир, узнал о посмертном награждении Жоржа Коваля Золотой Звездой. И обратился в офис ФБР – с запросом, нет ли там чего-нибудь рассекреченного по «Дельмару». Скорее, по профессиональному автоматизму, чем в расчете на успех.

Стояли, однако, времена перезагрузки российско-американских отношений, и Андрею Шитову были вручены два картонных чемоданчика с документами. Не всеми, резонно предполагает журналист. Да и в переданных многое вымарано. Однако представление о том, как ФБР с начала 1950-х открыло охоту на «Дельмара» – и чего в ней добилось за два с лишним десятка лет – получить, безусловно, было можно.

Папки, переданные сотрудниками ФБР, полны, как ныне принято говорить, взаимоисключающих параграфов.

Одни документы сообщают, что «Коваль боялся нелегальной работы в США… ГРУ вложило большие деньги в его легализацию и взамен ничего от Коваля не получило». По другим же документам с легкостью можно определить круг вопросов, поставленных перед подчиненными не кем иным, как Джоном Эдгаром Гувером – создателем и первым директором Федерального бюро расследований – еще в середине 1950-х.

– Как и с чьей помощью Коваль сумел попасть на объекты Манхэттенского проекта – Ок-Ридж и Дейтон, – Андрей Шитов начинает суммировать вопросы от директора ФБР. – К какой именно секретной информации он мог иметь доступ. Не было ли все это результатом тщательно спланированной операции [советской разведки]. Как агент военной разведки СССР сумел проникнуть в США, не привлекая к себе внимания. Кто помог ему легализоваться – и так далее… На большинство вопросов в материалах, полученных мной, ответа не было.

Ответы, предложенные российскими исследователями-«ковалеведами» за последние два десятка лет, куда более конкретны. Как попал в США? В начале 1940-х, на танкере через Сан-Франциско. По легенде, разработанной в военной разведке – новый паспорт, новое имя, новая биография. В дальнейшем не пригодилось: устроиться на нужную для Москвы работу, связанную с разработками химоружия, с фальшивыми документами рядовой Коваль не смог. Прибегнул к запасному варианту – «George Koval, штат Айова, учился в университете, пока не накрыло Великой депрессией, тридцатые годы провел то там, то сям» – благо родни у Ковалей было много по всей Америке и даже в Аргентине; поди, проверь всех, а квалифицированный техник Манхэттенскому проекту нужен уже сейчас… Что ж, и в разведке честность бывает лучшей политикой, даже когда она граничит с наглостью.

К чему «Дельмар» имел доступ? Да практически ко всему: специалист по радиационной безопасности – именно такую должность занимал Жорж на американских секретных объектах – может оказаться везде, где ему необходимо.

Бывшие сослуживцы, опрошенные американскими журналистами после награждения Коваля, указывали: «У него был личный служебный джип» – поскольку концы между объектами были немалыми. «У нас ни у кого не было, а у техник-сержанта Коваля был». Так что, когда Жорж Коваль уже много лет спустя называл себя «первым советским человеком, который держал в руках контейнер с американским оружейным плутонием» – здесь тоже все по-честному. Как и с чертежами нейтронного запала к бомбе. И много чем еще.

Был ли план у Жоржа Коваля и его разведначальства? Скорее всего, не было. Во-первых, по американским атомным секретам на советском берегу его никто не ориентировал, только на химоружие. Во-вторых, на обучение околоатомным наукам в Нью-Йорке, как и ранее в нашу военную разведку, Коваль попал по армейскому призыву. Тут – в советскую армию, там – в американскую. Нашим разведчикам приглянулось сочетание американской биографии и отличной учебы в МХТИ. Кураторам «проекта Манхэттен» – примерно то же самое; только вместо московского вуза – два курса технических дисциплин в университете Айовы.

Короче, типичный случай, описанный словами «война план покажет».

– Хотя, – размышляет Татьяна Томашевич, директор музейно-культурного центра в Смидовиче, ЕАО, – смотрите, какая судьба. Поучаствовать во Второй мировой войне, чтобы помочь создать ядерный паритет и предотвратить третью мировую, но уже между нашими и американцами… Я не представляю себе такой план в начале сороковых, а вы?

* * *

Представить, на самом деле, можно все. Поскольку случай Жоржа Коваля подразумевает любые возможные и невозможные повороты. Вплоть до таких:

«На этих днях в Нью-Йорке советский агент Георгий Коваль получит в магазине радиодеталей… важные технологические детали производства атомной бомбы». Первые страницы романа Александра Солженицына «В круге первом» (1954–1958): советский дипломат-предатель звонит из уличной телефонной будки в американское посольство – чтобы предупредить США об охотнике за ядерными секретами. Запись разговора попадает в органы госбезопасности – и начинается поиск звонившего. По голосу, в специальной лаборатории-шарашке, разместившейся под Москвой – силами заключенных, способных такую задачу выполнить.

