Дмитрий Дробницкий: Западный избиратель разлюбил истеблишмент. Надолго

После состоявшихся на прошлой неделе внеочередных парламентских выборов в Великобритании, закончившихся неожиданным ослаблением позиций Консервативной партии, в отечественной и мировой политологии появилось два доминирующих нарратива.

А теперь и Brexit, возможно, под угрозой

Первый можно условно обозначить «Вот и все». Все кончено для антиглобалистского движения на Западе, для так называемых популистов. Мол, после кратковременного подъема внесистемных сил последовала жесткая реакция истеблишмента и мобилизация глобалистски настроенной общественности. В результате «популистская волна» разбилась о волнорез политической реальности XXI века.

Второй я бы назвал «социалистическим ренессансом». После успеха Лейбористской партии Соединенного Королевства в прошлый четверг – замечу, успеха относительного – леволиберальная общественность по обе стороны Атлантики впала в победную эйфорию.

Раз уж Джереми Корбин, социалист британский, смог вывести свою партию из кризиса и лишить тори уверенного большинства в палате общин, то уж американский социалист Сандерс, не поставь ему подножку Демократический национальный комитет, непременно выиграл бы не только праймериз, но и всеобщие выборы, наголову разгромив Трампа.

В топе социальных сетей вот уже который день находится хештег #BernieCouldWin (Берни мог победить). Корбина сравнивают с Сандерсом, находят самые неожиданные и порой экзотические параллели и на этом основании делают вывод о скором триумфе крайне левых сил в Европе и Америке.

Результаты первого тура выборов в Национальную ассамблею Франции, состоявшегося в воскресенье, как будто бы подтверждают справедливость этих рассуждений – созданная год назад партия президента Эммануэля Макрона является лидером парламентской гонки и имеет все шансы получить большинство в нижней палате законодательного органа страны.

На выборах 8 июня 2017 года позиции партии Brexit существенно ослабли (фото: Marko Djurica/Reuters)

«Республика на марше», несмотря на все заявления о ее центристской программе, является типичной левой партией. При этом ее почти консенсусно поддержали французские элиты, стремящиеся не допустить роста влияния и представительства «Национального фронта» Марин Ле Пен.

В общем, на первый взгляд кажется, что разговоры о разгроме «популистов» и «левом повороте» на Западе весьма близки к истине.

Действительно, «популистам» Старого Света не удалось создать «эффект домино», на который они так надеялись. Ни в Австрии, ни в Нидерландах, ни во Франции к власти не удалось пробиться силам, которые выступали с антиглобалистских позиций. Более того, новый президент США, похоже, серьезно завяз в аппаратной борьбе с вашингтонской бюрократией, разведсообществом и мейнстримной прессой. Так что многие связанные с ним надежды не оправдались, во всяком случае пока.

А теперь и Brexit, возможно, под угрозой. Премьер-министр Тереза Мэй шла на выборы с программой, краеугольным камнем которой был выход Соединенного Королевства из состава ЕС. Консерваторы рассчитывали, что усилят свои позиции в палате общин благодаря жесткой позиции на переговорах с материковой Европой и выставлению своих противников, лейбористов, сторонниками Брюсселя и весьма спорных социально-экономических инициатив.

Вышло, однако, иначе. Лейбористская партия словно восстала из пепла и существенно увеличила свое присутствие в Вестминстере. Анализ результатов голосования показывает, что те округа, которые в июне 2016 года голосовали за сохранение членства страны в Европейском союзе, год спустя отдали предпочтение коллегам Джереми Корбина. То есть на выборах 8 июня 2017 года позиции партии Brexit существенно ослабли.

В то же время лидеру британских лейбористов удалось «перезапустить» партию и привлечь на свою сторону молодежь. Все это очень напоминает успехи Берни Сандерса, который продолжал борьбу с Хиллари Клинтон на праймериз Демократической партии вплоть до последнего их дня.

Но можно ли на этом основании делать вывод, что социалист из Вермонта и правда мог одолеть Дональда Трампа, если бы ему неким волшебным образом удалось одолеть на первичных партийных выборах экс-госсекретаря США?

На мой взгляд, это по меньшей мере большое преувеличение. Да, с Сандерсом руководство его собственной партии обошлось несправедливо. Но даже если бы оно подыгрывало ему, он все равно бы не одержал победу на первичных выборах. Но даже если бы ему это удалось, он с гарантией проиграл бы Трампу, ведь в половине ключевых штатов, обеспечивших республиканскому кандидату победу, старик Берни проиграл даже на праймериз. Главная проблема Сандерса – как и Джереми Корбина – состояла в том, что за него не голосовал белый рабочий класс, который и являлся главным мотором «популистских» кампаний в Америке и Европе.

Так что #BernieCouldWin – скорее фантазия, нежели разумная гипотеза. Точно такой же фантазией является представление о том, что истеблишмент Запада взял политическую обстановку в Европе и Америке под контроль. Да, элиты сумели перегруппироваться и остановить накат «популистов» (на какое время – отдельный вопрос), но это не значит, что избиратель вернулся к поддержке статус-кво.

Наоборот, он раз за разом демонстрирует недоверие к элитам и свое крайнее раздражение текущим положением дел.

Давайте взглянем на все электоральные события 2016–2017 гг. под несколько другим углом – не с точки зрения успеха или проигрыша антиглобалистов, а с точки зрения предпочтений избирателей и их уровня доверия к системным политикам.

С Brexit и президентскими выборами в США все ясно. Это были два неожиданных и крайне болезненных удара по истеблишменту, мейнстримным медиа и официальной экспертократии. По меткому выражению американского тележурналиста Майкла Мура (отнюдь не сторонника Трампа), «народ показал начальству огромный средний палец».

