Потребность в свободе для человека совершенно неочевидна. Ее даже в пирамиде Маслоу нет: там базовыми являются физиологические потребности, по мере удовлетворения которых у человека появляются потребности в безопасности, принадлежности, признании и самовыражении. Впрочем, не исключено, что для кого-то эта пирамида верна в перевернутом виде: в современном искусстве, например, самовыражение частенько сопряжено с публичным совершением физиологических отправлений. Все относительно.
Зато понятие свободы стало одним из ключевых в современном протестном дискурсе. Разумеется, любой протест – он о свободе от чего-то. Даже от тещи или манной каши. Отец рассказывал, как в младенчестве я скакал в манеже с криками: «Пусти на свободу!» В российской истории, исполненной ужасов рабства и тоталитаризма, свобода – не пустой звук. Но мне любопытно поговорить о том, как на новом витке обустройства России происходит ее приватизация.
Понятное дело, на Западе свободы не хватает тоже. Одним нужна свобода от Трампа, другим – от глобального потепления, третьим – от Европы, четвертые мечтают о свободе от Британии, пятые – от Испании, и т. д. В одних случаях прямо-таки тоталитарным становится градус этих требований, в других – методы сопротивления им. Мне всегда казалось, что основой западных демократий являются совершенно несвойственные советским людям уважение к чужому мнению и общим ценностям. Но, похоже, сегодня миру больше угрожает не глобальное потепление, а глобальная советизация.
Намедни известный писатель и бывший работник британской госбезопасности Джон Ле Карре в интервью газете «Эль Паис» возмущался Брекзитом: «Созвать референдум в Соединенном Королевстве, государстве с парламентской демократией – это абсурд. Проведем референдум о смертной казни и начнем вешать людей на улицах? Основа парламентской демократии заключается в том, что мы выбираем специально подготовленных людей, которые представляют отдельные округа. Что с нами произошло, что произошло со сдержанными, достойными и прагматичными людьми?»
С одной стороны, это выглядит очень смешно в контексте хваленых британских свобод. С другой – вполне разумно. На той неделе в Лондоне благополучно разогнали и запретили демонстрации экологических активистов, арестовав почти полторы тысячи человек. Как видим, представление «цивилизованных государств» о демократии далеко от протестной фразеологии типа «мы здесь власть». Но, в конце концов, представления о народовластии могут разниться и у разных представителей демократического общества – соблюдать законы это не мешает.
Нам всем нужна свобода друг от друга. При этом мне очень не хочется, чтобы свобода была узурпирована какой-либо группой либералов или традиционалистов со своими партийными представлениями о свободе.
Наш нынешний режим далек от идеалов и тех, и других: именно в этом мне видится его главное достоинство. К сожалению, все видят в этом скорее его недостатки. Американский сатанист Антон ЛаВей изрек: «Добро – это то, что нравится вам, а Зло – то, что вам не нравится».
Представления ангажированной публики о том, что такое хорошо и что такое плохо, довольно точно этой максиме соответствуют. «Самое горячее место в аду уготовано тем, кто остается нейтральным во времена большого морального конфликта», – заявлял Мартин Лютер Кинг. «Ад – это другие», – утверждал персонаж написанной в 1943 году пьесы Сартра «За закрытыми дверями». Мне кажется, единственный критерий вменяемости – способность отличать систему ценностей от политических убеждений.
- Во Франции напали на редакцию армянского журнала
- Сенцов ошибочно отправил россиян в СССР
- Шарий объяснил, почему Зеленский боится закрыть сайт «Миротворец»
Общечеловеческие ценности – это то, что только и может объединять людей по разные стороны любых баррикад. Свобода – умение не приспосабливать свои ценности к интересам своей референтной группы. Путь друг к другу открывает только свобода, но смешно и грустно, когда главными специалистами по свободе становятся рабы.
Еще 20 лет назад Пелевин душераздирающе точно иронизировал: «Татарский часто представлял себе Германию сорок шестого года, где доктор Геббельс истерически орет по радио о пропасти, в которую фашизм увлек нацию, бывший комендант Освенцима возглавляет комиссию по отлову нацистских преступников, генералы CС просто и доходчиво говорят о либеральных ценностях, а возглавляет всю лавочку прозревший наконец гауляйтер Восточной Пруссии».
Двадцать лет спустя, когда о прелестях Майдана начали вещать на наших глазах недавние борцы с «оранжевой угрозой», от этого по-прежнему смешно и тошно. За что хвататься? За «скрепы»? Вот уж над чем не посмеялся только ленивый. Хотя, если процитировать первоисточник, получается не слишком забавно: «Сегодня российское общество испытывает явный дефицит духовных скреп: милосердия, сочувствия, сострадания друг другу, поддержки и взаимопомощи – дефицит того, что всегда, во все времена исторические делало нас крепче, сильнее, чем мы всегда гордились».
Мы привыкли говорить о свободе, не очень понимая – что, кому и о чем мы говорим. И кому, кроме наших единомышленников, нужна свобода, которую мы проповедуем? «А нас-то за шо?» – смеемся мы, когда кто-то другой напарывается на то, за что боролся. Можно считать себя лучше и чище своих оппонентов, но этим мы не будем отличаться от них.Мы росли с романтикой свободы, на издыхании советской власти распевая Окуджаву, который знал что-то лучше и больше нас:
Свобода бить посуду, не спать всю ночь свобода.
Свобода выбрать поезд и презирать коней.
Нас с детства обделила иронией природа:
Есть высшая свобода, и мы идем за ней!
