Владимир Мамонтов: Итоги года: Шампанское с помидорами

Одно из главных потрясений – как научилась вести себя на воде моя внучка. Она ложится на спинку, кладет ногу на ногу, руки под голову, и вместо того, чтобы, согласно всем законам физики, уйти на дно, дрейфует и поет «Отпусти и забудь, что прошло, уже не вернуть». 

Пусть расплавятся тревоги в огне новогодней бенгальской свечи и лягут нам дорогой в будущее

Еще: работник с Украины, ремонтник, плиточник и штукатур, бывший офицер Советской Армии, был спрошен мною, сколько ему доплатить за переработку. «А вы сейчас куда едете?» – спросил он, видя, что я даже мотор не глушу. «По Ленинградке, на Тверь», – отвечаю.

«А завезите меня в Клин». «В Клин?» – «Ну да, в дом-музей Чайковского, – отвечает, – сам сроду не соберусь, а тут такой случай. И билетик мне купите». С улыбочкой так. Приехали, осмотрели. Ели ватрушки с чаем в тамошнем кафе и рассуждали, что с точки зрения нынешних евроремонтов Петр Ильич очень скромно жил.

«А кровать-то узенькая, прямо солдатская. И шторки на кольцах». На вопрос, чего это ему Чайковский так в душу запал, ответил по-военному, по-советски, исходя из базового образования: ехали бы вы по Симферопольскому, так к Чехову в Мелихово бы заехали. Домой не хочет: загребут, в АТО направят. Лучше к Чайковскому.

Были у нас в этом году общие тревоги, трагедии, успехи, радости. Были личные (фото: Антон Новодережкин/ТАСС)

Вспоминается спор с одной моей доброй знакомой по поводу посещения спектакля «Песни военных лет» в Театре наций. Она сейчас волею судеб в Вене проживает. И из этого недалекого далека ей показалось, что Руслан из оперы «Руслан и Людмила» с его арией про меч, который должен быть по руке, грозит шведу отсель. И австрияку. И, может быть, даже французу. По мне, так Руслан с девочкой спасенной на руках был просто призывом к миру.

Как и весь этот занятный музыкальный спектакль. Он даже расхолаживающим мне показался. Кисейно-пацифистским. А она испугалась.

В этот день, правда, телевизор громыхал как проклятый, наши какое-то рекордное количество бензовозов накрыли в Сирии, а также крылатыми, как качели, ракетами успешно поразили командные пункты и школы террористов из акваторий Каспийского, Средиземного и, кажется, даже лунного моря Спокойствия. А может, я спутал с местом, где Кубрик высадку Армстронга снимал...

Утешал ее, добрую знакомую, как мог – Австрия нейтральная страна, большинство населения в душе за Путина. Чего бояться? Это пусть турки боятся. Это они помидорами не отделаются. Овощ года, кстати. Но помогало не особо.

Крым вспомнился. Нежный, раннелетний. Мы бродили по Евпатории, искали тот самый дом, где однажды провела каникулы наша близкая родственница. Закоулочками, тупичками, перекрестками вышли к предполагаемому месту. И она увидела ту самую калитку и раскидистое густо-зеленое дерево, перекрывшее теперь, спустя 50 лет, весь двор.

Во дворе бегала золотоволосая девочка, напевавшая «Отпусти и забудь, что прошло, уже не вернуть». «Вам кого?» – спросила она. Мы достали соринки из глаз и пошли в большой ресторан с ясным желанием махнуть за все хорошее, за ушедшую юность, за родную гавань, куда приплыла также и Евпатория.

Ресторан оказался прекрасным, но татарским, без спиртного. Хозяин утешал нас как мог: сегодня, уважаемые, о здоровье думайте, ах, как полезно! Подчинились. Пообедали отменно, а махнули уже в Севастополе, ничью веру не задевая – и от своей не отступившись.

А еще я разбирал к семидесятилетию Победы старые фотографии и нашел мамину – с подругами с приморского рыбокомбината «Зарубино», где был ее трудовой фронт. Тогда принято было на пластине писать место и дату, а на фотке потом выходила четкая белая надпись: «Зарубино».

И я вспомнил, как мать рассказывала: приехала на Дальний Восток нарком рыбной промышленности Полина Жемчужина, жена Молотова. Инспектировала она производство, а сама была в ботиках таких, лакированных.

Тут, стало быть, при входе на завод лужа. Все, и мама, в сапожищах резиновых – ревматиках: подумаешь, лужа. А тут ботики. И легендарный начальник «Дальрыбы» Шалва Георгиевич Надибаидзе (я с его дочкой Леной в одном классе учился) шасть шинель с плеча, ковром благородного сукна поверх лужи, к изящным ботикам.

И ручку подал. Я помню мамино выражение лица, когда она рассказывал это: и ручку подал. Какие были грузины! А теперь? Бе-бе-бе. В Тбилиси в историческом музее с 1921 по 1991 год одни репрессии. И ничего более. Ни-че-го. Какая уж «Дальрыба».

Кстати, первый раз побывал я в этом году в Тбилиси. И так мне повезло, что не только посмотрел я там прекрасный спетакль «Рамона» в театре марионеток Резо Габриадзе, но и поговорил с самим Мастером.

Выпить, правда, не выпили, как Габриадзе сказал с улыбкой, «механизм не позволяет». И на сердце указал, где и правда у людей все больше всяких механичеких деталей, трубочек, насосов, рычажков и пружинок. А в этом спектакле рассказана история грустной любви паровозов.

Они с виду на сто процентов состоят из рычагов, шатунов и цилиндров. Но умирают почти как люди. Их потом отправляют на переплавку, и в финале спектакля идет хроника мартеновского цеха, куда прибывают и становятся огненной магмой останки влюбленных.

А в конце показаны новенькие рельсы, которые уходят вдаль. Верный своей оптимистической выправке, я сказал Габриадзе, что вижу в этом свет и надежду. Он улыбнулся грустно и сказал: «Пусть будет так – если вам хочется».

Честно говоря, хочется. А только и слышишь: «Отпусти и забудь, что прошло, уже не вернуть». Спешить не надо.

Были у нас в этом году общие тревоги, трагедии, успехи, радости. Были личные. Пусть расплавятся они в огне новогодней бенгальской свечи и лягут нам дорогой в будущее. Да, такой вот нехитрый новогодний образ, простенько и на позитиве. А что вы хотите, чтобы я стращал вас, как папа Франциск?

Давайте-ка по бокалу шампанского – и помидором закусим.