Чтобы помнить войну, не надо жить во время войны

@ KAI PFAFFENBACH/Reuters

13 декабря 2020, 12:04 Мнение

Чтобы помнить войну, не надо жить во время войны

В завершающемся году было много неприятного – с этим кто же спорит? – но минимальное знание отечественной и всемирной истории дает возможность назвать множество годов в прошлом, по сравнению с которыми 2020-й еще очень даже приемлемый.

Максим Соколов Максим Соколов

публицист

Подводя итоги 2020 года, многие сообщают, что он был «худшим в истории». Что поневоле вызывает в памяти строки:

«А при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
Флорентийской и проказе?
Хочешь ехать в первом классе,
А не в трюме, в полутьме?».

В завершающемся году было много неприятного – с этим кто же спорит? – но минимальное знание отечественной и всемирной истории дает возможность назвать множество годов в прошлом, по сравнению с которыми 2020-й еще очень даже приемлемый. И называть его худшим в истории – значит, безрассудно гневить Бога.

В том же американском журнале «Тайм», осознавая, что обложка с «худшим в истории» 2020-м хлесткая, но при этом гораздо более глупая, редакция поместила статью, содержащую оговорки.

В своем тексте кинокритик Стефания Захарек признает, что в мировой истории бывали и худшие годы, но отмечает, что подавляющему большинству ныне живущих людей сравнить 2020 год просто не с чем.

«Вам должно быть больше 100 лет, чтобы помнить о разрушениях Первой мировой войны и пандемии гриппа 1918 года; примерно 90 лет, чтобы иметь представление о лишениях, вызванных Великой депрессией, и 80 лет, чтобы сохранить память о Второй мировой войне и ее ужасах. У всех остальных людей просто не было подобных примеров». Поэтому наблюденные в нынешнем году «стихийные бедствия, проблемные президентские выборы в США и пандемия коронавируса» перекрывают все доселе виденное.

Оговорка вряд ли помогает. В людской памяти остаются не только бедствия, ими лично пережитые. Например, на переживание Великой Отечественной войны и на память о неисчислимых бедствиях, ею принесенных, способны и люди, рожденные после 1945 года. А многие эмоционально воспринимают и Гражданскую войну, когда вообще никто из ныне живущих (кроме уникальных мафусаилов) еще на свет не явился.

При этом есть еще такая вещь, как бедствия в других землях. Кинокритику Захарек 57 лет, она родилась в 1963 году. А значит, уже на ее веку была китайская культурная революция, резня коммунистов в Индонезии и злодеяния красных кхмеров в Камбодже. Перед которыми меркнут все проблемные президентские выборы в США и даже бушующее ныне моровое поветрие.

А несколько позже был геноцид в Руанде, гражданская война в Югославии, «святые 90-е» на территории бывшего СССР, басаевские мегатеракты от Буденновска до Беслана. Затем к списку добавилась арабская весна в Сирии и Ливии. Не замечать таких жестоких бедствий можно лишь исповедуя принцип «За чужой щекой зуб не болит». А равно «Один гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем вся фантазия у Гете». Может быть и так, но публично хвалиться таким восприятием чужих бед не совсем принято. Хотя такова уже слабость человеческая.

«Когда теперь бранят произвол культа, то упираются все снова и снова в 37-й – 38-й годы. И так это начинает запоминаться, как будто ни ДО не сажали, ни ПОСЛЕ, а только вот в 37-м – 38-м (да и нынешнее начинание «Последний адрес» безотносительно к личной позиции организаторов находится в аккурат на этой линии – М.С.)».

И объясняется, почему. До 1937 года была мужичья чума (установление колхозного строя) – «но мужики – народ бессловесный, бесписьменный, ни жалоб не написали, ни мемуаров.

А поток 37-го года прихватил также и людей с положением, людей с партийным прошлым, людей с образованием, да вокруг них много пораненных осталось в городах, и сколькие с пером!  – и все теперь вместе пишут, говорят, вспоминают: тридцать седьмой! Волга народного горя! А скажи крымскому татарину, калмыку или чечену – «тридцать седьмой» – он только плечами пожмет. А Ленинграду что тридцать седьмой, когда прежде был тридцать пятый?».

Написанное Солженицыным полвека назад вполне применимо и к журналу «Тайм». Та же эгоцентричность восприятия. Чужих бед как бы и не существовало, но зато собственная беда – она неслыханная и имеет всемирно-историческое значение. Другое дело, что такие жалобы эгоцентрика, хотя бы в принципе не лишенные некоторого основания, неважно воспринимаются другими (см. также и восприятие табличек с «Последним адресом» – там то же самое).

Номер «Тайм» делали глупые и жестокие дети – так и отношение к ним соответствующее.

..............