Это было миниатюрное, в мультипликационно-розовый цвет окрашенное бунгало на Западно-Волонтерской улице городка Спрингфилд, штат Миссури, построенное, как и весь микрорайон, благотворителями из Habitat for Humanity International, одной из известнейших экуменических организаций, занимающихся обеспечением обездоленных доступным жильем.
Отношения Джипси с Ником, казалось, скроены были по сюжетам средневековых романов
Розовое, но с тонированными стеклами. «Как солнечные очки Барби, куколки моей!» – радостно подчеркивала Джипси, теребя хилой, на водоросль похожей вялостью и прозрачностью ручкой шуршащие оборки барбиных платьиц.
Джипси и сама любила, чтоб в оборках, чтоб розовое в горошек, чтоб с бантиками, кружавчиками и сердечками, чтоб в парике под нежнорунную овечку или белокурую Золушку на лысенькой головке, чтоб с пушистыми крылышками за согбенной, в хитроумную, благотворителями присланную коляску втиснутой спиной – если позволяло состояние здоровья (шутка ли: мышечная дистрофия, эпилепсия, жестокая астма, врожденные хромосомные дефекты, умственная отсталость, нарушения сна, лейкемия и частичная слепота – диагностический букет, способный сломить и не такое хрупкое тельце!).
В плохие дни вместо ангельских крылышек за коляской волочился громоздкий, кислородными баллонами нагруженный дыхательный аппарат, пластиковые трубки опоясывали бледное личико, исчезали в локонах парика за крохотными ушками. Но Джипси не жаловалась на свою участь, улыбалась солнышку щербатой улыбкой (зубки у бедняжки крошились и выпадали).
Обреченное, прелестное, исключительно фото- и телегеничное дитя. Приз «Королевы сердец» на нью-орлеанском карнавале Марди Гра – 2007; титул посла Диснейленда по программам для детей с инвалидностью; встреча с Мирандой Ламберт в рамках программы «Загадай желание»; фото на обложках журналов; более десятка местных и федерального значения телепрограмм.
Полеты на обследования и лечение в Канзас, ароматерапия, талассотерапия, иппотерапия, специализированное оборудование, включая инвалидный минивэн, пандусы и даже ванну джакузи для массажа, гаджеты, бытовая техника и одежда – все это усилиями волонтеров и благотворителей, сбивавшихся с ног, чтобы подарить несчастной, бледной, угасающей малышке Джипси немножко солнца. Преданная, героически борющаяся за ребенка всем смертям назло мать.
Клодиния Бланшар, также известная как Клодин, Дино и в самое последнее время как Диди Блэнчерд (лишняя немая «е» как-то сама собой приросла к ее фамилии, меняя, тем не менее, до неузнаваемости ее произношение), была душой Спрингфилда. Улыбчивая, доброжелательная, щедрая со своим временем и деньгами в те редкие моменты, когда у нее были свободные, невероятно уютная, располагающая к себе, такой упасть в грудя и плакать, когда на сердце грусть – смягчит, успокоит, согреет.
Диди не работала, и как можно было ее за это порицать? Все ее время, все ее силы шли на заботу о Джипси, отец которой, проживающий в Луизиане, по словам Диди, не посылал им с дочкой ни цента, и вообще – Диди понижала голос – издевался над немощами Джипси и немощами всех вообще инвалидов, называл Паралимпийские игры балаганом ярмарочных уродцев, а также пил, бил, дебоширил и всячески морально разлагался.
«Он и бровью не повел, когда узнал, что мы с Джипси все потеряли во время урагана Катрина!» – восклицала Диди, смахивала непрошенную слезу, смущенно улыбалась, не без изыска, не без изящества, не без достоинства стоящих за ней поколений каджунов, депортированных британским губернатором в конце восемнадцатого франкоканадцев – из свежести Новой Скотии в малярийную Луизиану.
Диди была незаменима в общественной жизни городка, подвизаясь на всех благотворительных мероприятиях, занималась защитой скунсов от отстрела фермерами, бессменно председательствовала в читательском клубе («Стеклянный зверинец» Тенесси Уильямса особенно любила, – вспоминала уже задним числом местная библиотекарша. – Как–то даже чрезмерно, подозрительно любила, ну, я думала тогда – земляк же он ей, Уильямс-то, тоже луизианский...).
