Прошедшая в Москве богословская конференция «Мировое православие: первенство и соборность в свете православного вероучения», на которой патриарх Московский и всея Руси Кирилл выступил с критикой своего константинопольского коллеги, могла бы считаться чем-то важным только для узкого круга рафинированных богословов. Но мы живем в эпоху, когда и мир вторгается в дела Церкви, и Церковь – хочет она того или нет – оказывает влияние на дела мира.
Конфликт между Константинопольским и Московским патриархатами, который был темой конференции, является частью глобального политического и мировоззренческого противостояния, которое отражается на Украине, в России, США и Европе, и от исхода этого противостояния зависит, в каком мире мы будем жить.
Поэтому нам стоит рассмотреть происходящее в нескольких контекстах – в собственно религиозном, в политическом и мировоззренческом.
В чем суть разногласий между Москвой и Константинополем? Если сказать одной фразой, то Московский патриархат видит мировое православие как конфедерацию, в которой патриархи различных Поместных церквей обладают равными правами, а Константинопольский – как абсолютную монархию или, если использовать образ из истории самого Константинополя под властью турок, султанат, где один человек (то есть патриарх Константинопольский) ни с кем не советуясь, отдает безапелляционные приказы, а остальные должны повиноваться.
В Москве готовы признать за Константинопольским патриархом «первенство чести», статус «первого среди равных», Константинополь же требует себе статуса «первого без равных». Например, патриарх Варфоломей объявляет «искажением» учение о Церкви, согласно которому «мы все равны, а первый, Константинопольский, существует просто чести ради».
Как подробно говорит об этом в своем выступлении митрополит Волоколамский Илларион, идея, что все православные мира должны подчиняться единому центру, долгое время отвергалась самим Константинополем – особенно в рамках полемики с притязаниями римских пап.
Но с 20-х годов ХХ века позиция этой кафедры изменилась. Патриарх Константинопольский Мелетий IV (Метаксакис) выступил с теорией, согласно которой Константинопольский патриарх не просто является первым в ряду предстоятелей Поместных православных церквей, но и имеет особые привилегии: быть высшим судьей в случае церковных конфликтов и управлять всеми православными приходами, находящимися за пределами национальных границ Поместных церквей.
Эти притязания особенно разрушительным образом проявились в церковном конфликте на Украине. Коротко напомним его суть. Большая часть украинских верующих принадлежит к Украинской православной церкви, которую возглавляет митрополит Киевский Онуфрий. Будучи вполне самоуправляемой, эта Церковь находится в общении с Московским патриархатом. В начале 1990-х, после того, как Украина стала независимой, при содействии светских властей возник (по чисто националистическим соображениям) так называемый Киевский патриархат – раскол, который возглавил бывший митрополит Киевский Филарет (Денисенко). За свое упорство в расколе он был извержен из сана Архиерейским собором Русской православной церкви, а потом и предан анафеме.
- Зюганову опять понадобился Иисус Христос
- Как православие создало русскую нацию
- Патриарх Кирилл заявил о кризисе в православии
Эту анафему в свое время признал и Константинополь. Однако в 2018 году, после того, как к нему обратились «досточтимые власти Украины» в лице президента Порошенко, а еще более досточтимые власти США эту просьбу поддержали, патриарх Варфоломей решил создать на основе «Киевского патриархата» и другого раскола, УАПЦ, так называемую Православную церковь Украины, назначив «митрополитом Киевским» Епифания (Думенко).
При этом он перестал признавать митрополитом Киевским Онуфрия, которого считают своим главой большинство (две трети, если считать по числу приходов) украинских православных. Митрополит Онуфрий не совершал никаких преступлений, которые могли бы привести к лишению кафедры, и вообще не давал к этому никакого повода – патриарх Варфоломей просто объявил о назначении на его место другого, актом чистого произвола, по-султански, ни с кем ни советуясь и никому не давая отчета.
