Шестьдесят процентов территории России – мерзлота. Семь миллионов человек эту мерзлоту населяют. И ничего, не собираются вымирать. Говорят, холодовой стресс запускает в организме гормоны радости. А мы ведь, на самом деле, радостная нация, хоть и без фальшивых улыбок.
19 комментариевВоскрешение Маяковского
Вчерашний вечер в Мюнхене предоставлял выбор: смотреть очередную серию фильма о смерти Есенина по телевизору (все «российское» здесь показывают с запозданием) или пойти на «опера-сериа» «Смерть Маяковского» в Театр на Гэртнер-плац.
Учитывая, что в предыдущей серии фильма была сцена диспута между Есениным и Маяковским, совпадение показалось «голосом бытия»...
К тому же фильм (просто удивительно бездарный) успел надоесть, я смотрел его как паноптикум, гадая, какой же сериал должен, по логике, быть снят следующим. По идее «Дело Бейлиса», нет?
Поэтому, я и предпочел оперу о Маяковском...
Оперные апории
Сцена из оперы «Смерть Маяковского» |
Слово «сериа» означает, что опера повествует о героико-трагической судьбе, как и полагается в «опере-сериа» («серьезной опере»).
Автор музыки и либретто Дитер Шнебель – весьма современный композитор, близкий по духу к Кэйджу, Штокхаузену (о нем он писал теоретические статьи). Многогранность Шнебеля способна поразить воображение: в нем совмещаются композитор-авангардист, левый шестидесятник, со студенчества завороженный судьбой главного глашатая русской революции... Но Шнебель еще и евангелический священник, теолог. Вспомним строки Маяковского: «Творись, распятью равная магия...»
Став священником, Дитер Шнебель не утратил интереса к русскому поэту. Напротив, этот интерес стал для него всепоглощающим. Если раньше увлечение стихами и судьбой Маяковского находило у Шнебеля выражение в небольших музыкальных формах («Глоссолалия 61»), то в более зрелые годы, когда и теологическое, и музыкальное образование далеко позади, Шнебель посвятил Маяковскому главное произведение своей жизни – оперу.
Сериал про первого поэта
Сцена из оперы «Смерть Маяковского» |
Премьера состоялась в Лейпциге в 1998 году, та постановка сильно отличалась от нынешней, мюнхенской.
Во-первых, опера тогда была длиннее. После выстрела в финале начинался Totentanz («Танец смерти»), грандиозный балетный номер, в который были вовлечены все люди, населявшие Землю от Адама до Маяковского. «Все» были делегированы представителями всевозможных профессий, ремесел, исполнителями жизненных ролей... От проститутки до солдата, от рабочего до ученого – все они маршировали от жизни к смерти... Эволюция человечества замирала в точке, где оказался перед смертью Маяковский.
Не знаю, что заставило Шнебеля отказаться впоследствии от второй части спектакля. Но продолжительность оперы теперь – час пятнадцать, она идет без паузы и называется «Оперный фрагмент».
Начинается с увертюры, во время которой на черном экране, полностью закрывающем сцену, проходят вехи биографии. В виде таблицы, столбцы которой скользят вверх и вниз; в левом – дата, в среднем – событие, а в правом, скажем, такое замечание: «Друзья того времени: Бурлюк, Хлебников...»
Эти движущиеся столбцы напоминают колесики старинного арифмометра, периодически идет сдвижка в обратную сторону, но потом снова вперед и вперед...
И так вплоть до 1930 года. После этого экран, покрывающий сцену, вдруг становится прозрачным, зрители видят зрителей из другого времени. Те сидят на зигзагообразных трибунах, у всех в одежде есть что-нибудь красное. Между актерами, изображающими зрителей, и зрителями как таковыми стоит Маяковский. Точнее, два Маяковских. Зачем это нужно, вскоре становится понятно: один из них поет, другой говорит.
Разделение, впрочем, условное, пение чаще сводится к речитативу, а разговор – к проландо. Иногда два Маяковских читают стихи синхронно – один на русском, другой на немецком. На прозрачном экране появляется огромная голова футуриста... Лысая макушка набухает, из нее вырастает земной шар...
Два Маяковских
Сцена из оперы «Смерть Маяковского» |
Из-за картин, возникающих на прозрачном экране, действие кажется помещенным в гигантский мыльный пузырь. Или наоборот – зритель кажется себе помещенным в мыльный пузырь, на стенах которого происходит действие...
При этом актеры взаимодействуют с проекциями. Это похоже на игровой фильм, перемешанный с анимационным: на экране распускаются невероятные цветы, быстро оплетают обоих Маяковских, куда-то исчезают... В воздухе появляются конструктивистские рисунки, «Окна РОСТА», из строчек поэм образуются диаграммы... Потом все это распадается на атомы: сцену заливает душ из букв, причем кажется, что буквы залетают и в зрительный зал, как искорки... Маяковский показан в период, когда его стихи начинали вызывать все большее недоумение у публики, когда росло число «людей, из ряда вон выходящих».
В ответ на ехидные реплики слушателей раздается речитативное пение, похожее на раненые вскрики, к финалу из груди поэта все чаще доносится нехороший кашель. В программке (представляет собой путеводитель по вселенной поэта: биографические данные обо всех в его судьбе женщинах, поэтах, художниках; репродукции рисунков Маяковского, фотографий Родченко, картин Бурлюка, Малевича, Лисицкого и т.д.) упоминается, что с начала 90-х в России курсировали слухи о том, что Маяковский был убит работниками ГПУ. Вряд ли после всего, что опубликовали в 90-е, кто-то в России сомневается, что смерть Маяковского была самоубийством... На смену этим сомнениям, как видим, пришли сомнения в самоубийстве Есенина...
Слухи в виде версий
Впрочем, в опере это сомнение высказано имплицитно, как присутствие некоей злой воли вождя... В каком-то месте Лилечка (она здесь тоже в двух экземплярах: поющем и говорящем) повторяет несколько раз: «Сталин хочет, чтобы ты умер». Но стреляет Маяковский в себя сам...
Я думал, что один из двух Маяковских после этого останется стоять... Но нет: упали замертво оба, перед этим один из них качался в строительной люльке на фоне багряного зарева и читал стихи о лодке, которая разбилась о быт... Достаточно завораживающее музыкальное альфреско. Для русского зрителя оно имеет фантастический привкус: когда Маяковский висит над сценой в клетке и читает стихи на немецком, кажется, что поэта похитили инопланетяне.
- Мир не молится за них
- Без пистолета
- Сглупили по-умному
- Плач по веревке
- Вы слышите их?
- Театр во время чумы
Цветаева говорила, что Маяковский обогнал человечество на триста лет. Мартин Хайдеггер в одном из интервью назвал эту же самую цифру... То есть он имел в виду, конечно же, не стихи Маяковского, а свои собственные стихи, свои идеи... Хотя не так давно я читал книгу, в которой доказывается, что Хайдеггер на самом деле – поэт-дадаист... Как бы то ни было, «человечество поймет мои мысли лет через триста», сказал Мартин Хайдеггер...
Что же там у них намечено, через три столетия? Вот и Майя Плисецкая во время своего юбилея назвала практически ту же цифру: она сказала, что хотела бы жить в XXIII веке...
Конечно, тут уже можно только гадать, строить гипотезы... И все же, возвращаясь к опере: если права была Цветаева, то попытка Шнебеля понять Маяковского – преждевременна. Может быть, поэтому исполнение второй части оперы (где Шнебель «проявил себя одновременно как один из самых интересных композиторов нового времени и как грамотный теолог») и было отложено на неопределенный срок?