Современное распространение трансгендерной практики, а проще говоря – оскопления лиц мужского пола, до сих пор не получило должного отражения в искусстве.
Отсутствует как образ оптимистического скопца (хотя, казалось бы, если операция не приносит счастья и радости, так зачем и скопиться), так и просто хоть какого-нибудь скопца (если не считать героя музыкальной комедии «Farinelli il castrato»). Искусство отстает от жизни. Это при том, что в изящной словесности есть две знаменитые поэмы, в которых трансгендерная практика отражена во всей своей сложной противоречивости.
Одна называется «Аттис» и принадлежит перу римского поэта Г.В. Катулла (87–54 годы до Р.Х., то есть времена Катилины, Цицерона и первого триумвирата). В ней рассказывается о юноше-трансгендере, у которого первоначальный энтузиазм –
«По морям промчался Аттис на летучем, легком челне,
Поспешил проворным бегом в ту ли глушь фригийских лесов,
В те ли дебри рощ дремучих, ко святым богини местам.
Подстрекаем буйной страстью, накатившей яростью пьян,
Оскопил он острым камнем молодое тело свое» –
сменяется унынием от осознания трансгендерной необратимости:
«И теперь мне стать служанкой, стать Кибелы верной рабой!
Стать Менадой, стать калекой, стать бесплодным, бедным скопцом!».
После чего феминистическая богиня-мать Кибела, заслышав сетования Аттиса, насылает на него льва, чтобы тот ужасным рыком прекратил ропот скопца:
«Поспеши, мой друг свирепый, в богохульца ужас всели!
Пусть, охвачен темным страхом, возвратится в дебри лесов
Тот безумец, тот несчастный, кто бежал от власти моей».
Через девятнадцать веков граф А.К. Толстой развил данную античную традицию, написав в 1864 году поэму «Бунт в Ватикане» – про то, как
«Взбунтовалися кастраты,
Входят в папины палаты:
«Отчего мы не женаты?
Чем мы виноваты?».
Первосвященник пытается их успокоить, указуя на необратимость операции по перемене пола:
«Эх, нелегкая пристала! –
Молвил папа с пьедестала, –
Уж коль с воза что упало,
Так пиши: пропало!
Эта вещь, – прибавил папа, –
Пропади хоть у Приапа,
Нет на это эскулапа,
Эта вещь – не шляпа!».
Трансгендеры, однако, продолжают роптать, и папа вынужден их устрашить, насылая на них вместо свирепых львов не менее свирепого военного министра Папской области Ф.К. Мероде. После чего
«Добрый папа на свободе
Вновь печется о народе,
А кастратам Де-Мероде
Молвит в этом роде:
«Погодите вы, злодеи!
Всех повешу за ... я!».
Папа ж рек, слегка краснея:
«Надо быть умнее!».
И конец настал всем спорам;
Прежний при дворе декорум,
И пищат кастраты хором
Вплоть ad finem seculorum!..».
Положим, либеральный граф писал свою поэму во второй половине XIX века, когда музыкальная кастрация, равно как и увечащие художества вообще, почитались пережитками варварства (см. написанный в то же время роман «Человек, который смеется»), но катулловский «Аттис» был написан на самом закате римской республики, когда всякие излишества нехорошие отнюдь не преследовались ни законом, ни общественным мнением. Уровень безумных цезарей I века по Р.Х. еще не был достигнут, но в общем-то нравы были на той же линии.
Собственно, и Нероновы опыты с трансгендерами римской публикой не слишком одобрялись. «Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной: он справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с приданым и с факелом, с великой пышностью ввел его в свой дом и жил с ним как с женой. Еще памятна чья-то удачная шутка: счастливы были бы люди, будь у Неронова отца такая жена! Этого Спора он одел, как императрицу, и в носилках возил его с собою и в Греции по собраниям и торжищам, то и дело его целуя» (Suet. 28) – эпизод явно не подавался историком, как пример прогрессивности и просвещенности Нерона.
Скопцы для чего-то были нужны – то для похоти, то ли для культа, но в качестве сугубого instrumentum vocale. Мнения самого говорящего орудия никто не спрашивал. В ряде случаев не спрашивают и теперь, когда в передовых странах скопят несовершеннолетних мальчиков, но, правда, объясняют общественности, сколь это хорошо и замечательно. В старинные эпохи такими объяснениями не заморачивались. «Надо – значит надо», а в напыщенных трансгендерных штудиях какая же нужда, когда «Чикнул раз – вот и вся штука».
Во времена поздней римской республики, не говоря уже о папстве XIX века, нравы, возможно, были пожестче, но по крайней мере оскопление людей не объявлялось новым достижением истинной цивилизации (за исключением секты «белых голубей», которую все согласно почитали изуверской), и в передовых университетах тому не учили. Таковы парадоксы старинного и нового скопчества.
|
