«Спор вокруг Алании» угрожает возрождением старых кавказских конфликтов

Всего один локальный призыв переименовать Ингушетию в Аланию собрал во Владикавказе самый массовый за последние годы общественный митинг – протестовать вышли более тысячи человек. Ни одна другая проблема, включая действительно болезненные, не могла «похвастаться» подобным вниманием. Но для Северной Осетии, второе официальное название которой с 1994 года – Алания, это вопрос принципа, связанный в том числе с памятью об осетино-ингушском конфликте 1992 года. И многочисленность митинга прямо свидетельствует о том, что на уровне гражданского общества до нормализации отношений с соседями еще далеко.

Престижный первопредок

Многие осетины считают Сталина своим выдающимся соотечественником. Напротив, для ингушей Сталин, отправивший их предков в депортацию в 1944 году, – это однозначное воплощение зла

Формальным поводом стала кампания по переименованию Ингушетии в Республику Алания, стартовавшая на популярном ресурсе для сбора подписей Change.org. «Исторически территория, занимаемая сегодня Чечней, Ингушетией, Кабардино-Балкарией, частично Дагестаном и Северной Осетией, называлась Аланией. Крупными сообществами, оставшимися после падения государства Алания, являются чеченское, ингушское, карачаевское и балкарское. На сегодняшний день стоит вопрос исторического единения нашего поколения со многими поколениями наших предков», – утверждает автор петиции, некий Алихан Цороев из Санкт-Петербурга. Этого оказалось достаточно, чтобы на центральную площадь Владикавказа вышли сотни людей.

Вообще протестные митинги для столицы Северной Осетии не редкость – политическая жизнь в этой республике всегда была насыщенной. Но ни многочисленные акции экологов с требованием закрыть владикавказский завод «Электроцинк», ни пикеты «Матерей Беслана», ни недавние демонстрации обманутых вкладчиков местного «Диг-банка» не собирали столько людей, сколько собрала призрачная возможность утратить «эксклюзивное» право Северной Осетии называться Аланией.

К тому же дата митинга во Владикавказе совпала с годовщиной смерти Иосифа Сталина, к которому в Северной Осетии и Ингушетии принципиально разное отношение. Многие осетины считают Сталина своим выдающимся соотечественником (вспомним «широкую грудь осетина» из стихотворения Мандельштама), в некоторых населенных пунктах республики даже имеются его бюсты. Напротив, для ингушей Сталин, отправивший их предков в депортацию в 1944 году, – это однозначное воплощение зла.

«Тема престижного первопредка на современном Кавказе несколько отошла на второй план, но по-прежнему является очень важной, – заявил газете ВЗГЛЯД политолог-кавказовед, доцент РГГУ Сергей Маркедонов. – Тем более что осетино-ингушский конфликт, хотя он и считается неактуальным в политическом смысле, полностью разрешенным все равно назвать нельзя – его отложенные неблагожелательные последствия по-прежнему ощущаются. Некоторая подозрительность, не очень большое приятие соседей остаются и в Северной Осетии, и в Ингушетии. И любая неоднозначная тема, даже идущая от общественности, вызывает острую реакцию. К тому же сейчас у аланской темы есть дополнительный контекст в связи с предстоящим референдумом о переименовании в Республику Алания еще и Южной Осетии (кстати, президент Грузии призвал Россию не допустить этого – прим. ВЗГЛЯД). В Ингушетии это тоже воспринимается остро».

На эту тему
• Президент Грузии призвал Россию не допустить изменения названия Южной Осетии
• Юнус-Бек Евкуров: Начать мирную жизнь
• Таймураз Мамсуров: Коррупции у нас не больше, чем везде
• Калой Ахильгов: Почему мы – беженцы?
• Николай Петров: Ингушетия: картинка и реальность
• Юнус-Бек Евкуров: За четыре года у власти я изменился
• Кадыров обвинил главу Ингушетии в конфликте между народами
• Рамзан Кадыров: В краю вайнахов
• Российская армия способна вырастить новую элиту кавказских республик
• Рамазан Абдулатипов: С русскими кадрами вообще очень плохо

