Европа переживает крупнейший со времен Второй мировой войны наплыв беженцев. Значительная их часть прибывает из Сирии, Ирака, Афганистана, Косово и других стран, большинство оказывается в Европе нелегально.
То, что мы видим, – это расплата за дурно понятую толерантность
Вместе с мигрантами, как выяснилось только что, с помощью контрабандистов на территорию Евросоюза уже проникли тысячи боевиков ИГИЛ. Страны ЕС почти не в состоянии контролировать перемещение беженцев, один за другим европейские государства ужесточают миграционный режим и закрывают границы, но все понимают, что этими мерами уже ничего решить нельзя.
Что происходит? Дело не в том, что это своеобразный «ответ истории» на военные «миграции» европейцев на другие континенты, которые тоже приводили к постоянным конфликтам, насилию, мелким и крупным войнам.
Америка Северная и Южная, Африка, Ближний Восток, Индия и др. – все это различные этапы «миграций» европейца, в ходе которых гибли, грабились и унижались ацтеки, индейцы, индусы, африканцы. Сегодня карта перевернулась, те, кого приручила Европа и за кого она, теоретически, в ответе, требуют этого ответа.
Еще в 1997 году один из властителей дум западного общества Умберто Эко сказал: «В следующем тысячелетии Европа превратится в многорасовый или, если предпочитаете, в многоцветный континент. Нравится вам это или нет, но так будет. И если не нравится, все равно будет так». И к этой мысли Европа с трудом старается привыкнуть.
Но дело в другом. То, что мы видим, – это расплата за дурно понятую толерантность, которая (как и демократия и многое другое) хороша, когда все спокойно и благополучно. Сегодня толерантность, под которой все минувшие годы на Западе понимали не уважение к чужим религиозным взглядам, а полное равнодушие к ним ради собственного спокойствия, больше не работает. Договор все чаще нарушается в одностороннем порядке то одной, то другой стороной.
Исламский мир оказался гораздо ближе, чем думали на Западе. Долгие годы Запад принимал без разбора сотни тысяч мигрантов. Им давали паспорта, права и возможности, постоянно повторяя, что они такие же, как все, что человек, чей род живет в Париже еще с тех времен, когда город назывался Лютецией, и они, приехавшие вчера, совершенно равны.
При этом с мигрантами никто специально не занимался, их не обучали традициям, уважению, взаимопониманию. Западному истеблишменту (лучше других защищенному от мигрантов) казалось, что сияющие витрины европейских городов, улыбки и комфорт сами собой произведут переворот в душе любого зулуса и папуаса, после чего последние страстно захотят стать такими же, как местные. Захотят за витрины, за сверкающие двери машин, в дорогие рестораны, в изысканные кабинеты и особняки.
То есть все отрегулируется само – точно так же, как они думали (а за ними и наши чубайсы), что рынок в экономике тоже все регулирует сам. А, кроме того, им внушали, что если мы, европейцы, давно наплевали на собственную религию, то и вам следует сделать так же, чтобы быть европейцами.
Прошло несколько десятков лет. И выяснилось, что прожившие все эти годы в лучших городах Европы мигранты нисколько не изменились. Они предпочли другой путь, более легкий и понятный. Привыкшие к нищете у себя на родине, они продолжали жить в Европе точно так же, как и дома, в грязи и вони, не стремясь ни к машинам, ни к витринам, ни к зарплатам.
Сбивались в национальные кварталы и жили своим домиком, уставом, религией, традициями, языком, усвоив лишь одну, главную истину, состоявшую в том, что «местные считают себя перед нами виноватыми и нам обязанными».
Все. Кроме этого комплекса вины ничего для благополучия им было не надо. Поэтому любая попытка навести среди обитателей кварталов порядок, заставить работать, прекратить комбинировать и торговать рваньем и дурью, немедленно квалифицировалась как национализм, шовинизм, ксенофобия и расовая сегрегация – сами их этому научили, так что жаловаться некому.
Юрий Сенкевич еще в 1960-е годы вспоминал, как африканец, взятый Хейердалом в экспедицию на судно «Ра», легко мог воспринять невинное предложение почистить картошку к обеду как дискриминацию его как чернокожего и отказаться. Сегодня от той картошки сделан огромный шаг вперед.
И поэтому национальные кварталы упорно стремятся развить у коренного населения чувство вины – никто-де не просил вас разводить колониальную систему, а теперь не обижайтесь – раньше вы использовали нас и наши ресурсы, а теперь пришло время поменяться ролями, так бывает, и еще как бывает.
Поэтому, если они сначала просили и ждали пособий и внимания, то потом очень быстро стали требовать и шантажировать. Жечь машины и дома, грабить квартиры, колпачить по мелкому – все, кто бывал в Париже, знают, что он так наводнен уличным жульем, что не снилось Москве и в 1990-е.
