В этом году на Восточном экономическом форуме пройдет презентация нового доклада клуба «Валдай» и телевизионные дебаты с участием основных авторов. Доклад называется сложно: «К Великому Океану – 6: люди, история, идеология, образование. Путь к себе».
В этот раз (а доклады серии «К Великому Океану» публикуются уже несколько лет) авторский коллектив поставил принципиально новую задачу. Раньше необходимость «поворота» и развития Дальнего Востока, его интеграции в экономическое пространство Азии нужно было доказывать при помощи рациональных выкладок, показывая в первую очередь экономические и геополитические вызовы и выгоды.
Сейчас «поворот» состоялся. В политике – тот же ВЭФ стал крупным международным событием. Все больше в экономике – заработали новые специальные режимы для инвестиций, территории опережающего развития. Но он не до конца состоялся в головах и информационном пространстве России. Поэтому новый валдайский доклад – об истории, культуре, цивилизационном единстве Дальнего Востока и остальной России. То, что пока это единство не очевидно, – очень большая проблема.
Например, с точки зрения медиа Дальний Восток остается обособленным от остальной России вне зависимости от наличия либо отсутствия реальных успехов в развитии дальневосточных территорий.
Если судить по «зеркалу СМИ», ни субсидированные перелеты, существенно удешевившие сообщение многих регионов ДВФО с остальной Россией, ни масштабные федеральные проекты, такие как «Дальневосточный гектар», ни развитие территорий опережающего развития пока что не способствуют восприятию Дальнего Востока как Востока России – Тихоокеанской России, от прочей страны отличающейся разве что близостью к Тихому океану. Востока страны, где протекает все та же, общая с остальной Россией жизнь.
Оставив в стороне освещение крупных общегосударственных и международных проектов (наилучший пример – подготовка к саммиту АТЭС, освещение которой было важным этапом, приближающим Дальний Восток к среднему российскому потребителю медиа), необходимо отметить, что в медиаязыке, которым описываются реалии Дальнего Востока для остальной России, традиционно превалируют консервативные подходы, часто не имеющие ничего общего с реальностью.
Во-первых, патерналистски-героический пафос – риторика преодоления трудностей развития Дальнего Востока с неизменной апелляцией к «материку», откуда либо осуществляется полное руководство процессами на территориях, либо – напротив, не проявляется должного интереса к происходящему.
Во-вторых, описательно-этнографический – из ряда «ух, смотрите, что здесь есть!». Это упор в первую очередь на экзотику – и, как следствие, отчужденность от прочей России того или иного дальневосточного явления, обстоятельства, артефакта либо их совокупности.
Отмечу, что оба стиля вполне традиционны, когда речь идет о представлении Дальнего Востока потребителям в остальной России – и уже в силу этого отказ от какого-либо из них был бы как минимум непродуктивным. При этом в отсутствии иных комплексных медиаподходов к освещению событий в этом регионе и четко продвигаемой идеологии общего для России дальневосточного проекта приходится признать, что с точки зрения медиапотребления Дальний Восток для подавляющей части остальной России в настоящее время находится в специфической культурно-идеологической позиции, которую уместно обозначить как «внутренний фронтир».
Кстати, такое восприятие практически совпадает с тем, как Дальний Восток видят из-за границы. Несколько лет назад бывший премьер Сингапура, ныне покойный Ли Кван Ю назвал Дальний Восток «последним фронтиром Евразии». Он, конечно, подразумевал под этим последнюю территорию, свободную от масштабного ресурсного освоения.
- Термин «Дальний Восток» изжил себя?
- Что делать с «лишними» людьми на Дальнем Востоке?
- Как нам правильно поделить Россию
Под внутренним же фронтиром следует понимать обширную территорию на востоке России, воспринимаемую как полностью присвоенную, частично освоенную и лишь в малой степени усвоенную в восприятии потребителей и производителей медиа большинства регионов России. Под присвоением имеется в виду интеграция в единую языковую, географическую и политическую систему страны.