Тема получила актуальность после того, как на въезде в ингушскую столицу Магас, расположенную в получасе езды от Владикавказа, в конце 2015 года появилась триумфальная арка – Аланские ворота, полагает старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Николай Силаев. «Зачем глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров занялся их возведением, не вполне понятно, – сказал он газете ВЗГЛЯД. – Возможно, дело в том, что Евкуров все время испытывает давление со стороны ингушской интеллигенции, которая считает его «недостаточно национальным». Ведь именно при Евкурове был принят закон о границах муниципалитетов Ингушетии, который не включал Пригородный район – спорную территорию с Северной Осетией, вокруг которой и разгорелся конфликт 1992 года. Поэтому не исключено, что Евкурову нужно было чем-то оправдаться – появились Аланские ворота, после чего тема обрела собственную жизнь».

«Среди интеллектуалов в Ингушетии, – продолжает Силаев, – тема «пришельцев-осетин» и «аланов-ингушей» очень популярна. Жест строительства Аланских ворот ее подкрепил и сделал практически официальной, хотя глава республики, возможно, этого не хотел – такие жесты не в его стиле. В свою очередь осетинские интеллектуалы видят в этом угрозу, причем не только национальному престижу (кто-то оспорил эксклюзивную связь осетин с аланами), но и угрозу закрепления за ними символического статуса «пришельцев». А это и впрямь серьезно, как мы знаем из опыта конфликтов восьмидесятых–девяностых годов».

Быть аланами

В так называемом аланском вопросе следует в первую очередь различать исторические факты и то, как память о них переходит в политический контекст. Родственный ираноязычным скифам племенной союз аланов, занимавший обширную территорию Северного Кавказа и Предкавказья, вступает в письменную историю в начале нашей эры. В эпоху Великого переселения народов часть аланов уходит на запад, где они вместе с вандалами вторгаются сначала в Испанию, а затем на север Африки (так что часть нынешних Ливии и Туниса тоже имеет отношение к «аланскому наследству», как и испанская Андалусия хранит память о вандалах). Те же аланы, кто остался на Северном Кавказе и в Предкавказье, основали крупное раннесредневековое государство, которое простиралось от северной части нынешнего Дагестана до восточных районов сегодняшнего Краснодарского края – что, собственно, и предопределило последующий размах «аланского вопроса».

Во время монголо-татарского нашествия середины XIII века основная часть Алании была разгромлена и покорена завоевателями, но в труднодоступных горах аланское сопротивление не прекращалось. Одним из его лидеров стал царь Ос-Багатар, с именем которого ассоциируется начало современного осетинского народа, хотя сам этноним встречается и гораздо раньше – в древнерусских летописях аланы известны как «ясы» (грузинский вариант – «оси»). Так или иначе, на сегодняшний день осетины являются единственным ираноязычным народом Юга России и считают себя прямыми потомками аланов. Именно этот факт был зафиксирован в ноябре 1994 года, когда Северная Осетия получила второе наименование – Алания, быстро ставшее узнаваемым брендом. Например, единственной футбольной командой, которая смогла бросить вызов гегемонии московского «Спартака» в девяностых годах, была владикавказская «Алания», ранее тоже носившая название «Спартак».

Однако на волне массового возрождения национальных движений в конце 1980-х – начале 1990-х годов о своих правах на «аланское наследство» стали заявлять и в других республиках Северного Кавказа. Прежде всего – в Ингушетии, где в 1994 году, уже после осетино-ингушского конфликта, была заложена новая столица: город Магас, названный по имени столицы исторической Алании (и, по ингушской версии, построенный именно на ее месте). Еще один серьезный претендент на «аланское наследство» – Карачаево-Черкесия, где находятся лучше всего сохранившиеся памятники аланского периода – комплекс Зеленчукских храмов в районе поселка Архыз. Согласно местной версии, аланская столица Магас находилась там, а не на землях современной Ингушетии.

#{interviewpolit}Однозначных ответов на многочисленные исторические загадки, связанные с аланами, нет до сих пор, а это значит, что борьба за «аланское наследство» будет продолжаться.

