Я не думал, что могу узнать что-то принципиально новое о масштабах северокорейского тоталитаризма, но тщательно зафиксированные тамошней пропагандистской машиной народные плачи по покойному Ким Чен Иру все же потрясают воображение. Можно уже не спрашивать корееведов о валовом продукте, степени свобод и особенностях внешней политики. Бьющаяся в истерике нация – вот главный продукт и главный итог правления лежащего в стеклянном гробу карлика. Пишут, что в Корее начались самоубийства. Все это характерно для жертв насилия, но многие ли думают сейчас о том, как избавить несчастный народ от той постыдной и болезненной зависимости, в которую он попал?
Бьющаяся в истерике нация – вот главный продукт и главный итог правления лежащего в стеклянном гробу карлика
В наше время обвинения в тирании утратили однозначность. Претензии можно предъявить любому национальному лидеру, на чьих руках кровь, то есть почти каждому. Тем не менее, этот вопрос не становится вовсе нерешаемым. Худший вид тирании – когда порабощают души. Ничего нет более страшного, чем люди, оправдывающие своих насильников, рыдающие по убийцам своих родных. Из этого и надо исходить.
Киноиндустрия, годами оттачивая искусство воздействия на зрителя, давно открыла для себя, что самый сильный страх вызывает не физическое уничтожение человека, а исчезновение человеческого при сохранении внешней оболочки. Бродячим сюжетом фильмов ужасов стало превращение друзей, сослуживцев или родных главного героя в злых оборотней. Человек, даже самый слабый, может сопротивляться злу, но когда оно, обойдя защиту, хитростью займет крепость изнутри, сопротивляться не сможет и самый сильный. Голод способен истощить человека, бомбежки – уничтожить, но даже умирая, он остается человеком. Если же забирают его душу, он превращается в живого оборотня.
Некоторые из нас застали еще времена, когда государство, уничтожая людей, не довольствовалось этим, а додавливало родственников своих жертв, добиваясь от них отказа от того, что они считали добром, и согласия с тем, что прежде было для них абсолютным злом. Не всегда, но очень часто власть добивалась силой этой искренней любви и радовалась превращению людей в нравственных калек, в сторожевых псов, готовых забыть себя и умереть за хозяина.
#{image=586660}Жизнь можно прожить по-разному, она всегда шире любых наших представлений о ней. Главное, что у нас есть – это право выбора. Реальный выбор может быть сколь угодно сужен, иной раз он становится совсем неразличимым, но даже тогда у нас остается последнее – сама способность выбирать между добром и злом. Человек вправе решить, нужна ему свобода или нет, но прокляты те, кто лишает его этого выбора. Можно простить убийцу, но не такого, который заставил любить себя за совершенные убийства, который принес часть народа в жертву и сделал уцелевших соучастниками своего преступления, который и после смерти заставил жен и матерей оплакивать себя, а не убитых по его же приказу мужей и детей.
Источник: Блог Михаила Соломатина
