1 февраля 2019 года исполняется 135 лет со дня рождения Евгения Замятина (1884–1937), писателя, оставшегося в нашей памяти прежде всего своим романом-антиутопией «Мы» (1920).
После «Великого инквизитора» Достоевского это один из первых (возможно, действительно первый такого рода) опыт антиутопии, серьезно повлиявший на центральные романы этого жанра: «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли (1932) и «1984» Джорджа Оруэлла (1949). Заметим, если Оруэлл признавал замятинское первенство (прочитав роман «Мы» в 1944-м, когда им уже овладели образы его собственного романа), то Хаксли пользовался идеями Замятина, ничуть не афишируя свои заимствования...
С Замятиным и его романом связано несколько устойчивых мифов. В годы перестройки, когда роман был наконец опубликован в России и имя Замятина получило широкую известность, о нём говорили как об исключительно антисоветском, даже антисталинском демарше, странным образом забывая, что сам Замятин всю жизнь оставался убеждённым социалистом (член РСДРП с 1905 г.), а роман был написан в 1920 г., задолго до всякого сталинизма. (Время же действия романа унесено вперед на тысячу лет).
Если у писателя и были конфликты с советской властью, они, во всяком случае, никогда не доходили до жёсткой конфронтации. Писатель прожил вполне благополучную жизнь, многие годы проведя за границей, никогда не теряя при этом советского гражданства и не написав ни единой антисоветской строки (при этом у него немало едкой сатиры на английскую действительность).
Да, Замятина и его роман в СССР критиковали. Даже подвергали остракизму. Но не за прямой антисоветизм. Это был скорее вполне «каноничный» для того времени спор левых эсеров, отстаивающих интересы крестьянства и русской деревни, с большевистской идеологией «диктатуры пролетариата»...
В марте 1919 года Замятин вместе с другими сочувствующими левым эсерам писателями и художниками (А. Блок, С. Есенин, А. Ремизов, Р. В. Иванов-Разумник, К. Петров-Водкин) был даже арестован во время рабочих волнений в Петрограде, но скоро отпущен и прощён.
В романе Замятина мы находим отчётливые отголоски этих политических споров: двухсотлетняя «война города против деревни», предваряющая наступление эры «Единого Государства», идея «четвертой революции» (ср. третья революция анархистов и левых эсеров) и т.д...
Роман, конечно, был подозрителен («Единое Государство» под тотальной властью «Благодетеля», люди, одетые в единую униформу и наделенные номерами вместо имен, дома со стеклянными стенами, за которыми «Бюро Хранителей» наблюдает за частной жизнью населения, отсутствие семьи, которую заменили талоны на секс, и т.д.), но далеко и не явно антисоветским.
Тем не менее провокационные замятинские тезисы (последняя революция невозможна, как последнее число, или описания ритуальных казней, столь же провокативно связывающие далекое будущее человечества с его праисторическим прошлым) не могли, конечно, не испугать цензоров. В 1921 году писатель оказался даже под угрозой высылки. Впрочем, стараниями друзей тучи над ним скоро рассеялись.
В 1925 г. роман «Мы» вышел в Америке, что вновь вызвало раздражённую реакцию в СССР. В 1929 г. довольно уже измученный Замятин выходит из союза писателей (еще старого, дом-литераторского) и при ходатайстве Горького испрашивает у Сталина отпуска за границу. Сталин просьбу удовлетворяет.
За границей Замятин ведет себя, как мы уже говорили, образцово. А в 1934-м даже удостаивается чести стать членом сталинского Союза Писателей. Мирно скончавшись 10 марта 1937 года в Париже, Замятин был похоронен на парижском кладбище в Тье, избежав тем самым всех бурь культурно-политических войн этого непростого времени.
Итак, что же такое написал Замятин? Советский ли он писатель или антисоветский?
«Замятин вовсе и не думал избрать советский режим главной мишенью своей сатиры. Он писал еще при жизни Ленина и не мог иметь в виду сталинскую диктатуру, а условия в России в 1923 году были явно не такие, чтобы кто-то взбунтовался, считая, что жизнь становится слишком спокойной и благоустроенной», – писал Оруэлл в своей рецензии на роман Замятина (1946).
Думается, справедливо. Нерв романа был в другом, и, кажется, гораздо более современно звучащем: человек и машина, природа и организация, человеческая душа, способная любить, и холодный, пронизанный логикой разум. Окажется ли способен человек, вызвавший «демона техники», справиться с ним, или в конце концов сам подчинится ему? – таков вопрос Замятина, и, право же, в уже взявшем старт мировом соревновании за создание искусственного интеллекта звучит он более чем современно...
Самую убедительную версию подоплёки создания романа «Мы» высказывает, на наш взгляд, историк Юрий Жуков, по мнению которого роман стал ответом, аллюзией, памфлетом на технократическую утопию одного из лидеров Пролеткульта Гастева, не только поэта, но и создателя концепции «научной организации труда», основателя и директора Центрального института труда (ЦИТ).