«Дайте нам пособия и убирайтесь», – кричал один из таких в камеру во время волнений в Париже несколько лет назад. То есть они просили у общества деньги, как беспризорник, описанный Мариенгофом: «Тетя, дайте гривенник, а то в рожу плюну – у меня сифилис».
Беззубая, невнятная толерантность доказывает ежедневно, что не способна ничего защитить, не способна привлечь людей, пустота не может заполнить пустоту, а радикализм и готовность жертвовать – способны. И защитить, и заполнить, и привлечь. Особенно способны привлечь молодых людей, которые в условиях морального и нравственного релятивизма просто принимают сторону сильных. Поэтому складывается парадоксальная ситуация.
В мире от рук мусульманских фанатиков и радикалов гибнут люди – а в ряды ИГИЛ* вливается все больше молодых европейцев. Меркель даже выразила сожаление по поводу «непонятной высокой притягательности и влияния ИГИЛ на европейскую молодежь».
Европейцы в широком смысле (американцы, британцы, французы, бельгийцы, датчане) участвуют в боевых действиях ИГИЛ, как все остальные, режут головы журналистам, взрывают себя в Сирии и Ираке. То есть проблема чрезвычайно сложная, многоуровневая, многоплановая.
Как бы там ни было, для нас все это тоже очень актуальный вызов. Если мы думаем, что нас все эти процессы минуют, то глубоко ошибаемся. Мало того, пока мы так думаем, мы теряем драгоценное время. Россия сегодня так же переживает наплыв мигрантов.
Пока местные руководители из бывших советских партаппаратчиков трубят о свободе и гордятся независимостью, народ бросился сам восстанавливать СССР и укреплять союзные связи, разбросав многочисленную родню по городам и весям большого брата и благодаря Аллаха за то, что в свое время русский выучил только за то, что им разговаривал Ленин.
Свободой и независимостью стадо не накормишь и в землю их не посеешь, а если даже и посеешь, то взойдут одни лозунги. Это первая волна, которая, как и на Западе, пока еще боится, уважает местных, не высовывается и делает все, чтобы никого особо не раздражать.
То есть пока нет глубокого внутреннего конфликта, а то, что выплескивается на Манежку, чаще всего является следствием действий шпаны, которая везде и всегда есть и которая чаще всего приезжает в Москву отнюдь не на заработки, а для прожигания родительских или криминальных денег.
Что же делать? Прежде всего, иметь в виду, что с нелегальными мигрантами еще нигде справиться не удалось. А если хотим хоть что-то с этим сделать, то для начала надо искоренить или минимизировать коррупцию в органах, потому что пока она есть, нелегальная миграция будет процветать. То есть начинать надо, опять же, с себя, а не с торговца на рынке.
Вместе с этим необходимо, безусловно, как говорил Путин, «усилить внятные полицейские функции и полномочия миграционных служб». Разработать принципиально новое законодательство, которое не обязательно должно быть репрессивным. Никакими репрессиями невозможно заставить мигранта надолго уехать – лучше плохо и с битым лицом жить здесь, чем хорошо умереть с просветленным ликом от голода и поборов на родине. Бороться надо с преступностью, а не с мигрантами.
Но нужно помнить, что учиться придется и нам, так как мигранты – это всерьез и надолго. Здесь полезно вспомнить высказывание Андрея Белого: «на азиатское извержение чад Европа должна ответить извержением мысли». Создавать смыслы и заставлять других следовать им – лучший путь расставить в новом обществе все по своим местам, укрепить свое самосознание и достоинство, в том числе и национальное.И тогда перестает работать аргумент: «сколько можно от них терпеть всякое?» Задумаемся – от кого может культурный, независимый внутренне человек, создающий смыслы для себя и других, терпеть? От мигранта дворника и гастарбайтера-штукатура? История показывает, что право заставить кого-то терпеть себя (или что-то от себя) нужно всерьез заслужить. Нынешняя ситуация – это явно не тот случай.
Однако времени осталось не так много. Сегодняшнее положение, когда сотни тысяч мигрантов тихо живут в бараках и подвалах и так же тихо, незаметно, убирают улицы, ремонтируют дороги, строят дома, водят машины, устраивает многих. Однако через несколько лет, когда эти люди приживутся, обзаведутся семьями (а кто-то решит остаться), они неизбежно потребуют хотя бы минимальных прав, хотя бы какого-то места в обществе.
А еще через несколько лет их дети, родившиеся здесь и ни разу не бывавшие на исторической родине, станут взрослыми. Тогда, если не заниматься решением вопросов, указанных выше, всем нам придется иметь дело с очень большим количеством людей, совершенно не укорененных в местной традиции, не понимающих значения местных ценностей, не уважающих и не признающих обычаи. Против них уже будет бессилен аргумент «чемодан-вокзал-Баку (Ташкент, Ашхабад и пр.)», потому что им отступать и бежать будет некуда, останется только драться. И здесь не поможет даже государство.
Источник: Блог Бориса Якеменко (публикуется в сокращении)
* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ
