Так бывает: чем умнее мы хотим казаться, тем глупее становимся. Почему?
Гоголь писал: «Ум не есть высшая в нас способность. Ум идет вперед, когда идут вперед все нравственные силы в человеке, и стоит без движенья и даже идет назад, когда не возвышаются нравственные силы».
Вот День Победы. Выходной. Люди гуляют, радуются. Покупают мороженое. А кто-то умный сидит перед телевизором (или заменившей его «новостной лентой») и морщится: «Плохо это, ох, плохо, что детей одевают в военную форму»...
Или так: «Ну да, ну да, конечно… Раз в год режим делает народу инъекцию Девятого мая…»
Всё правильно: да, раз в год, да, инъекцию. Да только подмечающие всё это умные – дураки. Их ум «стоит без движенья и даже идёт назад».
Те, кто в этот день выходит на улицу, замечают: если совсем недавно главными действующими лицами праздника были старики, то теперь это дети. Правнуки с портретами прадедов. О чём это говорит?
Недавно мы боялись: что будет, когда ветеранов не станет? Забудем? Великая война отойдёт в область преданий?
Ну, нет же у нас личного отношения к Бородинской битве? У Лермонтова ещё было, а у нас уж нет – учи не учи…
Да и не в этом дело… Просто больно было смотреть, как они дряхлеют. Как их год от года становится всё меньше и меньше. Как на традиционные школьные встречи с ветеранами приводят едва живых людей в ходунках – «уф-ф, еле нашли»…
Больно об этом писать. Жестоко, больно и – странно…
Ведь я помню День Победы начиная где-то с тридцатой его годовщины, когда ветераны были крепкими, нестарыми ещё мужиками. Многим из них было столько лет, сколько мне теперь.
Подумать только – как мне теперь…
Ведь означает очень простую вещь. Скоро – да, уже скоро – меня тоже не будет. Скоро наша очередь умирать.
Так, на этой минорной ноте, глуша её торжественными словами, мы и ждали конца Праздника. Говорили «никогда», а в подсознании отзывалось – «скоро»…
Но нет. Что-то случилось. Генерал Мороз, Божье провидение, счастливое стечение обстоятельств… Год, другой, третий… Нет! Точно нет. Теперь об этом можно сказать с полной определённостью. День Победы пережил роковую черту смены поколений.
Он изменился – стал не только и не столько днём памяти о войне. Он стал днём семейной и национальной памяти. Больше того: стал днём, когда память семейная и память историческая, национальная – соединяются.
День Победы стал нашей Гражданской Пасхой.
Днём встречи предков с потомками. Днём, когда они могут побыть среди нас, а мы – прикоснуться к ним. У Бога ведь мёртвых нет. В семье – все живые. День Победы стал днём победы над смертью.
Некоторые говорят – это, мол, святотатство, негоже, мол, равнять День Победы с Пасхой, подменять гражданским праздником христианский.
Милые мои… Не тужьте из себя ревность там, где низким чувствам нет места. «Не стой на пути у высоких чувств» – не пытайся их осудить и регламентировать.
Само слово «Церковь» в переводе с греческого («экклезия») означает «собрание». Там, где собираются люди, объединённые одним духовным порывом, возникает Церковь.
Есть Пасха православных и Пасха католиков, есть люди других вероисповеданий, есть неверующие. И есть событие, позволяющее всем нам объединиться. Это счастье и огромная удача для нашей страны. Удача, каких, может быть, и нет у других. Тут не бухтеть, тут не дышать надо: замереть благоговейно перед этой небывалой удачей, ниспосланной – уж не небом ли?
Может быть, это и есть то самое, за что они сражались и погибали. Не за коммунизм, которого мы так и не построили, не за независимость, которую всё-таки потеряли и пока ещё не вернули, даже не за физическое выживание в те годы… А вот за это. За вечность. За то, чтобы, несмотря ни на что, в любых обстоятельствах, при любом государстве, в любую эпоху наш народ – жил.
За то, чтобы настал день, когда уже взрослый праправнук ветерана выйдет с портретом своего отца, когда-то впервые приведшего его на «Бессмертный полк». За то, чтобы был у нас этот день – день победы над смертью, день спасения народной души. Чтобы раз в год наши мужчины плакали. Чтобы прохожие на улицах казались родными. И чтобы хотелось называть их «братья и сёстры».Пусть только раз в год. Это немало. Ведь людям-то и нужно совсем чуть-чуть, чтобы «не стояли без движенья нравственные силы в человеке».
За это они умирали, это было их последним желанием, исполнение которого свято. Чтобы мы жили. Чтобы мы – всегда – жили.
Так уж давайте не будем умничать. Скажем по-военному – коротко, просто: так точно, вопросов нет. И будем делать то, что завещано. Будем жить.
