В одном из военных телеграм-каналов опубликовано крайне пронзительное письмо. Оно касается катастрофы самолета Бе-200, и автором его является офицер, служивший под началом погибшего в Турции полковника Евгения Кузнецова.
14 августа 2021 года. Теперь это еще одна дата, которая останется в моей памяти. Навсегда. Как остаются в памяти даты, когда теряешь самых близких людей. Ушел Командир.
Впервые я познакомился с ним в ноябре 2008 года, на второй день моей службы в полку после окончания училища (279-й корабельный истребительный авиаполк, выполняющий полеты с авианосца «Адмирал Кузнецов» – прим. ВЗГЛЯД). На полетах, в классе предполетной подготовки. «Заместитель командира полка по безопасности полетов подполковник Кузнецов» – именно так, четко, по-военному представился он мне. Хотя мог просто сказать ничего не значащее «привет», обозначив огромную пропасть между нами в возрасте, званиях, должностях и всем другим. И вот уже через секунду с улыбкой поздравил меня с прибытием к месту службы и по-отечески обнял. Именно таким он был.
Профессионал своего дела на службе и порядочный человек в жизни. Нет, не просто порядочный, а настоящий.
Шесть лет он был командиром полка. Нашим командиром. И это была не просто должность для него – призвание. Он знал нас всех. И не только нас, но и наших жен, детей. Он радовался нашим успехам на службе и нашим человеческим радостям, какими бы маленькими они ни были. Переживал за каждого из нас. Не просто по долгу службы. По-отечески. Если болели наши дети, то это болели его дети.
Когда у меня неожиданно умер отец, узнав это, уже через минуту Евгений Викторович звонил командиру соседнего полка с просьбой взять меня на их попутный борт. Вот такой он был.
Однажды моя семья на поезде возвращалась домой, из отпуска. В Карелии прошел ливень и размыло пути – дальше ехать поезд не мог. Оценив ситуацию, я принял решение – ехать на машине и эвакуировать оттуда семью самостоятельно. Почти 700 километров в одну сторону. «Езжай», только и сказал командир, выслушав меня. А потом звонил мне, переживал за дорогу, за меня. За семью. Это он ехал со мной спасать семью. Свою семью. И таких историй от каждого, кто с ним служил, будет множество.
Это он принял решение сажать на «Нитку» 24-летнего лейтенанта, меня. И радовался моим успехам так, как если бы это были его личные успехи. Верил в людей, глубоко разбираясь в каждом.
На севере летали в СМУ (сложные метеоусловия – прим. ВЗГЛЯД), мой первый самостоятельный полет в СМУ на Су-33. Погода не придуманная, как это иногда бывает, а настоящие СМУ, с облаками и дождем. Я и сам побаивался, но полетел. И вот «прижало», как это бывает, и облачность опустилась, и видимость ухудшилась. Я в воздухе, захожу на посадку. Уже при заходе понял, что погода стала хуже. Собрался, сел. А он стоял у края полосы с радиостанцией. И как минимум мог угнать на второй круг меня. Но он поверил, что я справлюсь. И всегда потом верил. Верил во всех нас, кому доверял.
И его нельзя было подвести. Нет, не потому что отругает или накажет. Потому что очень дорого было его доверие нам.
Не всегда мы понимали, за что он ругает нас. Но назвать это несправедливостью мыслей никогда не возникало. Если ругал, воспитывал, наказывал – значит, заслужили. Но и никого в обиду из нас он не дал, за каждого из нас стоял горой. Мы все были его. Его люди. Не просто обезличенный «личный состав» – его родные и очень близкие ему.
Он бережно хранил память о своем Командире – Тимуре Апакидзе. По-другому он бы и не поступил. 20 лет он жил, анализируя, почему так случилось, почему не спасли. Это он кричал Апакидзе: «Катапультируйся!». И 17 июля с тех пор никогда не был праздником. Для всех нас. Но для Евгения Викторовича – еще и глубокая личная трагедия.
О таких людях говорят: «Отдает всего себя». А он – даже больше. В период, когда было туго с полетами, он всё равно находил возможность готовить молодых летчиков. Он воспитал сына, который тоже стал летчиком.
Последний раз я виделся с Евгением Викторовичем в Ейске, осенью 2017 года, мы тогда перелетали на Ан-12 из Сак на север, но остались в Ейске на ночевку. Как же искренне он рад был видеть нас, пригласил к себе домой.
Уйдя служить в Ейск, он не ушел из полка. Он всегда был с нами, с каждым из нас, переживал за судьбу полка. Теперь он там, вместе с Тимуром, сверху будет беречь всех нас. А мы не сможем его подвести, потому что по-другому не может быть.
В девяностых он был одним из тех, кто вместе с Апакидзе спас корабельную авиацию для России, сохранил авианосец. Став Командиром, берёг и уберёг всех нас от несчастья, от беды, самое сложное и тяжелое брал на себя, не боялся ответственности и не перекладывал ни на кого никогда. Вот и сейчас было именно так. Себя только так и не смог уберечь, отдал себя всего. Если и быть командиром, то только таким, каким был он.
Гибель экипажа – всегда горе. И долго тянутся минуты ожидания между появлением новости и выяснением подробностей. И не хочется, чтобы это был кто-то знакомый. Так было и вчера. И лишь короткое «Всё, Кузнецов погиб», услышанное в трубке телефона, вмиг оборвало все надежды. «Такими вещами не шутят» – сказал мне друг Евгения Викторовича, командир соседней воинской части на Севере, опешивший от такого известия. Я бы всё отдал за то, чтобы это была лишь шутка.
Или ошибка, совпадение. Как угодно, но не так. Но это – горькая правда жизни. И теперь это глубокая личная трагедия для каждого из нас – тех, за кого он всегда переживал.
Вечная память, Командир. Прости, что не уберегли.
Источник: Телеграм-канал «Взгляд человека в лампасах»
