Михаил Бударагин: Готового ответа на убийство в Нижнем Новгороде нет

Информационная волна накатывает и отступает всегда одинаково. Сразу после резонансного события начинается бурное обсуждение, на поверхность всплывает еще пара десятков случаев.

Семья пока «зависла» между диким рынком и представлениями о социальном государстве

Так было, например, во время реформы МВД. Так происходит и сейчас, после того как в Нижнем Новгороде были найдены тела шестерых детей. Сам этот случай чудовищен, но послесловие – куда страшнее.

Стоит просто открыть любой новостной сайт. 

Мужчина забил насмерть племянника за порванную пятитысячную купюру, в Петербурге выясняют обстоятельства смерти пятилетнего ребенка, от которого отказались родители. В нижегородском Кстово до беспамятства избита трехлетняя девочка. На Алтае у опекунши отобрали детей, которым она систематически наносила побои.

Это обычный новостной фон, но убийство в Нижнем Новгороде делает его гораздо ярче. Ситуация продлится до суда над убийцей и чиновниками. В очередной раз всех накажут (и поделом, конечно), но пройдет месяц, нижегородское дело забудется, и все останутся при своих.

Ключевая проблема состоит, увы, не в том, что маньяк убил столько народу, и даже не в том, что «были жалобы», а в том, что идея о разумном вмешательстве государства в дела семьи в принципе нереализуема.

На моей памяти было несколько случаев, когда соответствующие органы разбирались с семьями в меру своего разумения о «норме»: заканчивается это всегда плачевно.

Нижегородское убийство вновь заставило вспомнить о детях

Мать-ехидна сидит за компьютером, плохая какая – это вам любой орган опеки скажет. Там ведь работают все те же психологи, выученные по классическим воспитательным книгам, где написано, что родитель – это такой заводной робот по ублажению дитя, никакой иной задачи у него нет. Деньги, наверное, родители рисуют ночами.

Однако и совсем оставить семью без попечения государство не может. Дети – все-таки граждане страны, они не принадлежат родителям в прямом смысле, не являются чьей-то собственностью, хотя, подозреваю, консерваторы были бы не прочь опробовать эту схему на практике. К сожалению, она чревата окончательной деградацией семьи как института: к детям быстро припишут женщин, которые и так-то с трудом справляются с творящимся вокруг семьи бардаком.

Вот и приходится вмешиваться точечно, грубо, жестко, пытаясь исправить там, где уже поздно исправлять. Альтернатива такому вмешательству – еще хуже: мы видим это в Скандинавии, где у детей иногда почему-то гораздо больше прав и возможностей, чем у родителей.

На эту тему
• По делу об убийстве детей в Нижнем Новгороде арестован начальник районной службы участковых
• Предполагаемый убийца шести детей в Нижнем Новгороде арестован до 3 октября
• Церковь адвентистов: Подозреваемый в убийстве детей был отлучен за прелюбодеяние
• Дмитрий Энтео: Смертная казнь христианству не противоречит

Пока разумного ответа не существует. Так бывает: куда ни кинь – везде клин, что ни делай – все будет плохо. Но это как раз только детям кажется, что проблемы решаются мановением волшебной палочки.

Взрослым пристало смиряться с этической сложностью развитого общества, где у каждого – своя правда, где есть сотни разных мнений, где нельзя взять и посадить всех на цепь, приговаривая, что «так оно будет лучше».

Ответа нет, но логика подсказывает, что проблема детей будет решаться точно так же, как и многие другие трудности, с которыми нельзя справиться законом или директивой по N-скому району.

Попробую описать эту логику.

В регионах особенно (но и в обеих столицах практика весьма распространена) прекрасно работают тысячи «серых», существующих «на доверии», низовых структур взаимопомощи. И речь не только о том, чтобы занять денег у соседа. Длинные ряды гаражей, где умельцы (в свободное от работы в автосервисах время) чинят автомобили, – вот лучший пример таких «низовых» сервисов.

Мастер, о котором ты узнаешь от коллег по работе, может за умеренную плату перебрать карбюратор или взять на хранение зимние шины, и его репутация – единственный залог заработка. Приходится работать хорошо, потому что рядом – еще три таких же мужика, они в случае чего с удовольствием сделают все за тебя.

Есть хорошие мастера, которые могут найти людей и поставить крышу. Кому-то нужен ветеринар. Кто-то ищет краснодеревщика. Иногда необходимо присмотреть за детьми. Страна опутана сетью «знакомых специалистов», помогающих друг другу за скромное вознаграждение.

Частные детские сады отчасти принадлежат именно этому миру договоренностей и связей.

Я говорю сейчас не о специальных официальных учреждениях, где дневное пребывание стоит дорого и большинству не по карману (они тоже называются «частными детскими садами»), а о домашних клубах, где мамы и бабушки присматривают за своими и чужими детьми.

Эти «сады» существуют на доверии, как и хорошие няни, о которых рассказывают знакомым. Они и есть эдакая «коллективная няня»: следующий шаг общества, еще не отвыкшего от муниципальных детских садов, но уже уверившегося в том, что им пора искать разумную альтернативу.

Ищут, как умеют.

Так мы делаем маленький, но очень важный шаг от советской практики «сдачи детей», чтобы за них можно было не переживать. Теперь уже, конечно, не переживать нельзя. Теперь родитель должен быть в тонусе 24 часа в сутки. И оказывается, что все-таки дети – не совсем частное дело, но и не государственное. Общественное. Эту мысль трудно принять пока, но она – неизбежна.

Все это прямо связано и с нижегородской семьей, и с множеством семей алкоголиков и наркоманов, в которых детей если еще не убили, то по чистой случайности.

Семья пока «зависла» между диким рынком и представлениями о социальном государстве, и общество продолжает ждать от власти «наведения порядка». Например, чтобы пришли органы опеки и растерзали всех плохих людей (но не нас, а вот этих других плохих людей, конечно). При этом от органов опеки требуют, чтобы они сильно-то не вмешивались, знали свое место, не устраивали «ювенальной юстиции» (этот термин употребляется неправильно, но уже кому какое дело).

Эта шизофрения ничуть не лучше, чем шизофрения нижегородского убийцы, но и она лечится.

Будут убийства. Не одно, не два, не три. Громкие, скандальные, с посадками и разоблачениями. Больше будет становиться низовых структур общественного присмотра за детьми. И однажды самым естественным образом случится так, что к какому-нибудь очередному отцу-шизофренику придут соседи и заберут детей. Насовсем. Заберут и у другого. И у третьего.

На десятом-пятнадцатом начнется дискуссия о том, чего же это – детей-то забирают неизвестно кто. «А зато не в детдом», – будут отвечать соседи и их сторонники. «А как будто соседи сами нормальные», – раздастся в ответ. Когда этот разговор станет главным нашим общественным диалогом, мы сможем решить методом проб и ошибок, что же такое норма, как должна быть устроена семья, кто (и при каких обстоятельствах) может вмешиваться, а кто не может.

Сегодня это звучит как сцена из фантастического фильма, но логика, повторюсь, именно такова.  

Когда описанная выше дискуссия закончится, у общества появится тот самый готовый ответ, который мы, хватаясь за голову, ищем сегодня.