Андрей Полонский Андрей Полонский Во время войны все и всегда ждут мира

Существует прекрасное православное понятие – трезвение, смысл которого заключается в бдительности, бодрствовании и воздержанности от резких поступков и высказываний. Вера в свою армию и страну, а также трезвение общества – лучшее, что мы можем пожелать себе в непростые дни начала 2025 года.

18 комментариев
Тимофей Бордачёв Тимофей Бордачёв Откуда у словаков дух противоречия Западу

Словакия – маленькая страна в глухом углу Восточной Европы и большой логистической ценности для Запада не представляет. Поэтому после окончания холодной войны Братислава чувствовала себя относительно свободно на фоне других стран Европы. Однако времена меняются.

12 комментариев
Ольга Андреева Ольга Андреева Священная корова «гендерного разнообразия» сдохла

Политика DEI за последние десять лет стала одним из идеологических столпов леволиберального космоса. Главным словом в триаде «разнообразие, равенство, включение» всегда считалось специфически понятое равенство.

15 комментариев
2 января 2007, 13:44 • Культура

Непризнанный гений

Непризнанный гений
@ purdue.edu

Tекст: Анна Сафронова

Об авторе составитель этой книги Иван Ахметьев сообщил не много: родился в 1933 году, во время войны оказался в Германии, после нее – в детдоме под Иркутском. Служил в армии, учился на мехмате МГУ, работал в Новосибирске. С 1992 года после смерти матери жил в Киеве, откуда наезжал в Москву.

«В августе 1995 года в последний раз уехал в Киев…» – так, не называя самого слова, Ахметьев говорит о смерти Маковского. Далее – что-то вроде попытки вписать Маковского «в контекст»: «В Москве 60-х примыкал к кругу Леонида Иоффе – Евгения Сабурова.

Маковский просто не скован никакими условностями – абсолютная «детскость», позволяющая не задумываться над «правильностью» образа

В Новосибирске с 1966 принимал активное участие в неофициальной литературной жизни. Ему многим обязаны Иван Овчинников и Александр Денисенко. Его высоко ценил Евгений Харитонов. Первая книга вышла в Новосибирске в 1992 г. Эта небольшая книжка представляет позднее творчество выдающегося русского поэта».

В «Комментариях» Ахметьев тоже не избаловал читателя информацией (это, конечно, не упрек) – они занимают несколько строчек. Среди них есть столь трогательные, о которых просто не могу не упомянуть. Например, у Маковского фигурирует персонаж – «один ублюдок», он же «пехотный моряк», «Вий», «один талант».

Иван Ахметьев дает деликатный «исчерпывающий» комментарий: «одно московское лицо», – поясняет он, и всё.

Книгу Маковского нельзя просто так перелистывать, выдергивая взглядом фрагменты. Потому что может показаться: какая-то отпетая графомания. «…Оградившие Русь от – Запада, / Где морали давно закат. / Развращают нас кинозалы, / Голливуда десант за кадром».

Что еще за рифмованная пропаганда? Однако все совершенно не так. Маковский просто не скован никакими условностями – абсолютная «детскость», позволяющая не задумываться над «правильностью» образа: «Я как Пушкин – смотрю телевизор…»

Сквозная тема книжки – дорога, вокзалы, украденный чемодан с «культурой» (стихами Маковского): «Обокрали меня, извините! / Нет, я сам виноват – подпил…/ И оставил чемодан, стихи – излишество,– / Как оставил Буратино Шекспир» (какой Шекспир, причем тут Буратино? – скажет привыкший к гладкописи читатель, и будет глубоко неправ).

Всякий поэт (конечно, не всякий) вроде бы «должен» покушаться на самоопределение: ежели судьба трагическая, то вроде как изволь объяснить или хотя бы намекнуть читателю, отчего «не вписался» в так называемый контекст эпохи. А тут уж схем готовых столько, что читатель и сам, в случае чего, подобрать подходящую сможет.

А у Маковского…
Дело об украденной тележке
Самое драматическое стихотворение – не о роковой краже чемодана «с культурой» на Брянском вокзале, а об утрате тележки:

…И в пути я совсем загнулся
На вокзалах валялся всех
С чемоданами полз, как гусеница.
Выручала немножко тележка.

И сочувствовали мне люди
А особенно – один старик
Я не знал, что он выпить любит
Как барашек тележка стоит

Помню кадр только: вроде, цыгане,
Или – кто-то… не знаю кто.
И двенадцать зеленых поганых,
Что копил, развернул, как игрок.

В вытрезвителе – все еще думал,
Что вернут мне тележку, вернут…
Металлический, последний друг мой,
Будем помнить ее в раю!

Пережил… С Танею созвонился…
Может – друг один в Сибири спасет…
Ты, Москва, будешь духом нищей
Пусть в сирени Брянск доцветет.

В общем, мне симпатична изящная сдержанность Владимира Орлова и Ивана Ахметьева, не снабдивших издание каким-либо аналитическим послесловием-предисловием.

Формальные параллели напрашиваются (скажем, из провинциальных, саратовских, – Ярыгин, Ханьжов), – но тут же и отпадают. Маковский как-то вопиюще нелитературен и не вызывает желания немедленно его каталогизировать.

И вот при этой самой вопиющей нелитературности – такой факт: на страницах 60-страничного сборничка поминаются имена: Шекспир, Пушкин, Мандельштам, Солженицын, Есенин, Лермонтов, ссылка на некий рассказ писателя Валерия Перфильева, Вергилий, Дант, Рильке, Окуджава, Владимир Тучков, поэты Алексей Пахомов и Петр Степанов («крупнейший сибирский поэт моей эпохи» – поясняет Маковский), Высоцкий (многократно), Маяковский, Чехов, Гаршин…

Позволю себе бессовестно выдернуть из контекста цитату: «Но вижу время я вдали: забудут Бродских, или Приговых, / И – много всякой шушеры» («День победы»).

Одно из стихотворений Маковского называется «Проханов и Чехов» (!) Плюс художники, музыканты, философы. Оставлю это удовольствие читателю – понять, по какому рецепту смешивает Маковский свой «культурный» коктейль.

Закончу неисчерпаемый разговор просто строчкой из Маковского – одной из самых-самых: «Он был немного удивлен, меня вокруг себя увидев…»

..............