«Советский агент Георгий Коваль» и «атомная бомба» – довольно много совпадений для литературного допущения. У писателя Льва Копелева в воспоминаниях «Утоли моя печали» есть глава о годах заключения в шарашке и совместной с заключенным Александром Солженицыным работе над «голосовым портретом» предателя. Там можно найти и неоднократно повторенное «Георгий Коваль», и характеристику звонившего:

«Такой негодяй. Такая сволочь. Нельзя, чтобы он скрылся. Мы должны все добросовестно проверять и перепроверять. Если из-за нас обвинят невинного человека, будет ужасно. А тот сукин сын будет продолжать шпионить».

Солженицын, подчеркивает Копелев далее, «разделял мое отвращение к собеседнику американцев. Между собой мы называли его «сука», «гад», «б****» и т. п». Сочувствие «Георгию Ковалю» у обоих сидельцев налицо. И тогда, и много позже – в совсем иных обстоятельствах.

В документах по «делу Коваля», полученных Андреем Шитовым от ФБР, целый блок, посвященный и подготовке к беседе, и самому разговору с… Имя в очередной раз вымарано, зато указан адрес собеседника – Кавендиш, штат Вермонт, где жили Солженицыны. Встреча спецагента бюро и «собеседника» состоялась 19 апреля 1978 года. Записи не велись, результат беседы описан в итоговом документе ФБР: «Собеседнику, судя по всему, очень не хотелось обсуждать эту тему. Настаивать в данном вопросе больше не следует».

Одна из рабочих версий «ковалеведов» – звонок устроили советские спецслужбы. Мотив логичен: Коваль уже в Москве, до него не дотянуться. А прикрыть остальных «атомных» агентов СССР в США подобным способом – лишним не будет. Временной и качественный скачок в создании советской ядерной бомбы был слишком велик, чтобы не вызывать вопросы у американцев. Станут выяснять – выяснят: да, такой человек работал на «Манхэттене». Допуск – как уже было сказано, широчайший. Но он уже покинул Америку с ядерными секретами, искать кого-то еще – смысла нет.

Если все было так, то, судя по арестам, например, Клауса Фукса (14 лет заключения, отбыл девять, уехал в ГДР) и супругов Розенберг (казнь на электрическом стуле) – сработало не совсем. С другой стороны – кто знает, сколько советских разведчиков все же сумели остаться в тени благодаря этому звонку?

* * *

«Какой чудесный северо-западный акцент. Айова?» – отмечает кто-то из американской делегации. На дворе 1959 год, первая выставка достижений США в Москве – с сопутствующим визитом вице-президента Ричарда Никсона. В программе визита – посещение МХТИ, переводчик со стороны института – Жорж Коваль. Разумеется, в каждой делегации есть сотрудники спецслужб, и акцент советского переводчика наверняка попадет в отчеты. Поэтому, вспоминает доцент института Николай Харитонов, «его напрягал каждый шорох в ночной тиши. В конце сороковых, после возвращения – что «наши» за ним пришли. А позже – что «оттуда» к нему уже добираются». (Здесь и далее все свидетельства коллег по вузу, если не указано иное, цитируются по пятитомнику «Ветвления судьбы Жоржа Коваля» Юрия Лебедева, доцента МХТИ – прим. ВЗГЛЯД).

Поводов для беспокойства у нелегала «Дельмара» после возвращения из США было немало. В конце 1940-х, окончив спецкомандировку, он восстановился в аспирантуре, после защиты планировал преподавать в МХТИ.

– Но несмотря на блестящую диссертацию – отказ за отказом в трудоустройстве, – подчеркивает Татьяна Томашевич, директор музея в Смидовиче. – И в своем вузе, и на других работах по специальности. Два года, что ли, вплоть до 1953-го. Перебивался техническими переводами, английский-то родной.

– А почему так вышло?

– Кампания против «космополитов» шла вовсю, – напоминает Татьяна Викторовна. – И кадровикам не нравилось, что у него в бумагах за десять предыдущих лет что-то непонятное для них творилось...

В автобиографии Коваля его должность с конца 1930-х до конца 1940-х указана так: «шифровальщик Генерального штаба, рядовой» (спасибо, не «писарем при штабе», как в том кино). Кадровики МХТИ – где Жорж Коваль все же получил место, для чего пришлось обращаться к бывшему начальству по военной разведке – десятилетиями были уверены, что «он вообще не воевал». Ответить что-либо внятное на вопрос: «Почему вы за десять лет службы, с высшим образованием, не стали хотя бы лейтенантом?» Коваль, связанный подписками, не мог.

Награда к тому времени у него была лишь одна – медаль «За победу над Германией», общая для всех, кто носил погоны в войну. Ветераном Жоржа Коваля признали только в 1980-х. С вручением ордена Отечественной войны II степени – награды для всех, кто дожил до сорокалетия Победы. И две американские медали – известные лишь тем, кому было положено.

От ордена до настоящей славы, причем посмертной – тридцать лет. Примерно столько же, сколько Коваль до того преподавал в МХТИ. Где, впрочем, оставил по себе и множество учеников, и самую добрую память. Как о преподавателе и коллеге. И не только.

* * *

«Я не знал, что он наш разведчик». «Откуда бы знать, он никогда не говорил». «Знал, что Жорж Абрамович приехал к нам из Америки – но чтобы он туда возвращался, да еще с таким заданием…». Таких отзывов от коллег Жоржа Коваля по МХТИ, где он преподавал более тридцати лет, вплоть до 1980-х – большинство.

«В конце 1960-х мне посчастливилось слушать курс лекций Жоржа Абрамовича по автоматизации химико-математических процессов, – вспоминает Игорь Брянцев, выпускник МХТИ и автор предисловия к одной из работ по биографии Коваля. – Он читал лекции без пиджака, в белоснежной рубашке с темным галстуком, что выглядело особенно эффектно на фоне черной доски. В речи нашего лектора иногда проскакивали интонации, больше свойственные английскому языку. Букву «ч» он произносил без принятого у нас смягчения, а слово «прямая» – по-американски раскатисто».

Короче, заключает Игорь Николаевич, «в те далекие годы эти наблюдения и странное для «простого советского человека» имя Жорж не увязывались с образом «Дельмара». После вуза Игорь Брянцев с высокой долей вероятности узнал о Ковале куда больше, чем простые люди – поскольку в отставку он вышел генерал-лейтенантом ФСБ. Спросить подробнее уже не удастся: генерал Брянцев умер два года назад.

Впрочем, свидетельств от людей, много лет знавших Жоржа Коваля и работавших рядом с ним в химико-технологическом, – как раз немало. «Я узнала [о прошлом Коваля], когда его хоронили, – говорит Нелли Павлова. – Пришли разведчики и раскрыли глаза нам – какой он был большой разведчик. И после этого только стали публиковать [работы о Ковале и его участии в Манхэттенском проекте]».

«Я знал, что он был в американской армии… и думал, что Жорж «с бородой и ружьем» пошел организовывать французов, – сообщает Александр Жуков, преподаватель и исследователь истории вуза. – Я спросил его [для институтской газеты накануне 40-летия Победы]: «Где вы были 9 мая 1945 года?» – Думал, ответит что-то о Европе… А он вдруг ответил: «Штат Теннеси, город Ок-Ридж». Это было загадочно. Но у меня не было никаких ассоциаций с атомным проектом. И если слово «разведка» как-то и связывалось с Жоржем в разговорах о нем, то в моем представлении это была обычная военная разведка».

Георгий Каграманов, ученик и коллега Жоржа Коваля, вспоминает, что на даче у учителя был комплект американской военной формы – просто для копания в огороде: бриджи, куртка и солдатские ботинки – «то ли пять, то ли семь слоев кожи в подметке, суровыми нитками прошиты и по всей подошве стянуты медными скобами». Профессор Каграманов добавляет: «К тому времени для меня не было секретом, где Жорж провел войну, но вот так прочувствовать это…»

Если знать, что искать, то сумма признаков – из которых складывается образ советского разведчика, вернувшегося с задания – подбирается без особого труда. Логарифмическая линейка с логотипом New York City College, где учился радиометрии американский солдат Джордж – запомнившаяся одному из коллег Коваля в руках у племянника Жоржа Абрамовича. Однажды исполненный на глазах другого коллеги полицейский разворот на «жигулях» одиннадцатой модели – а Ковалю тогда было уже сильно под шестьдесят... Его то и дело проскакивающие замечания о более-менее современной американской жизни. А в ответ на недоуменные вопросы: «Вы же еще в 19 лет оттуда уехали, откуда знаете?» – что-то вроде «ну это было в другой раз».

