Недавнее решение президента «поручить Верховному суду... рассмотреть вопрос обоснованности введенного «законом Яровой» правового регулирования миссионерской деятельности» и выраженное им неодобрение запрета «Свидетелей Иеговы*» говорит об осознании на самом высшем уровне государственной власти ценности религиозной свободы.
Этому можно только порадоваться.
Огорчиться можно тому, что на уровне местных властей – и часто простых граждан – эта ценность остается непонятой. Наверное, о ней стоит кое-что сказать.
Конечно, можно указать на текущие события, которые сделали обращение к принципу свободы совести весьма актуальным – чрезвычайно грубое нарушение этого принципа в отношении Украинской православной церкви со стороны киевских властей и горячо поддерживающих их в этом отношении властей США. Дипломатическое и медийное противодействие давлению на церковь требует апелляции к общепризнанным в развитом мире соображениям религиозной свободы, а давление на религиозные меньшинства внутри самой России сильно подрывает ее позицию в этом вопросе.
Но есть и более глубокие, принципиальные причины, по которым нам следует защищать право своих сограждан верить (или не верить) так, как они сами сочтут правильным.
Часть этих причин носит внутриполитический, часть – внешнеполитический характер. Мы оказываемся перед вопросом о том, какое общество мы хотим для себя построить и какие принципы мы отстаиваем в мире.
Внутри страны религиозная свобода означает, что мы живем по закону. В Конституции написано, что у людей есть такое право – значит, оно должно соблюдаться. Ситуация, напоминающая советскую – когда конституционное право формально есть, но в реальности оно не соблюдается – является растлением закона. Она разрушает веру в то, что писаный закон может и должен определять нашу жизнь.
То, что формально религиозные меньшинства обвиняют в политическом экстремизме или еще каких-то грехах, ничего не меняет по существу – украинских священников дергают в СБУ не за веру как таковую, а за «разжигание розни» и «государственную измену». В 1937 году священников тоже расстреливали формально не за веру, а за «шпионаж в пользу Японии» и другие государственные преступления. Ситуация, когда людям формально вменяется одно, но со стороны ясно, что преследуют их за другое, – это послание обществу, что закон и утверждаемые им гарантии ничего не значат, и если на вас захотят наехать, найти формальный предлог будет проще простого.
Тут можно изображать лицом своим кирпич – как мы и видим это, например, у сторонников украинских властей – и говорить, что людей преследуют за конкретные преступления, а не за принадлежность к определенной религиозной общине. Но это будет попыткой обмануть самих себя. Если конституционные гарантии свободы вероисповедания соблюдаются, они должны соблюдаться в отношении всех.
- Религиовед прокомментировал высказывание Путина о «Свидетелях Иеговы»
- Одним судебным запретом покончить со «Свидетелями Иеговы» не удастся
- Российским сектам упростили жизнь
Непопулярные религиозные меньшинства тут играют роль канарейки в шахте, которую раньше брали в забой, потому что эта птица очень чувствительна к ядовитым газам, которые могут выделяться под землей, и ее состояние предупреждало шахтеров об опасности.
Разрушение конституционных гарантий (и законности вообще) начинается с подавления каких-то людей, которые нам обычно не нравятся и с которыми мы себя не отождествляем – например, с адептов странных и непонятных религиозных воззрений – но потом это разрушение бьет по всем.
Когда сектантам инкриминируют «проповедь религиозной исключительности», в том смысле, что они полагают веру своей общины исключительно истинной и спасительной, а другие воззрения критикуют как ложные, это превращает закон в кистень, которым можно ударить кого угодно.
Церковь тоже настаивает на исключительной истинности своего учения и обличает ереси, и получается, что государство не пришло за церковью не потому, что ее защищает закон, а просто потому, что в этот раз не захотело. Не говоря уже о том, что ситуация, когда одно и то же деяние вменяется в преступление одним, но (пока) не ставится в вину другим, разрушает само понятие законности.
Когда у граждан есть закрепленные в Конституции права, они далеко не всегда будут пользоваться этими правами так, как нам нравится. Они будут говорить вещи, с которыми мы категорически не согласны, и исповедовать причудливые ереси – но запретить им это, не разрушая права вообще, не получится. Как гражданин я хочу жить в государстве, где мои права гарантированы Конституцией – и я готов смириться с тем, что права гарантируются и людям, с которыми я не согласен.
Как православный христианин я научен церковью, что спасение требует свободного произволения самого человека и принудить к нему невозможно в принципе, так что делу церковной проповеди государственное насилие против сектантов может только навредить.
У религиозной свободы есть и важное внешнеполитическое измерение. Мы все привыкли к тому, что еще со времен СССР разговоры о свободе, в том числе религиозной, – это западная монополия и западный инструмент влияния.
Но все изменилось – историческая ситуация подталкивает глобалистскую элиту к сворачиванию свободы вероисповедания. Идеология, на которую она поставила, носит воинствующе антихристианский характер и полагает своей громко заявленной целью всяческое продвижение абортов и все более тяжелых извращений.Яркий символ этой идеологии – «Дезмонд Изумительный», 11-летний мальчик, исполняющий эротические танцы в Нью-Йоркском гей-клубе с одобрения прогрессивной общественности и при полном невмешательстве полиции. В рамках этой идеологии христиане (как и другие традиционные верующие), которые полагают, что брак – это союз между мужчиной и женщиной, а извращения не стоит поощрять, воспринимаются как «троглодиты», влияние которых должно быть подорвано.
Западные консерваторы, которые смотрят на такое развитие событий с понятным ужасом и отвращением, склонны симпатизировать России как влиятельной консервативной стране, где церкви строятся, а не сносятся или превращаются в дискотеки и магазины. Это может быть очень важным для России элементом «мягкой силы». Но эта возможность очень сильно подрывается сообщениями в англоязычной прессе о давлении на российских протестантов и сворачивании религиозной свободы в России вообще.
После слов президента мы можем надеяться на то, что это сворачивание прекратится. И это очень важно. И для положения дел внутри страны, и для ее возможностей отстаивать свои интересы за рубежом.
* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ
