Моя дочь по паспорту Анна, но все зовут ее Нюша, потому что она маленькая, изящная и очень похожа на Нюшу. У нас с ней сложные отношения. Ей 27 лет, и когда у нее что-нибудь в жизни не получается, она точно знает, кто в этом виноват: конечно, я – мать!
С определенной точки зрения это логично. В конце концов, кто придумал этот чертов английский, который никак не сдается на пять, а только на четыре? Я! Ежу понятно! Поэтому, когда дочь приходит ко мне в гости, мы очень боимся поссориться и, конечно, обязательно ссоримся. Обычно я молчу и просто слушаю. Со стороны, наверно, кажется, что мать у моей Нюши немного придурковата, но мне так спокойней. Если начать расспрашивать или, не дай бог, спорить, дочь может вспомнить, что у нее сегодня что-то не получилось, и я снова буду виновата. Поэтому, когда речь зашла о разнице между поколением родителей и детей, я в основном слушала.
Это новое поколение наших детей исследовали вдоль и поперек. И социологи, и потенциальные работодатели давно пришли к неутешительным выводам. Молодежь порвала связь времен, у нее другие ценности, они инфантильны и не умеют работать, зато хотят много получать. Они недоговороспособны и крайне конфликтны, они не способны к любви и презирают старших. Когда я читала результаты социальных исследований, я приходила в ужас – неужели все это про мою дочь?
– Все дело в габитусе, – сказала мне Нюша очень авторитетным голосом.
– Чего?
– Ну, в габитусе, не знаешь, что ли? – дочь смотрела на меня со снисходительной нежностью старшего к младшему. – Как бы тебе объяснить? Это такой твой внутренний статус, который складывается из воспитания и вообще всех впечатлений жизни, книжек, которые ты прочитала, фильмов и так далее. Ну вот у жителя, допустим, Бостона один габитус, а у жителя Манхэттена – другой. Поняла?
Я сразу почувствовала, что мне с габитусом не повезло. Босоногое деревенское детство, воровство яблок в соседских садах, рассвет в компании пацанов – я, очевидно, не дотягивала не то что до Манхэттена, но даже до Бостона.
– У вас было бедное, но стабильное детство, – между тем развивала дочь. – Вы советские фильмы смотрели, где все про любовь к родине и про скромных тружеников. Ну и вот результат! Вам важно, чтобы все было привычно, чтобы вещи лежали на своих местах. Главное, не нарушать равновесие, не выходить из зоны комфорта. А мы смотрели в детстве американские боевики, и мы страшно хотим попробовать что-то новое. Ну вот тебе не интересно покататься на серфинге, потому что никто никогда вокруг тебя на нем не катался и с какого перепуга тебе начинать? А мне интересно, именно потому, что никто на нем не катался, а я хочу попробовать.
Тут я вспомнила, как в детстве упорно таскала дочь по секциям и кружкам. Спортивная гимнастика, вокал, плавание, музыка. Все это дочь ненавидела. Только рисование у нас почему-то осталось неохваченным. Наверное, поэтому она и стала архитектором.
– Потом у вас запросы маленькие, – продолжала рассуждать дочь. – Вам важно, чтобы пусть бедно, но чтобы на жизнь хватало. У вас как-то ни принципов, ни упрямства нет. Вы, например, не можете отказаться от работы, даже если она вам не нравится. А я так не могу, я хочу всего и сразу. И работа мне нужна нормальная, а не абы какая, и одежда должна быть красивая, ну и вообще. И самое главное, мне не страшно от того, что за все это надо будет платить трудом, въездом в какие-то новые штуки. Мне не страшно от того, что придется постоянно меняться и менять. Меня все это только зажигает, приводит в азарт, а вас все пугает. Вы вообще какие-то… тихие такие, трусливые.
Я вспомнила, как в тридцать лет ринулась покорять Москву из своего тихого города у реки. Как снимала какие-то страшные, ободранные однушки, потому что на большее не хватало денег, как работала на трех работах и все заработанное отвозила детям – на няню, на музыкальную школу, репетитора по английскому. Но если для меня Москва казалась вершиной мира, то дочери тут явно тесно. Может, надо было ехать сразу в Нью-Йорк?
– Понимаешь, – Нюша сегодня была добра как никогда, – поколение, которому в 80-е годы было 20-30 лет, то есть ты, не видело горизонта. Политическая обстановка была такая, что ничего нельзя, хоть и было послабление. А вот у людей моего возраста есть понимание, которое базируется на политической идее, скорее, на ее технической стороне. Эта идея состоит в том, что границы государства не имеют значения и в каком-то обозримом будущем не будет паспортов и всего вот этого. Получается, что концепция родины автоматически отпадает. Мы твердо знаем, что эта ваша национальная идея о том, что мы едины, потому что уж не знаю почему, она бессмысленна. Я, например, считаю, что это глупость. А у вашего поколения в голове глобально существует набор важных сведений о себе и представление о некой единой жизни, связанной с тем, что вы живете в России.
Первый раз за границу дочь поехала без меня с семьей своей подруги из школы. Потом родители подруги с испугом докладывали, что всю поездку девочку нельзя было вытащить из отеля. На все предложения осмотреть местные достопримечательности, ребенок мрачно отвечал: «Я этого дома не видела, что ли?».
– Вот следующее за нами поколение, которому сейчас лет 20, выросло в более спокойной обстановке. У них все было, они балованные, привыкли к комфорту. Дети стабильности, в общем. Вот они отчасти похожи на вас. Тоже мало политизированные какие-то, аморфные, хотят, чтобы все было спокойно и одинаково. Мы другие. Мы выросли, когда стране совсем фигово было. И мы гораздо больше знаем о жизни, чем вы и они. Мы уже успели и упасть очень низко и полетать немножко довольно высоко. Наш диапазон переживаний больше. Мы очень здорово умеем страдать, но зато и чувство счастья у нас острее. А вот в смысле опыта мы больше похожи на вас, у нас его уже тоже завались. Но вы этого опыта испугались и притухли, а мы, наоборот, хотим драться, мы окрепли, что ли…
Я слушала свою девочку и радовалась. Не я ли все детство твердила ей о том, что нужно самой искать ответы на вопросы, копаться в первоисточниках и никогда не верить никому на слово? Сопоставлять мнения, изучать проблемное поле, опираться на факты – это же моя школа журналистики!– Ну, в общем, я что хочу сказать, – дочь вздохнула и панибратски хлопнула меня по плечу. – Ты можешь не бояться будущего. У тебя же есть я!
Дочь еще долго говорила, но я уже поняла, что связь поколений и не думала рваться. Более того, возможно, она крепка, как никогда. Нам всем страшно, поэтому надо держаться друг за друга – и если что, мы друг друга не сдадим.