* * *

Хотя, если почитать других коллег Жоржа Абрамовича, создается впечатление, что в МХТИ о доценте Ковале знали не меньше, чем в ГРУ. Например, Евгений Дмитриев в свое время рассказал биографу «Дельмара» то, что мог узнать лишь от «рядового Генштаба». А именно – о процессе передачи американских атомных секретов уже после возвращения Коваля из Штатов:

«Дело происходило примерно так. В одной комнате сидел Жорж. В другой, за стенкой, Курчатов, Харитон и другие, кто двигал наш атомный проект. Всего шесть человек. И вот кто-то из шестерки писал на бумажке вопрос: «Как там у них сделано то-то и то-то?» И специальный товарищ-посыльный брал эту бумажку и относил Жоржу. Жорж писал ответ. Так и работали целый день. И не один день».

«На первом же курсе, – сообщает Тамара Греф, – мы среди самой важной информации о предстоящей учебе [в МХТИ] узнали, что на пятом курсе у Жоржа Абрамовича Коваля по предмету «Автоматизация» будет такая контрольная работа, которую никто не пишет с оценкой выше двойки или в крайнем случае тройки... Второе, вполне определенное знание «широких студенческих масс», состояло в том, что во время войны Жорж Абрамович был разведчиком. Знания о «страшной контрольной» и о разведчике Ковале, который ее устраивает, пришли практически одновременно».

На эту тему
• Как Россия создала уникальную систему разведки
• Кто подставил Рихарда Зорге
• Великий советский разведчик нервирует Японию даже в могиле

«Работая в США, Жорж добыл [у американцев] образцы плутония, воспользовавшись насморком, – вспоминал Геннадий Ягодин, бывший ректор МХТИ, позднее министр высшего и среднего спецобразования СССР. – Он принес с собой [в лабораторию Манхэттенского проекта] чистые носовые платки и, зная о хорошей сорбируемости плутония слизистой оболочкой, сморкался целый день и сохранил все грязные платки. А уже потом «здесь» из них извлекли образцы плутония, сорбировавшиеся на слизистой рото-носовой полости простуженного Жоржа!»

Так ли все было – особенно в части соседней комнаты с Курчатовым и носовых платков с плутонием? «Пусть в истории лучше будет больше белых пятен, чем черных страниц» – один из запомнившихся коллегам афоризмов Жоржа Коваля. Звание Героя России – как и то, что на Советский Союз после Великой Отечественной не рискнули пойти третьей мировой с ядерным оружием – подсказывает: в целом – так.

* * *

Жорж Коваль прожил 92 года. После ухода из института на пенсию (сильно после семидесяти: коллеги не отпускали) жил он, собственно говоря, на пенсию образца девяностых. Плюс-минус технические переводы, как в начале пятидесятых, когда не удавалось устроиться в МХТИ.

В 2000 году – в 86 лет – Жорж Абрамович подал документы на американскую пенсию. Как участник Второй мировой и гражданин США, поскольку родился в штате Айова и американского гражданства лишен не был – хотя ФБР, отмечает Андрей Шитов, очень старалось этого добиться.

Получил ответ: «Настоящим извещаем вас, что вы не имеете право на пенсионное обеспечение. Для получения права вы должны набрать в системе социального страхования 24 балла. Вы набрали 11 баллов, и вам необходимо набрать еще 13 баллов. Эти цифры рассчитаны исходя из вашей даты рождения 25.12.1913».

Примерно в это время пошли первые открытые публикации об агенте «Дельмаре» – пока без упоминания имени. Бывшие коллеги признали Жоржа Коваля ветераном разведки – с выдачей удостоверения, с постоянной помощью, со всем полагающимся. Но жизнь Жоржа Абрамовича под грифом «совершенно секретно» закончилась уже после смерти Ж.А. Коваля.

«В честь героя, внесшего ключевой вклад в безопасность нашей страны и международный ядерный паритет, свою мегатонную энергию проявило на борцовском ковре юное поколение самбистов», – комментируют биробиджанские телевизионные коллеги недавний турнир имени Жоржа Коваля. Гранитный пилон с его именем на Аллее Героев в Биробиджане до нынешнего Дня Победы замыкал ряд таких же памятников с именами земляков – Героев Советского Союза, полных кавалеров ордена Славы. Теперь там добавился еще один Герой России: на Аллее открыли памятник старшему лейтенанту Андрею Ковтуну, погибшему в августе прошлого года.

– И Андрей, и Жорж Абрамович жили в поселке Смидович, – говорит мама Андрея Ковтуна Мария Костюк, заместитель председателя правительства Еврейской автономной области. – Теперь они, получается, рядом – два Героя России. За Великую Отечественную и СВО.