В течение ХХ века процесс присвоения был полностью завершен; при смене государственных систем сколько-нибудь значимых обратных тенденций проявлено не было. Некоторым исключением в 1990-е могла являться единственная национальная республика ДВФО – Саха-Якутия, самый большой регион России, где в описываемое время были отмечены попытки к обособлению. Иногда весьма экзотические, как, например, принятый в 1999 году указ главы региона о признании английского языка рабочим на территории Якутии, иные схожие акты и события. Однако к настоящему времени ни о чем подобном говорить уже давно не приходится.
Говоря об освоении Дальнего Востока – и его частичном характере – прежде всего следует отметить масштаб включенности его регионов в социальные и экономические связи внутри РФ. Основные направления федеральной и региональной медиаповестки по Дальнему Востоку – «кладовая страны», «транзитные ворота страны», «поле экспериментов по экономическому развитию страны» и так далее. Очевидно, что при всей необходимости и очевидности подобных подходов в медиа подчеркивается экзотический для остальной России характер происходящего на Дальнем Востоке.
Что из всего этого следует?
К сожалению, следует малая степень усвоения дальневосточной проблематики за пределами регионов округа. Для нынешнего среднего потребителя медиа Дальний Восток далеко не всегда предстает тем, чем он является на самом деле – огромной территорией нашей общей страны, носителем живого социокультурного опыта, который предусматривает включение Дальнего Востока в индивидуальное и коллективное сознание – «это тоже мы».
Напротив: сегодня известная фраза В. И. Ленина «Владивосток далеко, но... это город-то нашенский», по наблюдению писателя В. О. Авченко, изменила полярность – «Город-то нашенский, но далеко».
Говоря проще, невзирая на любые политические, экономические и социальные достижения в регионе, Дальний Восток едва ли может стать полноценной частью России, обращенной к нашим партнерам на Востоке – до тех пор, пока в сознании российского медиапотребителя не будет преодолено его восприятие как «внутреннего фронтира». Поэтому в комплексе смысловых мер, призванных устранить этот культурно-идеологический разрыв, наиболее привлекательной видится внедрение в содержание СМИ всех уровней элементов идеологии «горизонтали общего дома».
Наиболее эффективный и наименее затратный путь – включение актуальной проблематики Дальнего Востока и Сибири как в федеральные, так и в региональные СМИ. В идеале любую публикацию региональных СМИ по проблематике ЖКХ, медицинского обеспечения, образования, культуры на местах и т. д. желательно оснащать примерами из других регионов с неизменным привлечением схожих практик из Сибири и Дальнего Востока.
Последовательное воплощение принципа «у нас в Рязани – так, в Мурманске – вот так, а в Благовещенске и в Кемерово дела обстоят вот таким образом» приведет к общефедеральной стандартизации внутренней проблематики – вне зависимости от того, в каком регионе проживает читатель. Что, соответственно, будет способствовать усвоению Дальнего Востока не как «внутреннего фронтира», а как, собственно, части России. Хотя, конечно, с безусловными климатическими, инфраструктурными и логистическими особенностями, но на уровне «это тоже мы». В конце концов, подобные или совсем другие особенности есть на Русском Севере или Северном Кавказе.
Последовательная деэкзотизация дальневосточной темы в сознании россиян нисколько не угрожает своеобразию восприятия Дальнего Востока для среднего потребителя российских медиа. Она просто добавляет к нему ощущение общего дома, необходимое для успешного осуществления поворота России – не только к Азии, но и к собственному Востоку. Среди полезных побочных эффектов «горизонтали общего дома» можно отметить рост естественной кооперации между региональными российскими медиа, работающими в данном стандарте.
Говоря проще, основной общей задачей российских СМИ всех уровней на дальневосточном «театре» должно стать «превращение Колымы в Кострому» – в сознании тех, кто читает об условной Колыме в условной Костроме. Сначала – на уровне осознания, затем – с выходом на уровень коллективного бессознательного тех, кто живет за пределами нынешнего «внутреннего фронтира». Владивосток – город нашенский. Точка.