«Это результат провокации»

Глава Северной Осетии Вячеслав Битаров принял в воскресенье единственно верное решение – лично вышел к митингующим и опроверг распространявшийся слух, что переименование соседней республики в Аланию – это инициатива властей Ингушетии. По словам Битарова, он связывался с руководством Ингушетии и получил заверения в этом.

«Этот митинг – результат анонимного вброса, провокации, которая была направлена на дестабилизацию политической обстановки в Северной Осетии и обострение взаимоотношений с соседней республикой, – говорит источник газеты ВЗГЛЯД в руководстве РСО – Алании. – Возможно, кто-то пытается втянуть республику в митинговую стихию, создать почву для последующих политических игр, направленных против реальных интересов республики. Сейчас глава смог снять напряжение, но тема очень острая, и если ее продолжать муссировать, то мы не исключаем эскалации».

По мнению Сергея Маркедонова, при грамотном управлении ситуацией со стороны руководства двух республик, а также полпредства президента на Северном Кавказе этот процесс можно удержать под контролем. «Не стоит при этом излишне политизировать тему митинга, поскольку и в самой петиции, ставшей поводом для него, и в реакции на нее сильна эмоциональная составляющая», – считает политолог, напоминая, что в урегулировании осетино-ингушского конфликта уже достигнуты немалые результаты, хотя их значение за пределами республик по-прежнему недооценено.

Так, соглашения, которые были достигнуты в 2009 году между Юнус-Беком Евкуровым и тогдашним главой Северной Осетии Таймуразом Мамсуровым, привели к тому, что Ингушетия фактически отказалась от территориальных претензий к Северной Осетии, которая, в свою очередь, согласилась на поэтапное возвращение ингушей в Пригородный район. «Этот процесс начался – люди возвращаются, – констатирует Маркедонов. – Это хорошо заметно даже по машинам с ингушскими номерами во Владикавказе, а Черменский пост на границе республик уже не напоминает осажденную крепость. Поэтому нынешнему руководству Северной Осетии совершенно ни к чему раздувать конфликт».

«Нужна деполитизация истории, – подчеркивает Николай Силаев. – К сожалению, эту задачу в Москве не считают актуальной или предпочитают решать ее административным, а не интеллектуальным и академическим способом. Хотя в случае с переименованием определенная надежда на то, что этот процесс уляжется, на мой взгляд, в том, что в Ингушетии, похоже, очень мало заинтересовались этой петицией».

Это мнение подтверждают некоторые комментарии на оппозиционных ингушских сайтах. «Нет у меня никакого доверия к нынешней власти! И до Алании мне нет никакого дела, а свою республику я всегда буду называть только Ингушетией!» – заявляет пользователь с ником «Старшина». «Что за бред с этим переименованием? Я был и останусь ингушом, и аланом становиться не собираюсь! Придет же в голову такое. Вы еще монголо-татар пригласите сюда», – соглашается другой комментатор.

В то же время эксперты констатируют, что в осетино-ингушском урегулировании, имеющем серьезный прогресс на официальном уровне, явно не хватает горизонтальных контактов, присутствует дефицит средств «народной дипломатии». «Я допускаю, что есть много примеров сотрудничества и межчеловеческих связей, но это не превращается в образец примирения, – говорит Силаев. – Был бы рад ошибиться, но я не вижу ни с одной, ни с другой стороны интеллектуалов, которые могли бы выступать против сложившегося общественного мнения. А это мнение с обеих сторон настроено резко против примирения и поиска общих интересов».

Впрочем, по мнению Маркедонова, фактор народной дипломатии не следует переоценивать, поскольку гражданское общество само легко воспроизводит конфликтные стереотипы. «В контексте осетино-ингушского урегулирования я не раз сталкивался с тем, когда даже силовики воспринимали ситуацию более умеренно, чем университетские профессора, – говорит политолог. – Очень часто люди, вовлеченные в управленческие практики, гораздо лучше понимают цену слов и неосторожных действий, хотя, возможно, порой не могут красиво выступить публично. Но в любом случае на управленцев порой больше надежды, чем на просвещенных людей с красивыми дипломами».