Технократические титанические стихи в прозе Гастева (которые ценили В. Маяковский и В. Хлебников) дают нам представление о характере тогдашних пролетарских мечтаний... Воображению пролетарского поэта рисовались выведенные в космическое пространство «исполинские краны», подобные чудовищу «с глазами, с сердцем, с душой и помыслами» и с «металлической кровью», текущей по стальным жилам. Эти космические трактора-монстры сначала изменят орбиту Земли, а затем перестроят и всю Вселенную: «...Кругом закованный сталью земной шар будет котлом Вселенной, и когда, в наступлении трудового порыва, Земля не выдержит и разорвет стальную броню, она родит новых существ, имя которым уже не будет человек. Новорожденные... сразу двинут всю землю на новую орбиту, перемешают карту солнц и планет, создадут новые этажи над мирами. Сам мир будет новой машиной, где космос впервые найдет свое собственное сердце, свое биенье» (Гастев А. К. «Мы посягнули», Поэзия рабочего удара (пепринт. изд.). СПб., 2013, с. 21-22, с. 34).
Как раз в 1919 году Гостев опубликовал в журнале «Пролетарская культура» отрывки из своего утопического сочинения, в котором есть следующие строки:
«Человечество научилось обрабатывать вещи, наступила пора тщательной обработки человека»... «Вот это-та черта и сообщает пролетарской психологии поразительную анонимность, позволяющую квалифицировать отдельную пролетарскую единицу как А, В, С или как 325, 075 и 0 тип... Это значит, что в его психологии из края в край мира гуляют мощные грузные психологические потоки, для которых как будто уже нет миллиона голов, есть одна мировая голова. В дальнейшем эта тенденция незаметно создаст невозможность индивидуального мышления» (Гастев, 1919).
Понятно, какие чувства, прочитав это, мог испытать Замятин (один из создателей «Серапионовых братьев», литературной группы принципиально аполитичной и антипартийной). Очевидно, что именно гастевская идея-фикс и легла в основу замятинского романа, откровенно ее пародирующего. (Другой сатирической целью романа является, очевидно, культовый в свое время роман «Красная звезда» А. Богданова о строительстве социализма на Марсе. Неслучайно в центре его сюжета запуск космического корабля «Интеграл», который призван принести идеалы Единого Государства в другие миры и планеты).
Таким образом, роман Замятина есть ответ пролеткультовским и прочим революционным концепциям (вроде сексуальной «теории стакана воды») 20-х. Вот, вероятно, почему Сталин, чье имперское строительство также было своего рода обузданием утопических мечтаний 20-х, оказался так снисходителен к писателю.
Заметим также, что в свете грядущей поголовной цифровизации и наступления эры квантовых компьютеров безумные идеи Гастева и замятинские образы уже не кажутся нам столь уж утопичными: будущее всё более стремительно наступает, а чаемое прорабами глобализации «Единое Государство» уже сегодня имеет технологические возможности для тотального контроля каждого шага миллиардов своих потенциальных членов...
Так что же может ожидать нас завтра?
В 30-е годы американский банкир Берни Барух, в 1917–1918 гг. имевший фактически неограниченные диктаторские полномочия в военном правительстве Вильсона, любил повторять, что продлись мировая война еще год, он одел бы всё население Америки в единую униформу, унифицировав также пищевые наборы и проч. предметы первой необходимости.
Вот именно в свете подобных вопросов и ассоциаций роман Замятина становится снова нам интересен и начинает играть новыми красками...
Детей в школах мира Замятина обучают роботы; «нумера» едят пищу из нефти, ложатся спать и встают по звонку; их центры фантазии подавляются; иногда, по мере необходимости, их приносят в сакральную жертву духам машины... «Допотопные времена всевозможных Шекспиров и Достоевских ... прошли», – резюмирует герой романа Замятина, человечество будущего – это «счастливейшее среднее арифметическое»... Разве перед нами не идеальный мир современного мондиализма? Технократического будущего безликих оцифрованых граждан?
Что касается литературных достоинств замятинской прозы, то они, разумеется, спорны. Язык романа прямолинеен и сух, герои лишены сколько-нибудь большой глубины, сюжет вял и запутан. Корней Чуковский имел право заметить, сравнивая «Мы» с «Бесами», что «в одной строке Достоевского больше ума и гнева, чем во всём романе Замятина»...Однако тот же Оруэлл нашёл возможным поставить книгу Замятина выше Хаксли, увидев в ней более широкие обобщения: «интуитивное раскрытие иррациональной стороны тоталитаризма – жертвенности, жестокости как самоцели, обожания Вождя, наделенного божественными чертами...» (Оруэлл, 1946)...
Что ж, возможно. Заметим также, что Благодетель, Вождь замятинского романа – довольно серый, невзрачный, ничем не примечательный персонаж, ничем, в сущности, не отличающийся от прочих рабов системы Единого Государства...
Заметим, что и у самого Оруэлла немало аллюзий на современные ему общества США и Англии, особенно ярко являющиеся сегодня – та же тотальная власть идеологии и пропаганды, те же приметы современного глобального капитализма (общества, в сущности, столь же тоталитарного, что и побежденные им общества недавнего прошлого).
Роман Замятина, таким образом, можно смело назвать интуитивно точным попаданием в самый нерв мирового времени, времени, именно в нач. 1920-х вставшего на рельсы, которые привезли человечество в день сегодняшний... Откуда уже достаточно ясно ему открывается его завтрашний день.... Роман Замятина позволяет нам ещё раз взглянуть в эту свою зловещую возможность, взглянуть и, возможно, вовремя отшатнуться...
