Как референдум о сохранении СССР ускорил его распад

Сейчас вокруг этого референдума больше мифов, чем серьезных разговоров. Его принято представлять как событие очевидное и самодостаточное: советский народ в массе своей проголосовал за сохранение союзного государства.

Здравый смысл победил, хотя в голосовании приняло участие только девять республик СССР из 15. В коллективной Прибалтике, Молдове, Грузии и Армении референдум не проводился, за исключением Южной Осетии, Абхазии, Приднестровья и Гагаузии. Кроме того, избирательные участки были организованы и в неголосовавших республиках в воинских частях, на стратегических объектах и в зонах компактного проживания русскоязычного населения.

И через тридцать лет, когда уже целое поколение выросло без Союза республик свободных, эта точка зрения о «победе здравого смысла» над силами зла доминирует. На самом деле, это еще надо подумать, кто там тогда победил, и был ли там вообще к весне 1991 года у кого-нибудь пресловутый «здравый смысл».

Все до единой республики СССР, признавшие референдум, так или иначе видоизменили саму формулировку вопроса. Проще всего поступили в РСФСР: добавили еще один пункт про введение поста президента. Во всех остальных случаях вопрос о сохранении Союза был видоизменен либо с добавлением ссылки на собственный суверенитет, либо с упоминанием некоего нового союза, похожего на конфедерацию. То есть это был уже не тот Союз, что раньше. Избиратель в массе своей этой махинации не заметил.

Как всегда, особенно отличилась Украина. Помимо референдума о сохранении Союза (70% украинцев проголосовало за), был проведен так называемый республиканский консультативный опрос, в котором содержалась ссылка на Декларацию независимости Украины. И эти же самые люди, кто строкой выше голосовал за Союз, в количестве 84% высказались за независимость Украины.

Раздвоение личности – опасный симптом. Но дело даже не в нем, а в том, что сейчас уже невозможно понять, что именно творилось весной 1991 года в украинских головах, и как эти люди представляли себе свое будущее. Похоже, что многие вообще никак не представляли, просто не допуская мысли, что Союз может развалиться. Это не говоря уже о разнообразных мифах, которыми были забиты тогда головы советских людей. Сейчас отделимся и будем жить как в Швеции. Скинем с себя этих нахлебников и будем жить как во Франции. И все тому подобное.

Принимая во внимание местные изменения формулировки вопроса, можно сказать, что теперь уже вообще не понятно, за что люди голосовали в каждом конкретном случае. Даже на эмоциональном уровне в разных республиках и даже регионах понятие «сохранение Союза» имело разный смысл.

Возьмем для примера две крайности: Эстонию и Южную Осетию. В Эстонии уже к весне 1991 года существовала этническая сегрегация. Там случился «консультативный опрос», принимать участие в котором имели право только коренные жители, то есть эстонцы, способные подтвердить, что они сами или их предки проживали в Эстонской республике 1918-1939 годов. Кроме того (тут особенно внимательно), можно было получить так называемую зеленую карточку, которая уравнивала человека в правах с «коренными». Чтобы ее получить, надо было лично прийти в Конгресс Эстонии, покаяться и громко и публично заявить, что ты искренне поддерживаешь независимость Эстонии. И таких желающих нашлось тысяч 20. Это были вполне себе русские люди, которые хотели жить как в Швеции.

В Южной Осетии к тому моменту уже шла война. 16 марта грузинские части попытались штурмовать город, но были отбиты. В отдаленные районы республики бюллетени для голосования доставляли вертолетом. Вертолет зависал над селом, на землю сбрасывали мешок с бумагами и летели дальше. Из почти 45 тысяч проголосовавших, нет сохранению Союза сказали только девять человек. Голосование за сохранение Союза воспринималось и как юридически важная ступень, и как форма самоидентификации осетинской нации. До сих пор результаты референдума 17 марта считаются в РЮО главной демонстрацией несогласия с выходом Грузии из СССР и юридической основой строительства нового государства.

Горбачев и его советники, когда придумывали идею референдума, как будущую юридическую основу собственной власти, обо всем этом даже не рассуждали. Самое неприятное здесь в том, что (как это ни парадоксально) этот референдум вообще был задуман и проведен. Дело в том, что до января 1991 года разговоры о том, что Союз сейчас развалится, были чистой маргинальщиной. Прибалтийские и армянская декларации о независимости воспринимались как юморески, а признавать их независимость не хотел даже коллективный Запад.

