Почти в любом творческом произведении можно найти признаки радикализма – в «Снегурочке», «Мальчише-Кибальчише», «Мцыри», «Войне и мире», «Евгении Онегине».
Хочешь выжить – строй Россию так, чтобы ее сакральность можно было локализовать среди любых религий
Тем более в любых религиозных текстах можно отыскать что-то экстремистское. Поэтому важно не что читают, а кто читает.
Не буду наивно рассуждать, что ислам категорически приятен и безопасен для России и его распространению нужно способствовать.
Назвался Россией – полезай в кузов, я бы сказал (а уж в том кузовке найдется «правильная» заточка, закаленная на щедром пламени религий, чтобы сунуть России в бок).
Поэтому хочешь выжить – строй Россию так, чтобы ее сакральность можно было локализовать среди любых религий – как раньше СССР можно было увязывать с любыми географическими контурами.
Но сейчас история не про страны, а про людей.
Недавно в нашем дворе работал таджикский дворник – приветливый мужчина в годах, который был вполне дружелюбным и коммуникабельным (и для этого в мужских разговорах, прежде всего, выучился использовать табуированную лексику).
#{image=940095}Конечно, по нашей славной русской традиции (а гены с многовековой борьбой против ислама не отменить... а у меня еще и папа сидел в горах Кавказа, гоняясь за исламскими интербригадами) где-то просыпалось подозрение, что в нужный момент вместо дружелюбия появится известный по сценариям многовекового сюжета кинжал, приставленный к горлу, и закономерно следующая «секир-башка»... но это архаичное, дремучее чувство я нещадно искореняю много лет).
Дворник нам всем нравился, я с ним здоровался, но по нашей славной русской традиции за несколько лет не удосужился узнать его имя (в оправдание могу сказать, что даже имена соседей по лестничной клетке я не знаю).
И вот он куда-то перевелся, и в наших семейных разговорах ни разу не блеснула искорка: «А что дворник наш, как его зовут? Теперь не работает? А где? А почему?».
По нашей славной русской традиции дела нам до этого не было (а человек-то пожилой – мало ли что).
Прошло уже примерно три года.
По нашей славной интернет-традиции за это время можно забыть не только национальность человека, его имя, аккаунт, цвет кожи, но и сам факт его пребывания в мире.
И вот мне встречается этот дворник. Мы пожимаем руки, чего раньше никогда не делали (повторяю, мы только здоровались; прежде ни он, ни я не оказывали каких-либо услуг, о которых можно было вспомнить, и не говорили о чем-то, чего нельзя описать словом «Привет»).
И тут таджик проводит коварнейшую атаку. На мой полуутвердительный вопрос:
– Как дела? Все нормально? Работаете? (мужчина пожилой, поэтому мы на «вы», и вопрос о работе не столь уж бестактен).
Отвечает:
– Конечно! У вас все хорошо? Как там Артем, Юра? Как учатся?
Это имена моих детей. Он помнит их спустя почти три года.
– Все хорошо. Спасибо. Бездельники они, – отвечаю. – А ваши?
– Их шесть у меня. Все хорошо, – отвечает таджик. – Старший же со мной работал, вы, наверное, помните?
Я киваю головой. По нашей славной русской традиции я ничего не помню.
– Нашел другую работу.
– Отлично, – говорю я, и мы быстренько прощаемся. Имени его я так и не узнал.
С праздником, человек, имени которого я не знаю.
Я уже не жду, что когда «придет твой час», по сценариям многовекового сюжета я должен бояться (твоего) кинжала, приставленного к горлу.
По нашей славной традиции я усердно работаю над искоренением дремучего ощущения всеобщего коварства по отношению к нашей нации.
И это, наверное, единственный подарок, который я могу передать.
Источник: Блог Владислава Булахтина
