Дмитрий Галковский: О пользе контекста-2

Архитектура – самый откровенный вид искусства. Любой дом – это раскрытая книга. Посмотрите пристально на здание, и вам откроются все его загадки и тайны. Все предельно ясно – кто строил, зачем и почему.

В конце XIX века в старообрядческой Москве пошла мода на строительство роскошных особняков, скорее маленьких дворцов. Их главным архитектором был Франц Шехтель, а мода началась с легкой руки Саввы Морозова. Коньком Шехтеля была английская архитектура в стиле викторианской готики. Молодой Шехтель по заказу Саввы Тимофеевича построил знаменитый замок на Спиридоновке, одновременно он выполнил аналогичный заказ Викулы Елисеевича Морозова.

После этого архитектор становится «семейным доктором» морозовского клана. Для одного Морозова он строит «готическую» дачу со службами в Петровском парке, для другого – оборудует в особняке роскошные «готические залы», для третьего – оформляет интерьеры, для четвертого – переоборудует усадебный дом и так далее. Все в стиле английского декаданса: строгий мрачноватый контур здания, внутри камины, химеры и драконы. Такой же особняк разбогатевший Шехтель в 1896-м строит себе.

Версию о трогательной влюбленности сорокалетнего миллионера в тридцатипятилетнюю Юрковскую следует поставить под сомнение

Своеобразным итогом «морозовского этапа» жизни Шехтеля стало безвозмездное проектирование и строительство здания Московского художественного театра. Строительство финансировал Савва Морозов, он же участвовал в разработке интерьеров. Ни Станиславский, ни Немирович-Данченко к архитектурному проекту театра не имели отношения. Здание слилось в восприятии зрителей с сущностью МХАТа лишь задним числом.

Что же построили Шехтель и Морозов? Это очень интересно. Здание театра представляет собой символическое выражение англо-австрийской ориентации русского старообрядчества. Руководство театра высказало общее пожелание о стилистике здания по образцу венского Бургтеатра. Это была устаревшая постройка в стиле классицизированной эклектики, чуждая модернизму начала века. Шехтель и Морозов использовали для постройки орнаментальные приемы австрийского живописца Климта и общую стилистику знаменитого шотландца Чарльза Макинтоша. Отсюда чисто английская расстекловка окон в клеточку, светильники, напоминающие оформление входа в Школу искусств в Глазго, встроенные шкафы в фойе театра, деревянные панели и общая цветовая гамма. Все это к Бургтеатру не имеет никакого отношения. Это Венский Сецессион, причем в его английском секторе.

Морозов принимал в строительстве театра (сказочно быстром – всего полгода) самое непосредственное участие. Часто появлялся на стройке, участвовал даже в техническом оборудовании сцены. Его роль – это не роль купеческой колоды, «раскрученной» театральной звездой на бессмысленные траты. Морозов был не спонсором, но Архитектором, знал, что делал, а во внешней отделке здания разбирался больше, чем сам Станиславский.

Савва Морозов

Вообще версию о трогательной влюбленности сорокалетнего миллионера в тридцатипятилетнюю Юрковскую следует поставить под сомнение. У Саввы Тимофеевича была красивая жена и четверо детей. В отличие от Горького, который как раз в то время переживал бурный роман с Юрковской, у Морозова не было никаких проблем с женщинами. В восприятии человека, получившего строгое религиозное воспитание, г-жа Юрковская выглядела бл…ю. Этой бл…ю она на самом деле и являлась. Морозов ставил условием финансирования театра революционный репертуар. То есть он не только построил здание театра, но и пытался руководить его начинкой. Станиславского и Чехова перекашивало от рекомендаций Морозова, предлагавшего ставить «Дачников» Горького, пьесы Скитальца, Леонида Андреева и тому подобную «ревмакулатуру». Было ли это личной инициативой Морозова, или выполнением чьего-то поручения? Наверное, ближе к истине второе. Савва Тимофеевич не производил впечатления ограниченного человека.

Теперь перейдем от морозовской помощи Станиславскому к помощи большевикам. Кто такой Станиславский, понятно без комментариев. А вот кто такие большевики – большой вопрос. Вроде бы это марксистская рабочая партия. Но с рабочими и марксистами у большевиков была напряженка. В партию Ленина входили писатели-фантасты, ницшеанствующие журналисты, артистки, специалисты по религиозному сектантству, кокотки, кавказские абреки. Вся эта публика разительно отличалась от настоящих марксистов – ориентирующихся на Германию меньшевиков. У этих можно найти и ортодоксального начетника Аксельрода, и пламенного демагога Мартова, и прогрессивного гелертера Потресова.

