Игра вокруг неработающих «Северных потоков» содержит целый ряд занимательных сюжетов. Германская линия остается самой неопределенной, но и самой интересной одновременно. Если следствие докажет вину политического и военного руководства Украины, последствия могут быть весьма серьезными.
2 комментарияБорис Кагарлицкий: Французский ремейк
Во Франции все время что-то не так. После того как массовые протесты сорвали принятие закона о первом найме, а на референдуме о Европейской конституции провалился неолиберальный проект, все были уверены, что страна поворачивает влево.
На этом фоне полной неожиданностью для многих стал триумф Николя Саркози на президентских выборах – не просто кандидата правых, но и политика, грозившего сделать с Францией то же самое, что Маргарет Тэтчер сделала с Англией. Иными словами, доломать остатки социального государства, разгромить рабочее движение и установить бескомпромиссный режим свободного рынка. Вдобавок ко всему новое правительство намеревалось резко сократить иммиграцию и усилить меры по насаждению французской культуры и христианской этики среди новоприбывших. Московские правые публицисты восхищенно предвкушали массовые депортации черных и преследования арабов, но в данном случае они глубоко ошибались: с точки зрения французского националиста не так важен цвет кожи, как соблюдение культурных норм. Алжирцы, интегрировавшиеся во французское общество, оказываются при новом режиме в куда лучшем положении, чем многочисленные русские и украинские иммигранты, упорно не желающие выучить по-французски что-либо, кроме «je ne mange pas six jours».
Новое правительство намеревалось резко сократить иммиграцию и усилить меры по насаждению французской культуры и христианской этики среди новоприбывших
Наступление на иммиграцию оказалось скорее символическим, хотя и очень шумным. Англо-американские аналитики жаловались, что Саркози оказался таким же, как и все остальные французские президенты: даже если и произносит речи в духе Тэтчер, ведет себя все равно как наследник де Голля. Правая риторика не мешает умеренной социальной политике. Однако в действительности Саркози отнюдь не отказывался от торжественно провозглашенных планов. Проблема была не в колебаниях Саркози, а в том, что Франция, даже если выбирает правого президента, не хочет принимать правую политику.
Стоило президенту начать реализацию своей социальной (точнее, все же антисоциальной) программы, как страна взорвалась забастовками, массовыми волнениями. Отечественная пресса утешала читателя тем, что большинство французов стачку, охватившую железные дороги, не одобрило, однако умалчивала о том, что то же самое большинство и политику президента не поддержало. Иными словами, французский обыватель недоволен решениями президента, но и массовых волнений под своими окнами не хочет. И вообще, перебои в движении поездов мало кого приводят в восторг.
Между тем столкновение между французской властью и работниками государственного сектора. В сущности, конфликт, развернувшийся в ноябре – декабре нынешнего года, представляет собой своего рода ремейк аналогичного конфликта, имевшего место в 1995 году. Тогда французские власти тоже попытались отменить социальные права (или, как они выразились, «привилегии» работников государственного сектора). Обоснование было таким же точным: во-первых, в бюджете нет денег, во-вторых, несправедливо, если у работников государственного сектора есть права, которых нет у сотрудников частных компаний, в-третьих, заработная плата французов слишком велика. Для того чтобы Франция могла успешно конкурировать с Китаем или Африкой, нужно резко понизить уровень жизни французов, и тогда начнется эпоха благоденствия и процветания.
Профсоюзы, со своей стороны, заявляли, что денег в стране полно, надо только перестать за государственный счет субсидировать частный бизнес и снижать налоги с богатых. Что касается неравенства, то устранить его можно двумя способами. Можно опустить уровень жизни госслужащих, а можно улучшить положение работников частного сектора – почему бы не пойти по второму пути? Что до снижения зарплаты и конкуренции с вьетнамцами и китайцами, то можно более эффективно защищать рынки Западной Европы от демпинга и от товаров, производимых на основе рабского по своей сути труда.
Забастовка 1995 года тоже разворачивалась в ноябре и, продлившись всего несколько дней, завершилась триумфальным успехом. Правительство капитулировало. Массовая остановка транспорта в Париже вывела людей на улицы, причем большая часть столичных жителей, не имея возможности добраться на работу, просто устроили себе лишний выходной. Погода стояла теплая, и веселые толпы праздношатающихся парижан смешивались с многотысячными колоннами демонстрантов. Собственно, с того момента и начинается новый подъем социальных движений во Франции.
Деньги в бюджете нашлись, а со страной ничего катастрофического не случилось. Несмотря на то что французы по-прежнему зарабатывают много больше китайцев, экономика не рухнула. Однако сменяющие друг друга правительства правых и социалистов от первоначального курса не отказались.
В конце 1940-х годов государственная социальная политика строилась на двух основах. С одной стороны, расширение общественного сектора позволило правительству получать от своих предприятий прибыли, пополнявшие бюджет (надо отметить, что французские государственные компании всегда были образцом эффективности). С другой стороны, налоги, которыми облагались прибыли частных корпораций и доходы богатых граждан, шли на социальные нужды. В 1990-е годы ситуация изменилась. Общественный сектор систематически приватизировался, причем наиболее прибыльные и эффективные компании продавались в первую очередь. На первых порах бюджет пополнялся доходами от приватизации, но в скором времени приватизировать оказалось уже почти нечего, а бизнес все больше требовал от государства поддержки. Средства, которые ранее шли на социальные нужды, теперь приходилось тратить на поощрение частного сектора. В рамках программ поддержки бизнеса постоянно снижались налоги – бюджет становился все более тощим.