Конечно, в Прибалтике сложилось что-то вроде двоевластия, но при некотором напряжении сил из Москвы вполне реально было восстановить контроль над ситуацией. Да, были люди, все сознание которых было заточено на отторжение той или иной республики от Союза, но никакой массовой поддержки идеи независимости не было даже в Литве. Это с ужасом выяснили для себя лидеры сепаратистов, когда еще в 1990-м заказали для своих личных нужд социальный опрос. Оказалось, что более 80% литовцев выходить из Союза и бороться за независимость не хотят. Им было комфортно, а перемен они боялись.

А вот декабрьское 1990 года решение IV Съезда народных депутатов о проведении 17 марта 1991 года референдума о сохранении Союза перевело все эти маргинальные разговоры в легальную сферу. На людей, всерьез рассуждавших о будущей независимости той или иной республики, перестали смотреть как на деревенских дурачков, а пустили в модные столичные салоны.

Сама идея возможности распада СССР была вброшена в общественное сознание. А у людей и так голова кругом шла, и они носились от магазина к магазину в поисках еды.

Народным депутатам надо было тогда не референдум проводить, а четко и внятно заявить: Союз разрушен не будет. В виде закона это заявить. И закрыть этим тему. И тогда ничего бы не произошло. И не надо ссылаться на полумиллионный митинг на Манежной площади 10 марта. Там люди стояли за все хорошее против всего плохого. А если эту политическую позицию начать разбирать на конкретные части, выяснялось, что хорошее часто абстрактно и похоже на миф.

Кстати, именно в этот исторический период прочно утвердилось оскорбительное определение «совка». Если почитать в то время, скажем, литовские и латышские газеты из совсем отпетых, то создавалось впечатление, что за Союз голосуют только бездельники, пьяницы и оккупанты.

В Москве эту тему активно муссировала творческая интеллигенция и тогдашние «лидеры общественного мнения», обладавшие газетами и журналами с миллионными тиражами. Обладавшими не в смысле юридически или финансово, а захватившие их по факту. Альтернативного взгляда на мироустройство тогда не существовало. А если кто и высказывался против ветра, то могли и затоптать в ответ. Общественное сознание как будто накрыл цыганский гипноз, и в таком экзальтированном эмоциональном состоянии страна жила уже несколько лет.

На эту тему
• Экс-советник Ельцина оправдал Горбачева за развал СССР
• В ЦСКП обсудили условия евразийской интеграции
• Как ОМОН мог предотвратить развал СССР

Горбачев до сих пор утверждает, что первопричина распада СССР в переизбытке централизма. А вот если бы закончить «ново-огаревский процесс» и создать новую федерацию (или конфедерацию), то все сразу наладилось бы. На деле же, его экономические советники настаивали на разрушении устоявшихся экономических связей, хотя не могли внятно выговорить словосочетание «частная собственность». Страна распадалась в основном по экономическим причинам, которые можно было подлатать. Только для этого нужны были другие люди.

Результаты референдума 17 марта 1991 года останутся в истории как удивительный пример общественной безалаберности и ничтожества национальной элиты. Несмотря на абсурдность самой идеи разрушения собственного государства, советское общество в целом отреагировало адекватно, хотя и немного запуталось в формулировках. А вот союзное руководство считало результаты референдума исключительно подпоркой для некоего нового Союза, который изобретало в тиши ново-огаревской госдачи. Если бы Горбачев не был бы так зациклен на «ново-огаревском» процессе, то результаты референдума можно было бы использовать для восстановления контроля над политическим процессом. И это не говоря уже о том, что именно голосование 17 марта сделало Бориса Ельцина президентом РСФСР, что выбило из-под Михаила Сергеевича последний из тех стульев, на которых он пытался усидеть.

Вот так вот парадоксальным образом референдум 17 марта о сохранении Союза лишь ускорил его распад. Можно кивать на ГКЧП, на мифическое «уничтожение колониальной империи», но трагический для российской истории 1991 год в политическом плане начался именно 17 марта.