Несколько дней назад информационное пространство дружественного Таджикистана, а за ним и российское, заполнила новость о том, что пребывание в России отрицательно сказывается на здоровье трудовых мигрантов. В целом с этим поспорить сложно, потому что для любого нормального человека длительное пребывание вдали от родины – это эмоциональный стресс, неизбежно сказывающийся на общем состоянии. Но оставим этот конкретный вопрос медикам, которые могут судить здесь более профессионально.
В контексте внешней политики России значение имеет то, что сотрудничество со странами Центральной Азии на рынке труда представляет собой большое и комплексное явление. Настолько масштабное, что здесь трудно подчас отделить внешнеполитические и внутриполитические, а также экономические аспекты. И в этом смысле, оно полностью отражает то, насколько сложными и многогранными являются все отношения России и наших соседей в Центральной Азии. Не уделять им внимания сейчас, когда Запад стремится максимально осложнить наше внешнеполитическое положение, было бы, наверное, неправильно.
И если совсем откровенно, то главная проблема отношений между Россией и странами Центральной Азии – это пока неспособность найти свой, третий путь, который бы отличался от уже невосстановимой советской модели, но не повторил бы печальный опыт европейцев и их бывших колоний.
При том, что российскими колониями наши соседи на юге никогда не были. А присутствие там России принципиально отличалось от того, как вели себя в Африке или Азии европейские державы. Более того, именно отсутствие такого печального опыта делает наших соседей в Центральной Азии менее настороженными по отношению к тому, что сейчас им предлагают Запад или даже Китай. Просто потому, что благодаря российскому присутствию эти народы были избавлены от зверской эксплуатации настоящих колониалистов. Как, собственно говоря, повезло народам российского Севера и Сибири, если сравнивать их положение с американскими индейцами.
Однако для нас самих присутствие в Центральной Азии, а теперь и необходимость выстраивать с ее государствами новый тип отношений – это достаточно непростой вызов.
Во-первых, потому что присоединение этого региона к России никогда не было обусловлено задачами нашего выживания, создания экономической и военной мощи. Там было мало людей – и приход в Центральную Азию мало дал нашему военному потенциалу. Там и сейчас весьма незначительное население – всего 89 миллионов на весь огромный регион. Это меньше, чем Вьетнам, в несколько раз меньше, чем перспективные экономически страны Азии. Да и то, существенный рост населения там связан с прорывами в медицине, которые произошли при советской власти.
Никакой серьезной военной угрозы, по сравнению с Европой и даже Дальним Востоком, этот регион для России представлять не мог. Да и в наши дни не может. Поэтому царское правительство пришло в Центральную Азию так поздно – только с середины XIX века, когда русский путешественник Чокан Валиханов буквально призывает спасти «дикое, невежественное племя», «забитое до идиотизма религиозным и монархическим деспотизмом туземных владельцев с одной стороны и полицейской властью китайцев – с другой».
Подхваченные царскими чиновниками идеи интеллигенции того времени сделали российскую политику в регионе попыткой интегрировать, а не колонизировать местное население и государства. Сложно сказать, насколько успешной оказалась эта попытка. Но важно, что в России изначально не было отношения к Центральной Азии, как к объекту ресурсного освоения. Впрочем, нам и везде это было не свойственно.
Опыт включения в состав России мусульманских народов Поволжья и Урала говорил о возможности стать с ними одним целым. Половина русской аристократии того времени имела татарские корни и была неотделима от России. Поэтому нам было сложно воспринимать народы Центральной Азии как совершенно иные или чуждые нам.
Позже это было еще сильнее закреплено опытом совместной жизни в СССР. Главной отличительной особенностью отношений между Россией и союзными республиками было равенство элит. Унаследованное еще от царских времен. А советская власть прибавила к этому еще и общую армию, единую систему всеобщего образования и бесплатной медицины. Иными словами, во времена СССР было сделано очень много для того, чтобы нам было трудно воспринимать народы Центральной Азии как иностранцев. Или чужаков. Мы и сейчас, на уровне моего поколения, по меньшей мере с трудом можем поставить выходцев из республик Центральной Азии в один ряд с пакистанцами, арабами или европейцами. Они нам не чужие.
Тем более болезненно воспринимаются последствия тех изменений, которые неизбежно происходят по мере самостоятельного развития наших государств. Демографы и специалисты по миграции уже отмечают, что новое поколение трудовых мигрантов намного меньше приспособлено к взаимодействию с российским обществом. Не говоря уже об интеграции в него на правах новых граждан. Хотя по мнению тех же специалистов, интеграция родившихся здесь детей трудовых мигрантов в России намного лучше, чем в европейских странах.
- Российское гражданство скрепляют воинской обязанностью
- В Таджикистане заявили о вреде работы в России для здоровья трудовых мигрантов
- Проблема миграции. Россия снова сосредотачивается
При этом кроме как в Россию ехать из стран Центральной Азии особенно некуда. В Европе их ждут в очень малых количествах, а на Ближнем Востоке мигранты из стран Центральной Азии элементарно не смогут зарабатывать такие деньги, как в России. Там уже давно основную массу рабочих составляют выходцы из Южной Азии – Индии, Пакистана и Бангладеш, которые трудятся за меньшие деньги и фактически бесправны.
Те, кто сейчас приезжает в Россию – это уже в основном люди, родившиеся после 1991 года, уже не заставшие времена СССР. Это, кстати, является и одной из причин тех проблем со здоровьем, которые фиксируются у мигрантов: большинство из них являются выходцами из консервативной сельской среды. Головная боль, нервозность и задумчивость, фиксируемые авторами нашумевшего исследования, представляют собой неизбежные последствия пребывания в больших городах. А именно на Москву и Санкт-Петербург приходится наибольшая доля мигрантов. Потому что там сконцентрированы те индустрии, где обойтись без них Россия сейчас не может: строительство и масштабное жилищно-коммунальное хозяйство.
Кроме того, исследователи отмечают, что в центральноазиатских странах происходит неизбежная при самостоятельном развитии архаизация общественного уклада. Это делает мигрантов более уязвимыми к агитации со стороны враждебных движений и террористических сетей. Самые ужасные примеры того, к чему это приводит, мы видели в этом году.
Однако все эти проблемы, в принципе, решаемы и будут решены рано или поздно административными и полицейскими методами. Сложнее то, что нам еще предстоит выработать модель отношений с обществами Центральной Азии и людьми, которые его здесь представляют. То, что взаимодействие России и этих ее соседей оказалось в последнее время сведено к вопросу трудовой миграции, начинает сближать нас со странами Европы. А именно на них, с существующими там проблемами, меньше всего хотелось бы походить.
Полностью закрыться от стран Центральной Азии и их народов Россия не может. Вести себя по отношению к ним, как к чужакам, нам мешает исторический опыт и мировоззрение. Но даже если смогли бы, пример Европы показывает, что это не является надежным способом избавить себя от неприятностей.
В ближайшие годы России нужно будет не только найти новую формулу взаимодействия с последствиями нашего неизбежного соседства на Юге, но и понять, кем эти соседи для нас являются.
