XX век, как известно, век антиутопий. Начав с романа Евгения Замятина «Мы», столетие подарило миру несколько десятков ужастиков, описывающих кошмары близкого и далекого будущего. Кажется, сам акт заглядывания в будущее стал пугать писателей своей полной непредсказуемостью. Отчасти писатели правы. В список смертных грехов следовало бы ввести и мечты о счастливом будущем. В итоге правы оказываются только старушки, которые вяжут носки. Шерстяные носки – лучший способ гарантировать себе теплое и человеческое будущее.

По части мечтательности XX век нарушил добрую старую традицию думать о будущем с христианским оптимизмом, который если и предполагал Страшный суд и Апокалипсис, то потом обещал Царство Божие на Земле. Этот оптимизм внушал весьма душеполезную уверенность в завтрашнем дне какой-нибудь доброй старушке мисс Марпл, которая, сидя на крылечке своего скромного особнячка где-то в средней Англии, неторопливо вязала носочек внуку. Постоянство времени гарантировало, что внук вскоре непременно женится на порядочной девушке и будет надевать бабушкины носочки, сидя у камина в кругу семьи.

Христианство в течение двадцати веков старательно, петля за петлей, вывязывало столетия, окрашенные в приятные и немаркие тона надежды на лучшее. Практика заглядывания за горизонт будущего всегда предполагала жгучее любопытство – как там будет житься, в сплошном счастии? Первые попытки такого заглядывания совершали еще античные язычники. Платон, например, советовал отдать власть философам, которые, имея в распоряжении прекрасное образование и мудрость, просто не могли скатиться до заносчивости и завышенных притязаний. В Средние века христианство окрашивало все мечты о будущем в яркие тона эсхатологии и ожидания второго пришествия Господня.

Иоахим Флорский ждал наступления эпохи Святого Духа со дня на день. Томас Мор поделил свою «Золотую книжечку о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия» на две части. В первой совершенно справедливо бичует деспотизм, разврат и жадность власть имущих, а во второй рисует странный гибрид Платона с Карлом Марксом. С одной стороны, жизнь в Утопии Мора основывалась на монархическом правлении, но с другой стороны, любая государственная должность занималась строго демократическим путем. Для черных работ имелись рабы, а прочие простаки в свободное от работы время предавались изучению греческой философии.   

Томмазо Кампанелла и вовсе договорился до отмены частной собственности, за что заслужил похвалу Ленина. Проект «Город Солнца» Кампанеллы был основан индийскими мудрецами, исходя из астрологических расчетов. Все в нем жили общиной и были свободны не только от частной собственности, но и от семьи и детей, воспитание которых брало на себя государство. План исправления человеческой породы и доведения ее до совершенства основывался на смеси евгеники и воспитания. Этот сомнительный брак Лысенко с Вавиловым принес, правда, свои плоды – рациональные принципы воспитания, по Компанелле, потом лягут в основу педагогической системы Яна Коменского.

Впрочем, от мечты до ее реализации всегда было далеко. За редкими исключениями, типа толстовства, никто не заставлял пейзан изучать Платона, отказываться от собственности и упражняться в демократии под руководством философа на троне. Благодаря этому историческому легкомыслию милейшая мисс Марпл в течение нескольких столетий вязала свой носок и была совершенно счастлива. Как вдруг все решительно переменилось. 

Скорость времени вдруг сделала резкий скачок на спидометре истории. А сама история беспомощно развела руками, как старый Фирс из чеховского «Вишневого сада», и сказала дребезжащим голосом: «Человека забыли!..  Что же это делается?», – размышляла мисс Марпл, греясь на солнышке в своем милом Мидлсаммере. Вокруг шли с молотка поместья, а местный лендлорд внезапно пересел со своего каурого Персифаля на красный «Роллс-ройс». Мисс Марпл и не догадывалась, что лет через пять нога ее внука в любовно связанном носочке будет бултыхаться в прибое Дюнкерка, окрашивая прозрачную морскую воду в неестественно алый цвет.

В итоге совершилось страшное. Несколько кровавых европейских войн заставили человечество перехватить инициативу у философов и приступить к немедленному практическому созданию идеальных обществ. С этого момента власти стали меняться со скоростью движения спиц мисс Марпл, а потом и вовсе начались чудеса. Собственность действительно отменили, правда, обошлись без греческой философии и астрологии. Общественные классы отменяться никак не хотели, но после того как их слегка придушили голодомором и расстрелами, все пошло легче.

Когда общие контуры идеала уже обозначились более или менее отчетливо, было приказано испытывать острые приступы счастья во время каждого завтрака, обеда и ужина. Так как обеды, завтраки и ужины случались довольно редко, население отнеслось к идее с большим энтузиазмом – как только выпадал шанс пообедать, все действительно были счастливы.

Потом почему-то общества, где счастья не было, решили завоевать общество, где счастье было. Наверное, из зависти. Из этого, правда, ничего не вышло, кроме того, что с той и с другой стороны придумали атомную бомбу. Она-то стала надежно охранять границы счастья с обеих сторон. Мисс Марпл не знала, что и думать, и в задумчивости продолжала вязать носки. Впрочем, оба ее внука уже покоились на кладбищах жертв войны за вселенское счастье.

Лично она, мисс Марпл, никакого счастья от всего этого безобразия не испытывала. Читая на досуге антиутопии, имевшие цель развенчать наличные социальные эксперименты, она только пугалась еще больше. В ее представлении разница между фантазиями антиутопистов и реальностью была небольшой, а правду и выдумку разделяло всего два шага или одна кнопка.

Когда объявили, что эксперимент со счастьем не получился и частная собственность возвращается, мисс Марпл оказалась не так глупа, чтобы радоваться. С частной собственностью или без – счастье все равно безнадежно ускользало из цепких рук общества. Внезапно мисс Марпл обнаружила, что больше никто не пишет ни утопий, ни их разоблачений. Человечество подошло к порогу понимания того, что все мечты сбылись и это никому не понравилось. Тут мисс Марпл тяжело вдохнула, собралась с силами и снова принялась за вязание носков. Ведь должен же был кто-то вернуть миру его настоящую, плотную шерстяную реальность?