Владимир Мамонтов: Про хорошее

А я, несмотря ни на что, возвращаюсь из Нижнего в хорошем расположении духа. Нижний на меня хорошо действует. В Нижнем красивые девушки. Вот в некоторых городах девушки – в основном лани. А в некоторых – лисички. В некоторых – коровки, что тоже мило.

Допустим, ты молодой врач, акушер, учитель. Подписываешь договор, мефистофельский контракт на 10 лет, и после вуза работаешь в данном селе или городке. Повесть Василия Аксенова «Коллеги». Тебе предоставляют полдома на двух хозяев, шесть соток земли, автомобиль «Жигули

А в Нижнем – кобылки. Стройные такие, крепкие, рослые, веселые и цокают. Каблучками по Покровке, пешеходной улице этого города. Сердце радуется, солнышко светит.

А шофер клянет власть, местную и центральную, а также пугает, что напряжение в народе уже достигло точки кипения. И крышку срывает. А я еду по сырой Москве и, несмотря на червячную тягомотину движения, несмотря на пробки эти дикие, еду – и глупо улыбаюсь.

Почему? Нет, не только из-за девушек. Не по порядку, но в том числе из-за немолодого, но уж никак не преклонного, а точно непреклонного академика (как минимум профессора), с которым рядом сидел в вагоне скоростного поезда, который свищет через сжатые сердца полей мимо серых промокших крыш, мимо храма Покрова на Нерли, мимо обтерханных кирпичных водокачек и сайдингом обложенных, аккуратных предприятий – ростков нового. Ученый всю дорогу работал. Он, сведя кустистые брови, что-то правил в бесконечных бумагах, а когда мы разговорились, посетовал, что с возрастом перестал оценивать время, которое отводишь на  массив работы. Тратишь больше времени, чем в молодости. Кажется, он принес много пользы, помечая что-то в бумагах, ибо я не подглядывал, конечно, но просто видел, как одни люди из мира науки получали его одобрение (он ставил плюсики против их графы), другие – вопрос, а некоторые минус. А некоторые – загадочную жирную синюю точку.

Может, Сколкову быть?

А почему я думаю, что этот немолодой ученый  был справедлив в своих оценках? А потому, что когда проводница, играя стюардессу, нам принесла рыбное рагу, он стал тщательно выбирать напиток. Выбор был, признаться, не широк. Но и не узок. И мой сосед произнес очень важную фразу:

– Надо бы, конечно, белое... Но дайте мне вино красное!

– Очень современно, красное к рыбке, – вставил я.

– Да? Уж не знаю, современно ли, нет. И неважно. Я думаю так: раз я люблю красное, то не стоит подлаживаться под стандарт. Это, знаете ли, чревато.

С такими убеждениями, подумал я, жирная точка еще сыграет. Быть Сколкову!

А еще у меня настроение было непобедимо хорошее, потому что в Нижнем на форуме по инвестициям я встретил долговязого парня, строителя мостов, который, беспрерывно улыбаясь, быстро выведал у меня, что я родом из Владивостока.

– А мы у вас на родине мосты строим! – обрушил он на меня свое прекрасное, упругое благорасположение. – Три моста! Через Золотой Рог! На остров Русский, где Гришковец служил! И на Патрокл!

Над моим любимым четырехэтажным городом, над Ленинской-Светланской, над Лазо гигантской, марсианской конструкцией нависал кусок моста (Фото: ИТАР-ТАСС)

– Успеете к саммиту АТЭС? – весомо так уточнил я, демонстрируя, что в теме.

– А то! – не размышляя, ответил парень. – Там успевать нечего! Уже опоры выведены.

И показал фотографию.

Я, правда, был потрясен. Над моим любимым четырехэтажным городом, над Ленинской-Светланской, над Лазо гигантской, марсианской конструкцией нависал кусок моста, приклеенный к сопке, а с другой стороны, с мыса Чуркина, навстречу полз другой кусок с гигантскими опорами под ванты, что по-сухопутному означает канаты. Тросы.

– То-то, – сказал парень, оценив мое молчание. – А вы не верите!

– Н-ну, может, к четырнадцатому успеете,  – сказал я.

– К четырнадцатому? – парень аж зашелся. – Саммит-то в двенадцатом! Мы к двенадцатому успеем!

Я уполз, коря себя. С возрастом не только неверно определяешь сроки, отведенные на работу, но подчас забываешь важные вехи будущего. Однако  настроение мое почему-то только улучшилось.

Дальше мы сидели с друзьями в классном нижегородском ресторане «Безухов», пили, кстати, красное вино. И перечисляли, где мы были в родной стране. И что нам в ней нравится. Оказалось, что мы много где были. Юрьев-Польской. Там потрясающий Георгиевский собор. Двенадцатый век. Жемчужина зодчества. И могила Багратиона немного поодаль, в селе Симы. И оказывается, нас таких много, которые на спор, азартно перечисляют:

– А в Рыбинске был? А в Тутаеве? А в доме-музее художника Герасимова?

– Какого Герасимова? «Мать партизана»?

– Да!

– А был!

– Врешь! А где это?

– А под Можайском, у Лужецкого монастыря!

– Блин, точно... Не врет. Ладно, назови еще  хоть две картины Герасимова.

– «Лед пошел», «Колхозный праздник».

– Зачет. А еще, братцы, я в Адыгее недавно был...