Вечерами она выносила из дома проектор, показывала соседским ребятишкам кино («Бэмби», «Лесси», «Человек дождя») на стене своего розового бунгало, собирая с них, конечно, небольшую мзду, но те платили радостно, зная: деньги пойдут на лечение Джипси. Мать и дочь, Диди и Джипси, были солнечны, неразлучны, непредставимы друг без друга, всеми любимы, всеми балованы. В пряничном домике – пряничные гномики.
...Четырнадцатого июня прошлого года на Фейcбук-странице Диди появилось шокирующее: «Жирная свинья наконец сдохла». И позже поясняющее: «Я зарезал грязную свиноматку и изнасиловал ее сладенькую доченьку. О, как она кричала!»
Друзья, соседи, все население доброго города Спрингфилда не на шутку встревожились, мгновенно поставили на уши разнообразные ветви местных властей. Через час после первого треда в соцсетях один из соседей, молчаливо поддержанный еще не имеющей ордера на обыск полицией, взломал дверь розового бунгало Браншаров.
Диди, мертвая уже несколько дней, лежала на полу в спальне. Смерть наступила в результате множественных ножевых ранений. Джипси нигде не было, но все остальное – инвалидная коляска, кислородные баллоны, коробки с лекарствами, прочие параферналии больной были на местах.
«Беспомощная Джипси, осиротевшая Джипси, как же ты теперь?» – билась в истерике оперативно созданная Фейсбук-группа «Найти Джипси Бланшар». Поиски малышки не продолжались и дня.
Пятнадцатого июня полицией штата Висконсин был арестован в собственном доме в городке Биг Бенд двадцатичетырехлетний Николас Гоуджен.
Джипси была у него. Живая и для всех, знавших ее прежде, совершенно неожиданно, неприлично даже здоровая – то есть способная вполне резво ходить, самостоятельно дышать, есть, пить, испражняться и вполне здраво, вполне адекватно для своего возраста разговаривать.
Джипси не была болезненно лысой – ее голову насильно брила мать. Ее зубы представляли собой руины, но это можно было списать на недостаточную гигиену вкупе с пролонгированным приемом сильнодействующих медицинских препаратов, точный состав которых не удалось установить до сих пор.
Уровень ее интеллекта вполне позволил бы ей закончить среднюю школу, хотя мать под предлогом неуспеваемости и несовместимой с состоянием здоровья Джипси утомляемости учебой забрала ее из второго класса.
И наконец, возраст ее не застыл на вечных четырнадцати, как уверяла Диди город Спрингфилд в течение всех семи лет своей жизни там, Джипси сравнялось полных двадцать три года, ее женская репродуктивная система была в абсолютном порядке, разве что менструации шли редко, нерегулярно, что вполне объяснялось недостаточным и неадекватным по составу для здорового человека питанием. Вся розовая, пряничная, мимимишно-сладкая жизнь Джипси в качестве звезды инвалидного пинапа оказалась жутковатым, с привкусом киноужастика, обманом.
Показания Джипси начала давать с излишней даже готовностью, еще до прибытия адвоката, сразу после взятия под стражу. Да, это она подговорила Ника, своего жениха, суженого своего ряженого, с которым познакомилась по интернету и тайно переписывалась два года, убить мать.
Почему? – Да потому что не знала, как иначе выйти из-под ее опеки.
«В прошлый раз, когда я познакомилась с парнем, мама устроила грандиозный скандал, разбила мой компьютер, отобрала телефон, а парня обещала засудить за совращение несовершеннолетних! Я все удивляюсь, как за все это время общения с Ником она меня ни в чем не заподозрила. Для этого мы, собственно, и шифровались так мощно...».
Отношения Джипси с Ником, казалось, скроены были по сюжетам средневековых романов: до знакомства с романтической больной Гоуджен характеризуется как совершенно законопослушный гражданин (единственное за всю жизнь правонарушение – штраф за вождение с игровой панелью на коленях), и тем не менее убедить его убить человека не составило особого труда – как Персей, как святой Георгий, как Ринальдо, гордо и смело бросился он освобождать любимую из лап когтящего ее чудовища.