Это привело как к разрыву общения между Константинополем и Москвой, так и к тяжелым конфликтам в других Поместных церквях. Не говоря уже о том, что заявленная цель – «объединение украинских православных» – не была достигнута. Абсолютное большинство членов УПЦ остались верны митрополиту Онуфрию. Властолюбивое поведение патриарха Варфоломея приобрело ему прозвище «восточного папы», что не совсем справедливо по отношению к аутентичным папам – римским. Константинополь отличается от Рима в двух отношениях.
Во-первых, Рим был и остается структурой наднациональной – папа может происходить из любой страны, а выбирает его коллегия кардиналов, представляющих весь католический мир. Константинопольский патриархат не только носит жестко этнический (греческий) характер, но и не стесняется его подчеркивать, говоря о «первенстве нашей [т. е. греческой] нации в православии».
Во-вторых, властные притязания средневековых пап были направлены на то, чтобы отстоять интересы Церкви от светских владык, которые хотели в своих землях сами ставить епископов и облагать Церковь налогами. Патриарх Варфоломей, напротив, нескрываемо выступает в интересах мирских правителей – и к явному ущербу Церкви. Что это за правители? На уровне Украины – бывший президент Порошенко, который (напрасно) надеялся, что получение «автокефалии» поможет ему, несмотря на бедственные результаты его правления, выиграть выборы.
Но важнее, что на глобальном уровне действия Константинополя – открыто и ничуть не скрываясь – поддерживали власти США. Некоторые из причин этого ясны сразу – православие воспринимается как «мягкая сила» России, само существование Церкви говорит о духовной общности русских, украинцев и белорусов, поэтому максимально подорвать влияние Церкви – это совершенно очевидная цель для американской политики.
Но дело не только в этом. У конфликта есть и важное мировоззренческое измерение. Константинопольский патриархат плотно аффилирован с Демократической партией США. Это понятно – большинство его прихожан живут в этой стране, многие представители греческой диаспоры занимают в Демпартии заметные места. Еще какое-то время назад в этом не было бы никакой религиозной проблемы – американские демократы, как и республиканцы, разделяли, хотя бы на словах, общие христианские ценности.
Но в наши дни Демократическая партия приобрела ярко выраженную идеологию – и эта идеология принципиально несовместима с христианской верой. Возвращение демократов в Белый дом ознаменовалось вывешиванием радужных флагов по всему миру – даже на посольстве США в Афганистане он развевался до самого конца. Демпартия и лично президент Байден прилагают все усилия по продвижению абортов как в самих США, так и в других странах. Политика Байдена в этом отношении настолько скандальна, что несмотря на то, что он постоянно заявляет себя членом Католической церкви, католики отлучили его от причастия. Представители Константинополя (и особенно вероятный преемник патриарха Варфоломея – архиепископ Элпидофор) ничуть не смущаясь этим, поддерживают Демпартию с огромным энтузиазмом.
В глобальном мировоззренческом конфликте тем, кто продвигает извращения и аборты, необходимо подорвать влияние своих противников – тех, кто поддерживает семью и чадородие. А это в первую очередь христиане. Прилагаются огромные финансовые, политические и организационные усилия, чтобы разложить Церкви изнутри – и со многими протестантскими общинами это отлично удалось. «Священницы», которые, состоя в «однополых браках», «благословляют» абортарии, вызывают ужас и содрогание у верующих и презрительную насмешку у атеистов.
Конечно, Константинопольскому патриархату до этого пока, слава Богу, далеко – пока нельзя сказать, что он открыто принял эту идеологию. Но можно сказать, что он очень тесно связан с теми, кто ее продвигает. Было бы в любом случае неверно принимать притязания одного человека на господство над Церковью. У Церкви уже есть единый глава, и это – Христос. Но вот принимать господство человека, который вместе со своим окружением пребывает в открытой и тесной дружбе с могущественной политической силой, идеология которой несовместима с правой верой, было бы совсем странно.
Отстоять свободу Церкви от диктата со стороны одного из патриархов – значит, отстоять ее свободу от тех, вполне мирских сил, которые за ним стоят. И это имеет большое значение не только для Церкви, но и для всего мира.