Вновь вспыхнули волнения в иммигрантских пригородах |
Теория состоит в том, что снижение налогов приводит к оживлению экономической жизни, в результате чего бюджет не только ничего не теряет, а, наоборот, пополняется новыми средствами. Однако это теория. На практике все получается совершенно иначе. Нельзя сказать, что снижение налогов не оказывало никакого стимулирующего влияния на экономику, но достигаемый за счет таких мер прирост получался значительно меньшим, чем нужно было, чтобы залатать дыры в бюджете. С другой стороны, если снизить налоги, приватизировать компании было относительно легко, то попытки демонтажа социального государства наталкивались на решительное сопротивление. В итоге диспропорция между доходами и социальными обязательствами правительства постоянно нарастала.
Конфронтация правительства и профсоюзов была тщательно подготовлена, к тому же для Саркози важно было начать наступление до того, как правительство растратило кредит доверия, полученный во время выборов. Еще одно отличие между конфронтацией 1995 года и нынешним конфликтом состоит в том, что у профсоюзов и государственных служащих не может быть надежды на смену правительства. В 1995 году поражение правого правительства вернуло к власти социалистов. Однако социалисты во многих отношениях оказались даже хуже правых. Это прекрасно сознают лидеры и активисты профсоюзов сегодня. И это отнюдь не придает им уверенности в себе.
С другой стороны, профсоюзы сохраняют решимость бороться, а победы, одержанные в последнее время – во время референдума и в кампании против закона о первом найме, – подняли их боевой дух. Почувствовав, что забастовка транспортных рабочих и государственных служащих не достигает цели, сопротивление сменило тактику. Стачка была прекращена, начались переговоры. В свою очередь власть объявила о целой серии уступок, смысл которых не только в том, чтобы смягчить для трудящихся шок, вызванный потерей социальных льгот, но и в том, чтобы переориентировать людей с социальных ценностей на рыночные. Денежные компенсации должны заменить утраченные права. Они одновременно пытаются и расколоть протестующих, поскольку компенсации разным категориям трудящихся предлагаются разные, в зависимости от сложности их труда и квалификации. Этим подрывается фундаментальный принцип – социальные права, как и гражданские права, у всех равные.
С другой стороны, у правительства тоже куча проблем. Вновь вспыхнули волнения в иммигрантских пригородах. Это опять своего рода ремейк, только речь идет о событиях, которые совсем еще свежи в памяти. Молодежь опять поджигает автомобили и дерется с полицией. Только на этот раз прозвучали выстрелы. Власти стараются удержать ситуацию под контролем, но ясно одно: замирения не произошло. Проблемы безработной молодежи из иммигрантских семей так и остались неразрешенными, несмотря на все обещания политиков. Если репрессии будут слишком сильными, это вызовет возмущение общественности. Если ничего не будет сделано, чтобы «навести порядок», недовольны будут избиратели Саркози и пострадает его репутация «жесткого парня». Рейтинг президента уже рухнул ниже 50-процентной отметки, и никакого улучшения не предвидится. Он доказывает, что социального кризиса в стране не существует, обещает повысить покупательную способность населения, но ничего конкретного предложить не может, если не считать обещания поймать и наказать хулиганов, стрелявших в полицейских.
В эти же дни адвокаты, судьи и прочие представители судебной власти объявили, что планируют национальную забастовку против реформы юридической системы. Эта «реформа юридической карты», за которую отвечает министр юстиции Рашида Дати, направлена на экономию бюджетных средств. Планируется упразднение десятков судов первой инстанции в городах среднего размера. Сократятся и рабочие места, причем на этот раз в первую очередь для представителей «свободных профессий», среднего класса. Адвокаты и судьи из французской провинции возмущены. Акции протеста уже развернулись во многих городах, но сейчас они приобретают общенациональные масштабы.
Противники президента провозгласили 30 ноября «днем без Саркози», пообещав игнорировать в этот день любые высказывания и заявления лидера страны. Значительная часть средств массовой информации эту инициативу поддерживает, так что у правительства возникают проблемы еще и по части пиара.
Профсоюзы прекрасно понимают, что затягивание конфликта позволяет подготовиться к новому этапу сопротивления, расширить число своих сторонников и разъяснить колеблющимся, что рынок труда един, а это значит, что общее ухудшение социальных условий найма непременно скажется на всех, в том числе и на работниках частного сектора. До тех пор пока у квалифицированного работника была возможность в государственной организации получать пресловутые привилегии, частный сектор компенсировал это различными премиями, бонусами и дополнительными выплатами. Как только государство откажется от социальной политики, частный сектор, со своей стороны, сможет экономить на бонусах и премиях (речь, конечно, не идет о поощрении топ-менеджеров, у которых все будет в порядке).
Конфликт между государством и профсоюзами во Франции приобретает затяжной характер. Обе стороны намерены настаивать на своем и не могут позволить себе потерю лица. Обе стороны готовы сочетать политическое маневрирование с силовыми методами и демонстрировать, по крайней мере на словах, готовность к компромиссу. Но в любом случае ясно одно: чем бы ни закончилась нынешняя конфронтация, в истории современной Франции она будет далеко не последней.