– На Белой, в теснине, красота неописуемая...

– Точно! Только выше по течению сплавщиков погибло много. Давайте помянем мужиков?

Помянули. Кто-то стал рассказывать про Ниагарский водопад; сошлись, что он тоже ничего.

А еще я перед этим бродил по выставке, что в павильоне Нижегородской ярмарки. И набрел на макет поселка для молодых специалистов. Оказалось, что эта программа уже действует. Допустим, ты молодой врач, акушер, учитель. Подписываешь договор, мефистофельский контракт на 10 лет, и после вуза работаешь в данном селе или городке. Повесть Василия Аксенова «Коллеги». Тебе предоставляют полдома на двух хозяев, шесть соток земли, автомобиль «Жигули» – и все это бесплатно. Но ты прикован к селу – или городку. Ты обязан полюбить его больных. Его новорожденных и подрастающее поколение. Но у тебя есть машина. Не «Мерседес». Но есть. Три комнаты и кухня. Без патио и эркера. Но есть! На своей земле, в своем дворе ты можешь посадить березу. Они быстро растут, и через десять лет твоя береза взметнется над домиком твоего первого счастья и первого сына на головокружительную высоту, и ты забудешь, глядя на нее, как в отчаянную минуту клял себя, что не отправился искать себе рискованной доли. А вдруг бы выиграл у жизни не подгнивающий «Жигуль», а джек-пот?

В поселки эти стоит очередь желающих молодых специалистов. И толкающих их в спину жен – и будущих жен. Потому что девушкам, кобылки ли они или лани, а яснее, чем нам, молодым специалистам, видится, как под будущей березой своего гнезда гуляет их десятилетний сын, восьмилетняя дочь. Ну и далее – как пойдет.

Вот это я и рассказал шоферу в ответ на жалобные его песни.

– Их обманут, – ответил он, выруливая на улицу Свободы. – Чё-нибудь тут не так. Так не бывает. Машину бесплатную? Шесть соток? Чё-то не то. Я прям каменею. Чё-то не то. Хоть сам туда езжай.

– Но это далеко. Какой-то Бор. Даже не Нижний. А потом – вы разве молодой специалист?

– Я не молодой, но специалист – поискать. Шофера везде нужны, акушеров возить. Не, ну понятно, что я не поеду. Это ж обман, мы ж не дети с вами? Да? Мы ж поняли-постановили: нагребалово. Не, ну смотри, чё делается! И тут пробка! Во что Москву превратили? Я вам так скажу: терпение народа не беспредельно! Я уже чую: крышку срывает! Ну можно ли так жить хреново? Скажите, вы ж, видно, соображаете. Это же не жизнь!

А я тут вспомнил, как приехал в эту чертову Москву, когда в ней водка по талонам была, мы с другом, постоянным  героем моих колонок, за ней по морозу стояли часов пять. А когда достоялись, то выпили ее всю за один вечер, потому что промерзли сильно. И в магазинах – ничего. И крысы на улицах. И пальба вечерами. И покупали мы пистолеты себе газовые, потому что от метро до дому было страшновато тащиться после подписания номера.

И я как взъелся на шофера, говорю:

– Нашел, – говорю, – проблему! Да пробки-то потому, что машины у всех! Не голод, не чума, не война: пробки! Дожила страна (Москва, разумеется) до ужасных дней: пробки в ней от избытка автомобилей на душу обнищавшего населения, терпение которого буквально на пределе!

Окститесь, говорю. Зайдите с субботу в «Ашан», вы ж не протолкнетесь! В каждом доме по два телевизора. Дорогу до Владивостока достроили! И добавил – не больно кстати – про Тутаев с Адыгеей.

Он примолк. Но и я примолк, поскольку явственно себе собственную бабулю напомнил, которая все с войной сравнивала и потому на все имела оптимистичный взгляд.

Дальше тащились молча. Настроение мое не то чтобы упало, но как-то уравновесилось. Утратило яркость. Да и справедливости ради надо признать: не все мотаются так по родной стране, коллекционируя положительные эмоции. Вот мужик мается, бомбит, устал, нервы ни к черту.

– В Тутаеве мне делать нечего, на Ниагару денег нет. Будущим летом в Крым поехать хочу, – прервал молчание шофер. – В Крыму-то были, как там сейчас? – спросил он, ставя рычаг на паркинг – мы завязли наглухо.

– Да хреново там, – неожиданно для себя сказал я, хотя представил роскошный природный парк, разбитый еще ялтинским градоначальником генералом Думбадзе и генуэзскую крепость в Судаке . – Дорого все. Коньяк левый. Сервис отсталый. Цены, как в Москве. Квадратный метр в Ялте у моря пять тыщ стоит. Пятый этаж. А выше на каждый этаж еще тыщу накидывают. Прикинь.

– Евро? – спросил водитель.

– Долларей.

– Тоже нехило. Ну и как хох... украинцы? После Юща?

– А такие же. Хитрят все. Выгадывают.

Он удовлетворенно улыбнулся, и я понял, что его настроение резко пошло на подъем.

Тронулись. Он продолжил:

– Вот вы про Владивосток рассказывали. Мне кажется, показуха это. Если мост строить – так обязательно для иностранцев. Для нас и так сойдет. А для них – конечно, вынь да положь.

Я обреченно молчал.

– Сколково они строят, – набирая обороты, продолжил шофер.

Но тут мы приехали.