Словом, типовой набор социал-демократического конструктора конца XIX – начала XX вв. А вот карнавальный сброд Ленина как-то уж очень напоминает описанных в прошлой статье старообрядцев с дипломом Кембриджа и в костюме английского эсквайра. Бонч-Бруевич занимался отправкой русских сектантов-духоборов в британские колонии и доминионы (Кипр, затем Канада). Богданов-Малиновский носился с идеей превращения английской речи в мировой язык и призывал сознательных русских рабочих заранее учить английский («эпенсил», «этейбел»). Ближайшая соратница Ленина «француженка» Арманд почему-то придерживалась англиканского вероисповедания. Примеры можно продолжать до бесконечности. В русской социал-демократии начала века было две основных фракции: прогерманская фракция меньшевиков и проанглийская фракция Ленина. По мере увеличения англо-германского противостояния нарастали большевистско-меньшевистские противоречия. Началась мировая война – противоречия перешли в открытый конфликт.

Бонч-Бруевич

В этом и состоит смысл на первый взгляд кошмарного и противоестественного симбиоза: русский миллионер Савва Морозов финансирует коммунистических отморозков, призывающих к замораживанию его капиталов и последующей экспроприации.

Да и не нужно было Морозову Ленина финансировать. Легенда – это для некомпетентных людей. Те суммы, которые Морозов передавал большевикам (жалкие тысячи рублей), ничего не значили для мультимиллионера (на современные доллары – миллиардера) Саввы и почти ничего для английского социал-демократического резидента Ленина. ГРОШИ. За страховку, правда, мисс Феномен получила 100 тысяч, это уже сумма крупная. 40 тысяч рублей присвоила себе, 60 отдала в партийный общак. Но как-то не особо верится в россказни о бандитском самообеспечении большевиков. Партии во всем мире финансируются не так. Примеров нет.

Смысл сотрудничества Морозова с большевиками был другой, гораздо более страшный. После начала русско-японской войны Великобритания открыла в тылу России второй фронт – фронт экономического саботажа и террора. Выросшему на английском бесплатном сыре Савве Тимофеевичу пришлось платить по счетам. Не деньгами, а кровью. К Морозову пришел «Джеймс Бонд» (Красин), назвал пароль. И в приказном порядке потребовал назначить его на должность заведующего электростанцией огромной Никольской мануфактуры. Морозов пробовал увильнуть – не получилось.

Через несколько месяцев «Джеймс Бонд» на заводе, выполняющем военные заказы, организует забастовку. Это притом, что у морозовских рабочих были по тем временам почти идеальные условия труда и оплаты. Забастовка быстро разгорается, на территории мануфактуры появляются уголовники, вооруженные револьверами. Уголовники разоружают охрану нефтяных цистерн, находящихся на территории электростанции. На этом фоне в Питере происходит Кровавое воскресенье (еще одна английская провокация). Беспорядки на мануфактуре не прекращаются, уголовники, а точнее, уже банды английских диверсантов избивают полторы тысячи (!) рабочих, отказывающихся прекращать работу.

Никольская мануфактура

В дело вступают войска. Вот тогда Морозов всерьез пугается и бежит – нет, не в Англию, а во Францию*. Во Франции за Морозовым устанавливается плотная слежка. Его жена называет шпиков «шушерой». Шушеры много, кто-то профессионально шныряет под окнами, в саду, дежурит по ночам. Откуда у небольшой склочной партии ленинцев такой избыток в кадрах и такая оперативность? К Морозову является благополучно выехавший из России «Джеймс Бонд». С «Бондом» происходит серьезный разговор. Один, второй. Обделавшийся от страха азиат-старообрядец* не понимает, как вырваться из кровавого туннеля. Тогда «человеку древлего благочестия» помогают.

Говорят, у трупа нашли расписку Красина. На ней было написано: «Долг платежом! (Красин)». После революции Красин стал советским послом в Лондоне и министром иностранных дел. Это я к вопросу о контексте.

В заключение обращу внимание еще на одно обстоятельство. Морозов был членом дисциплинированного клана, а сам клан являлся составной частью хорошо структурированной религиозной секты вроде мормонов. Участие Морозова в революции в значительной степени инспирировалось опосредованно, через религиозный центр старообрядческой общины. Весьма вероятно, что старообрядческие верхи могли приказать Морозову свернуть революционную активность. 17 апреля 1905 года было опубликовано положение Комитета министров «О свободе совести», по которому с раскольников снималась масса ограничений, в том числе запрет на строительство храмов. Когда Морозов уехал за границу? Тогда и уехал. Буквально на следующий день.

Только у сикхов – тактика, а у британской империи – стратегия. «Строгое наблюдение». Шаг влево, шаг вправо считается побегом. «Дело сделано, гуд бай, мистер Бонд». Нет, не «гуд бай». У английского бульдога хватка цепкая – насмерть. «Хи-хи, ха-ха, я сумасшедший» не прокатит.

Революционная биография Саввы Морозова не являлась исключением, а, наоборот, была вполне типична для старообрядческой верхушки. Представители раскольничьих кланов входили в руководство многих политических партий, после революции раскольники занимали ключевые посты во Временном правительстве: старообрядец Гучков был военным министром и главой кадровой чистки русской армии. Старообрядец Авксентьев был министром внутренних дел. Да и сам февральский переворот во многом был успешным из-за отказа казаков-старообрядцев разгонять демонстрации. Связь с казаками поддерживалась через большевика Бонч-Бруевича.

*Мать Морозова из крещеных татар, отсюда явные черты монголоидности.