В декабре 2016 года состоялись выборы президента в Австрии (их повторный второй тур, назначенный верховным судом страны), а также референдум о конституционной реформе в Италии, предложенный тогдашним премьер-министром Маттео Ренци.

Главная надежда правых «популистов», выдвиженец австрийской Партии свободы Норберт Хоффер, проиграл. Однако победу праздновал отнюдь не представитель системных политических сил, а бывший лидер зеленых, независимый кандидат Александр Ван дер Беллен. Впервые за историю страны во втором туре президентских выборов не участвовали представители основных партий – социал-демократов и Народной партии Австрии.

Истеблишмент поддержал Ван дер Беллена, но это была вынужденная мера после того, как системным партиям отказали в доверии.

В Италии глобальное начальство потерпело полный разгром. Реформы Ренци были забракованы, и премьер был вынужден подать в отставку.

Конституционная реформа была в конечном счете направлена на снижение влияния народного представительства и блокирование любых возможностей по выходу страны из ЕС. Однако, как показали социологические опросы, половина избирателей практически не имела никакого представления о том, какие именно вопросы решаются на плебисците. Лишь четверть пришедших на участки для голосования граждан понимали, что стоит на кону. Главной мотивацией тех, что отверг реформы, было просто сказать элите «нет».

Парламентские выборы в Нидерландах дали сходный результат. Несмотря на то, что Партия свободы (под руководством Герта Вилдерса, которого назвали «голландским Трампом») не смогла прийти к финишу первой, не говоря уже о получении большинства в парламенте, она увеличила свое присутствие в законодательном органе. Но главным итогом голосования стало даже не это, а разрушение правящей коалиции.

Партия премьер-министра Марка Рютте (Народная партия за свободу и демократию) потеряла десять мандатов, а состоявшая с ней в коалиции Лейбористская партия потерпела одно из самых сокрушительных поражений за всю свою историю – ее представительство в парламенте сократилось с 32 мест до девяти. Премьером останется Рютте, но собрать коалицию для формирования постоянного правительства ему будет крайне сложно. Консультации между партийными лидерами идут до сих пор.

Иными словами, голландский избиратель по факту проголосовал против действующего правительства.

На президентских выборах во Франции впервые за историю Пятой республики во второй тур не прошли кандидаты от двух системных партий – социалистической и голлистской («Республиканцы»), что в точности повторяет австрийский сценарий. За президентский пост спорили кандидат-евроскептик и совершенно новый для французов политик.

Эммануэль Макрон, несомненно, является ставленником либерал-глобалистской элиты. Более того, с политтехнологической точки зрения он – креатура американских левых. И в этом смысле он еще больший Олланд, чем сам Олланд. Тем не менее и на президентских, и на парламентских выборах французы предпочли проголосовать за буквально появившуюся из ниоткуда партию, а не за «проверенные» политические силы, которые определяли жизнь страны последние 55 лет.

На выборах в Великобритании партию Терезы Мэй подвела вовсе не приверженность Brexit. Наоборот, Brexit ее спас. Если бы тори начали колебаться в вопросе о выходе страны из состава ЕС, они могли и вовсе лишиться права на формирование правительства.

Проблема британского премьера заключалась в том, что она вела себя как представитель истеблишмента. Более того, как человек, которому «суждено» быть во главе страны. И это оттолкнуло от нее значительную часть избирателей так же, как это произошло с Хиллари Клинтон в США.

Партийное руководство консерваторов сочло, что после референдума 2016 года все политические бури остались позади и можно вести дела в привычном для элиты ключе. Незадолго до дня голосования в прессу просочились данные, что премьер намерена удалить из правительства одного из главных пропонентов Brexit Бориса Джонсона. Мэй даже проигнорировала предвыборные теледебаты – настолько она была уверена в своей «непотопляемости».

Избиратель не замедлил вылить на зазнавшихся политиков ушат холодной воды, показав, что начальственное чванство истеблишмента он терпеть более не намерен. От еще бóльших неприятностей тори спасло только полное саморазрушение Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP).

Лидер лейбористов Джереми Корбин, напротив, решился на «перезапуск» партии в начале 2017 года. Он, как и Макрон, ориентировался на американские политические технологии. Правда, если прямая связь штаба французского президента с левым крылом Демократической партии США стала достоянием общественности, то Корбин хранил тайну об «американских корнях» своей кампании за семью печатями.

Тем не менее после дня голосования он произнес две фразы – «Люди проголосовали за надежду» и «Мы полностью изменили политическое поле страны», которые слово в слово повторяют высказывания Эммануэля Макрона.

Успех лейбористов связан как с использованием новых для Британии предвыборных технологий (широкое применение социальных сетей, частое проведение митингов, напоминавших шоу-программы и т. д.), так и с изменением имиджа партии. Корбин и его коллеги всячески пытались продемонстрировать, что они – другие, новые лейбористы, а не те, к которым привык избиратель.

Таким образом, практически повсеместно мы видим кризис системных политических партий. Отчасти этим кризисом элиты научились управлять, делая ставку на ранее неизвестных или малоизвестных лидеров, которые позиционируют себя как борцы со старым истеблишментом. Они перехватывают часть «популистской» повестки и одновременно умело играют на страхе части электората перед крайне правыми.

Все эти хитрости позволили отбить первую массированную атаку «популистов». Но долго так продолжаться не может. Избиратель со всей определенностью потребовал перемен. И если он их не увидит, никакие политические технологии не помогут элитам удержать власть.

Спасти западный истеблишмент может или серьезная смена курса, или полная зачистка политического поля от «популистов». Скорее всего, в самое ближайшее время мы увидим работу европейских властей по обоим направлениям.