Обаяние девы в несчастии, на котором так вдохновенно играла всю жизнь малышки Джипси ее мать Диди, и в перевернутом виде оказалось совершенно неотразимым.
Как могла Диди обманывать всех вокруг так долго, так успешно? Ведь об истинном состоянии здоровья Джипси не подозревали не только сердобольные соседи, не только тактичные благотворители, не только отец Джипси Род Бланшар, аккуратно посылавший дочке из Луизианы по тысяче двести долларов в месяц, не считая щедрых подарков ко всем праздникам вкупе с чеками в случае каждого «ухудшения здоровья» и отнюдь не прекративший помощь по достижении Джипси совершеннолетия (с четырьмя тысячами заначенных Диди из алиментов Рода денег Джипси с Ником и сбежали в Висконсин).
Легенды о болях и немощах Джипси, не морщась, глотали обследовавшие и лечащие ее врачи! Конечно, над чисто человеческим аспектом проблемы Диди экспансивная, нахватавшаяся по госпиталям и форумам медицинского жаргона, обладавшая несомненным талантом хозяйки ярмарочного балагана уродцев, из тех, что ко всеобщему удовольствию выдадут толстого грудастого монаха за бородатую женщину, – могла эмоционально доминировать без особого труда.
Собственную дочь она могла напичкать транквилизаторами и запугать (в момент ареста Джипси была уверена в том, что больна раком и скоро умрет, но ей было уже все равно – любовная страсть гнала ее сильнее страха смерти).
Но негативные раз за разом анализы по всем основным пунктам инвалидных диагнозов? Но ненужные хирургические вмешательства (у Джипси были удалены слюнные железы и несколько раз прооперированы глаза и уши)? Но килограммы сильнодействующих, с целым букетом побочных эффектов препараты, которые ей совершенно легально выписывались врачами все двадцать три года ее вынужденно убогой жизни?Из нескольких десятков врачей, с которыми имела дело семья Бланшар, лишь один, Бернардо Фластерстейн, детский невролог из Спрингфилда, признался в своих подозрениях самой Диди и пытался исследовать ситуацию чуть дальше, связывался с ее предыдущими врачами в Новом Орлеане, настаивал на пересмотре диагнозов. Это было в 2008-м, сразу же после переезда Бланшаров в Миссури. Фластерстейн был первым, кто озвучил гипотезу о синдроме Мюнхгаузена у матери Джипси и о возможных угрозах жизни и здоровью ее дочери.
Но Диди исчезла из поля его зрения и он забыл о странной паре. «Я думал обратиться в социальные службы, но боялся, что мне не только не поверят, но как-нибудь так повернут свою казуистику, что я подпаду под обвинение в нарушениях прав инвалидов, а у нас это сами понимаете, с работы можно вылететь, особенно такой, как моя, – признавался Фластерстейн в интервью журналистке Мишель Дин. – Теперь корю себя за малодушие».
За малодушие корит врачей и Джипси: «Я – лгала, мать сделала из меня лгунью, но я и боялась просто так встать и пройтись по комнате у всех на глазах – им-то что, а мне потом с матерью дома один на один оставаться! Но врачи! Как могли они не видеть, что у меня нормальные ноги, нормальные мышцы на них, что я разговариваю как любой нормальный человек, что у меня нормально работает сердце и все остальное! А я так надеялась, что кто-то увидит, кто-то вызволит меня. Что же они после этого за врачи! Как же им верить?...»
***
В июле нынешнего года суд над Джипси состоялся. Ей вменялось в вину преднамеренное убийство, но, принимая во внимание смягчающие обстоятельства, суд присяжных дал ей минимальный срок – десять лет. Год она уже отсидела. В тюрьме она поправилась, похорошела: у нее отросли волосы, пришла в тонус и порозовела кожа.
Джипси проходит экстерном программу средней школы, думает писать о себе книгу («Чтобы помогло другим лжеинвалидам, которых, я уверена, очень и очень много: они просто не решаются никому об этом рассказать, а семьи инвалидов сейчас очень неплохо кормятся ими!»).
Суд над Николасом Гоудженом, романтическим женихом, состоится в ноябре. По всем прогнозам, ему грозит пожизненное заключение.
