В минувшее воскресенье церковь снова отмечала память святых благоверных князя Петра и княгини Февронии, ставших в России покровителями брака.
Да и мало ли таковых святых, последовавших примеру Иосифа Прекрасного, оставившего одежду в руках похотливой фараоницы, в наших святцах...
В связи с тем что день памяти этих святых, объявленный Днем семьи, совпадает с Петровским постом, а многие верующие хотели бы венчаться сами или повенчать детей именно в этот день (что в пост невозможно), Священный синод установил второе празднование – в память о перенесении их мощей, состоявшемся в 1992 году. Послание патриарха об этом было оглашено во всех храмах.
Эта заметка, так получилось, родилась благодаря вот этому второму Дню семьи, из размышлений о тайне любви и из записей, сделанных когда-то мною в «Живом журнале», который одно время действительно был для меня чем-то вроде записной книжки, отражающей живое, сиюминутное...
Как-то в храме подошла ко мне юная женщина, по виду – девчонка совсем, и с искренним негодованием и недоумением вопросила:
– Вот объясните, почему мы с мужем не можем заниматься открытым сексом?!!
– Открытым – это как? – озадаченно спросил я. – Днем на улице, что ли?
– Да нет! Почему запрещается открыто этим заниматься – как нам хочется, какими хочешь способами, во всяких позах – и получать удовольствие?!! И почему нам нельзя получать иногда это удовольствие, например, вместе с друзьями – втроем, вчетвером? Вот я решила подготовиться к исповеди, читаю книжку про грехи, и там написано, что все это – грех...
Честное слово, я смутился и не знал, как толком ответить, мямлил какие-то невнятные глаголы о грехе и добродетели... И вскоре смолк. Не сам предмет вопроса меня смутил.
Меня смутили глаза девушки: абсолютно искренние, наивные, предельно однозначные, прозрачные настолько, что вся ее небольшая душа видна до дна. Острое чувство сковало мне хризостомный язык: чувство, что, чего бы я ей сейчас об этом христианского ни сказал, она совершенно реально и честно меня не поймет.
Скажете: искушение, надо было усиленно помолиться и обратить-таки грешницу к покаянию, найти слова и прочее... Может, и так.
Но вот позже я вспомнил эпизод из книги про старца Силуана, который нередко припоминается мне по разным поводам... Там о. Софроний, автор книги и сотаинник преп. Силуана, рассказывал, как он одно время на Афоне нес послушание духовника братии. Пришел к нему один монах, попросил совета; о. Софроний долго его наставлял.
А какое-то время спустя встретил старца Силуана и поделился с ним: вот, мол, на такой-то вопрос я сказал брату так и так, но правильно ли сказал? И старец ответил: ты сказал все абсолютно верно. Но это – не его мера.
Складывается впечатление, что для нас, современных грешников, одна из самых неприемлемых добродетелей – целомудрие (не говорю даже о высшем понимании этого слова как цельности всего духовно-телесного состава преображенного во Христе человека, но даже хоть и в том смысле, какой в быту чаще всего имеем в виду)... Даже упоминание о, например, смирении, послушании или посте не вызывает порой столько неприятия, раздражения, насмешек, попросту непонимания, как упоминание о целомудрии и девственности. И непременно прилепят к нему эпитеты – «ложное», «ханжеское» и так далее.
Был как-то свидетелем, как разгорелись в одном разговоре нешуточные страсти, в таком вот раздраженном тоне, вокруг житий святых – мученика Философа, юноши, которого пытались лишить девственности, связали и пустили на него опытную шлюху: когда она всякими способами стала его разжигать и он понял, что дело худо, он откусил себе язык и плюнул ей в лицо...
И еще – св. благоверного князя Феодора Ярославича, это старший брат Александра Невского. Его решили женить – а он помер в день свадьбы, оставшись девственником, и через много лет тело его обрели нетленным (спорщики-хулители почему-то считали важным аргументом (чего?!), что сему святому нет службы в Минее, ну и расхожие речи о «деканонизации лишних святых» тут же слышались)...
Да и мало ли таковых святых, последовавших примеру Иосифа Прекрасного, оставившего одежду в руках похотливой фараоницы, в наших святцах...
Отчего же нам с вами бывает так трудно понять, в чем мистическая христианская тайна целомудрия? Отчего мы возмущаемся словами святых, что целомудрие необходимо и для семейных людей, не только для монахов? Да и не представляем, что это вообще такое?..
Среди прочего, думаю, есть одно очень простое и печальное соображение: потому что мы-то сами – не «человечество» вообще, а вот лично и конкретно я, ты, он, она – это целомудрие, в сердце, прежде всего, во многом утратили.
«Целомудрие – для семейных людей»... Прошу понять меня правильно: я вовсе не намерен говорить о том, чем мужчине и женщине следует заниматься в постели, чем – нет, сего да не буди.
Церковь, слава Богу, не Большой Брат из романа Оруэлла и с указаниями и наставлениями в постель к двоим не лезет (это действительно так, несмотря на печальные примеры действий иных священников, каковых примеров негодующий читатель мог бы, увы, привести немало). Я размышляю о другом – о внутреннем устроении сердца человеческого.
О том, что при всем разнообразии всего, что двое делают друг с другом в постели, без целомудрия им при этом не обойтись. Да, мы с вами, грешные и немощные дети века сего, толком не знаем, что такое целомудрие, это, как уже сказано, «не наша мера», но знаем, что такое нецеломудрие. Это, как видится мне, крайняя степень эгоизма, самости в любви, одно гипертрофированное «я хочу».
Эта самость замыкает человека в себе, как в тюремной камере, из которой постепенно улетучивается налет сладострастного удовольствия от полученного и которая взамен наполняется фобиями, мнимостями, унынием, депрессиями, ревностью и прочими демоническими призраками, которые уродуют, калечат любовь, лишают ее – радости.
А добродетель целомудрия, как и всякая добродетель, видится мне прежде всего радостной, райской. Не бесполой – но райской, предназначенной для жизни не одноразовой, но вечной.
И выход из этой тюрьмы видится только один – вверх, в небо. Впустить в отношения двоих – Бога, не прятаться от Него, как некогда прятались согрешившие Адам и Ева. Звучит, может быть, выспренно – но как точнее сказать, я не знаю.
Иначе: о наличии радости целомудрия и о подлинности и полноте любви говорят много признаков. И один из них мне видится таким: если двое в постели не могут от всего сердца и искренне сказать: «Христос посреди нас», – значит, что-то с их любовью не так.
Прошу простить меня за некоторую сумбурность непричесанно изложенных мыслей. И за то, что, наверное, кого-то задел за живое – коли задето живое, значит, вопрос важен.
Этот вопрос, дорогие читающие, оставляет открытой возможность вашего отклика на сказанное мною – как на страницах «Правмира», так и иными способами, которые предоставляет нам интернет.
Источник: Журнал «Православие и мир»
